8. Первая секунда

8. Первая секунда

Сознание возвращалось медленно и неохотно, не желая выпускать своего обладателя из объятий сна. Словно не желало реальности. Словно подозревало, что ничего лучшего за его пределами просто нет.

Дик неоднократно просыпался, но не успевал открыть глаза, как тут же вновь погружался в забытье, а к следующему пробуждению совершенно не помнил, чем это забытье было наполнено. Он не чувствовал усталости или боли, измождения или желания умереть. Ему просто хотелось спать — как после сытного обеда. И, так как ему никто и ничто не мешало, ему хотелось спать так вечно. Пока не наступит рассвет.

Но время шло (хотя с какой скоростью — Дик не знал), а мир за плотно захлопнутыми веками оставался тёмным. Сладкая истома же медленно шла на спад, уступая место позывам на голод, жажду и, более всего, мочеиспускание. С усилием, словно лицо его обмакнули в густой клей, Дик наконец открыл глаза.

Ничего не изменилось. Тьма осталась тьмой.

Причём тьмой настолько непроглядной, что Дик не сразу и понял, что проснулся, приняв тьму за очередной провал в небытие. Несколько минут он лежал так, ничего не соображая, затем, будто кто-то дал ему пощёчину, резко сунул руку под подушку. Но телефона, обыкновенно положенного туда с вечера, там не нашлось.

Собственно, и подушка не была подушкой. На ощупь это больше напоминало груду каких-то тряпок. Дик потянул руку к выключателю, но на стене справа его не нашлось. Как не нашлось и самой стены.

Какой стены? С чего он взял, что там должны быть стена и выключатель? Какую комнату пытались вспомнить его инстинктивные движения?

Он схватился за голову. Не потому, что она болела, а всего лишь в жалкой попытке собрать руками то, что не удавалось собрать усилием воли.

Его захлестнуло оно — безвременье. Он помнил всё, но не помнил, что за чем следует. Не существовало никакого «вчера». Был лишь набор кусочков, фрагментов — вся его жизнь, скомканная, путаная и одновременно до ужаса однообразная, и из какого именно фрагмента Дика выдернули, чтобы поместить сюда, было совершенно непонятно.

Он был в одних трусах. Что, впрочем, немудрено, если он лёг спать.

Но ложился ли?

Перебирая тряпки, Дик услышал, как что-то звякнуло. Пряжка ремня с бляхой. Ещё момент — бахромчатый край козырька старой, заношенной бейсболки. Вышитое и выпуклое «C-A-M-E-L» на фасаде. Его одежда. Дик пошарил по карманам, но мобильника не оказалось и там. Он даже не знал, какую модель ищет. Пачка сигарет. Какой-то марки. Уже что-то. Но ни зажигалки, ни спичек, чтобы помочь осветить тьму.

Отбросив вещи, Дик провёл руками по собственному телу. Оно было влажным, даже мокрым, будто после душа. Но запах явственно давал понять, что это не вода.

И лишь тогда Дик ощутил стоящую вокруг жару. Словно возле огромной печи с открытой дверцей. И сухость во рту. Он попробовал заговорить, но издал лишь слабый хрип.

Он резко поднялся с кровати (лежанки?) и встал во весь рост. Вернее, попытался.

В голове что-то лопнуло, перед внутренним взором поплыли яркие фосфорические пятна. Это был удар о низкий потолок.

Когда боль немного поутихла, он осторожно сделал новую попытку, вытянув одну руку вверх. Его ладонь нащупала нечто гладкое, но бугристое, похожее на неровно застывшую смолу. В среднем потолок был ниже его роста примерно на полголовы.

Прикрыв на всякий случай одной рукой глаза и вытянув перед собой другую, Дик медленно ступил вперёд. Несколько шагов — и ладонь упёрлась в стену, такую же неровную и скользкую, как потолок. Идя вдоль и продолжая ощупывать стену, он заметил, как она плавно закругляется, не образуя углов. Да, комната была круглой и пустой, за исключением кровати в центре. И без единого намёка на дверь или окно.

У Дика перехватило дыхание. В ушах зазвенело. Он попытался сделать несколько глотательных движений, но слюны для этого не хватило.

Он ещё раз обошёл помещение, ощупывая каждый дюйм стен и потолка. Затем долго ползал по полу, пытаясь и на нём найти что-нибудь, но не нашёл даже пыли. Тогда он снова уселся на кровать.

Где он? И что, чёрт возьми, случилось?

Напоминает подвал. Дик вспомнил, как, повзрослев, дважды в год помогал отцу чистить ледник: внизу, елё освещённый тусклой лампочкой, отец лопатой набирал осыпавшийся грунт в ведро, подвешивал его на крюк и кричал «Вира!», после чего Дик начинал усердно крутить рукоять подъёмного блока, приближая груз к себе. Когда грунт заканчивался, он спускал туда несколько вёдер с водой, после чего сам нисходил по длинной железной вертикальной лестнице в куполообразную яму, очень похожую на его нынешнее обиталище. И тогда вдвоём с отцом они начинали «глазировку» – брали щётки от швабр и обрызгивали с их помощью стены подвала водой, после чего те становились гладкими, как смола, и искрились инеем…

Но здесь жарко. Просто чертовски жарко. Что это – подвал в глубокой шахте?

— Эй! — наконец сглотнув, крикнул Дик. — Э-эй! Ау!

Тишина.

Так. Надо успокоиться. Надо подумать.

Прекрасно сознавая, что скоро ему придётся мириться с отвратительным запахом, но не имея альтернативы, Дик подошёл к стене и с неимоверным облегчением помочился на неё. Слава богу, по-большому пока не хотелось. Этот простой акт почему-то значительно улучшил его настроение. Он снова сел на кровать, достал сигарету и, сунув её в рот, начал перекатывать из одного угла рта в другой.

Итак, это тюрьма. Значит, кто-то его в неё заточил.

Нет, если в тюрьме не подают обеда и нет туалета — это не тюрьма. Это могила.

Но к чему такие сложности? Не проще ли пулю в голову?

Значит, его убийца – садист. Допустим, он ему сильно насолил. Знать бы ещё – кому… Но чтобы запереть Дика здесь — нужно было его сначала сюда поместить. Дав ему дозу снотворного, граничащую со смертельной, чтобы он не почувствовал ничего — ни то, как его переносят, ни как раздевают, ни как заливают со всех сторон этим непонятным скользким материалом.

Да что же случилось вчера… или когда-то там…