А душа моя жить будет вечно...

А душа моя жить будет вечно...

Перед тем, как меня не стало, моим близким были знамения. Да и сам  я на подсознательном уровне чувствовал, что грядет что-то страшное. Но, как и большинство парней моего возраста, я прогонял эти мысли прочь, сочтя свою интуицию за банальную мнительность. И это было моей роковой ошибкой.

Мой первый день в этом мире был девятнадцатого октября тысяча девятьсот девяносто второго года, мой последний день настал семнадцатого июня две тысячи пятнадцатого. Мне было всего двадцать два. За это время, что было мне отведено, я так и не смог определиться каким же человеком должен быть. Судьба мотыляла меня из стороны в сторону, порой даже не давая "встать". Я искал свое место в этом мире, но так и не сумел его найти.

Не смотря на все знамения, смерть подкралась ко мне внезапно. И, как со многими неожиданно умершими бывает, я не сразу понял, что мертв. Моя душа словно потерялась и блуждала между двумя мирами.  Я все так же возвращался домой, в привычные для меня стены, и никак не мог понять, почему моя мама и младшая сестренка постоянно плачут. Я звал их, кричал до хрипоты их имена, но они меня не слышали. И лишь моя маленькая племянница, которой от роду не было и года, не сводила с меня взгляд. Она видела и слышала меня, а порой даже улыбалась мне.

Я то исчезал в непонятную мне неизвестность, то, словно магнитом меня вытягивало оттуда, и я вновь оказывался у себя дома, среди моей любимой семьи. Мне все никак не удавалось понять, где я, и что все время со мной происходит. Даже на своих похоронах ко мне не пришло осознание того, что я умер. Я отчетливо видел гроб, но лицо человека, лежавшего в нем, было размыто. И как бы я не старался сфокусировать свое зрение, чтобы разглядеть его, у меня ничего не получалось. 

Если бы кто знал, как это тяжело смотреть на слезы своей любимой матери, но не иметь возможности утешить ее. Я наблюдал за ней со спины, когда она просматривала наши детские фотографии. Слезы непрестанно лились с ее глаз. Раньше я никогда не видел ее такой. Я стал гладить ее по плечу, пытаясь хоть как-то утешить, но она словно не ощущала моего присутствия. И это меня злило. Однажды я настолько взбесился из-за того, что меня никто не видит и не слышит, что смог рукой толкнуть коробку, стоящую на шкафу. Она с грохотом рухнула на пол. На этот шум прибежала моя сестренка.

— Саша..., — слетело с ее губ мое имя.

— Да! Да! — завопил я от радости, — Я здесь! Ты слышишь меня?

Но она, ничего мне не ответив, лишь расплакалась и стала собирать с полу выпавшую из коробки мелочевку. Мое мимолетное счастье унесло легким дуновением ветерка, в принципе, как и меня самого.

Открыв глаза, я понял, что оказался за тысячи километров от дома, рядом с моим старшим братом. Как же давно я его не видел. Он лежал на диване, глядя в одну точку, и плакал. Впервые я увидел, как мой старший брат плачет. Это так на него не похоже. Я думал, он с каменным сердцем, вызвать чувство сострадания у него казалось мне невозможным. Но что-то случилось... страшное и до сих пор мне не понятное. И так хочется спросить, ну почему вы все плачете, вот только не слышит меня никто. Как только я попытался прикоснуться к плечу брата, меня вновь унесло потоком ветра.

Меня словно разрывало на части: сначала я был с мамой и сестренкой, а через секунду уже смотрел на своего отца. Я еще даже не успел понять, что произошло, как я очутился уже в квартире у бабушки. А порой я попадал в нечто темное, непонятное, в место, где не было ни времени, ни пространства.

В скором времени мой старший брат со своей семьей приехал до мамы. Я так ждал их. Впервые я увидел своего племянника, носящего такое же имя, как у меня. В моей голове все никак не могло уложиться, почему на меня обращают внимание лишь дети? Я счастливый дядя трех маленьких крох. Самой старшей из них три года, среднему полтора, а младшей всего четыре месяца. Они - самые прелестные существа, которых я видел.

Я не раз задавался вопросом "почему до меня никому нет дела?", и никак не мог найти на него ответ. Я даже не мог себе представить, что меня просто уже не было среди живых. Может, потому я так долго не верил в свою смерть, что не такой ее представлял.
Все прояснилось для меня случайно. Неведомой силой меня затянуло в сон жены моего брата. Я с ней и своей сестрой играл в догонялки у нас дома. Лучи яркого летнего солнца пробивались через едва приоткрытые шторы, по дому витал запах маминой выпечки и слышен был звонкий смех сестры и невестки. Они догоняли меня, а я старался бежать как можно быстрее. Но в коридоре мне резко стало плохо, весь воздух вдруг куда-то исчез, а в груди появилась нестерпимая боль. Схватившись за сердце я медленно стал сползать по стенке на пол. Они подбежали ко мне. Их лица были полны испуга и растерянности. Невестка пыталась сделать мне массаж сердца, сестренка громко орала, чтобы вызвали скорую. Концовку этого сна я так и не узнал, потому что меня вновь унесло в другую реальность. Я оказался абсолютно один в беспробудной тьме, где не было слышно ни звука. Я не знаю, сколько времени я здесь провел до того момента, пока темнота не рассеялась. Моему взору предстал небольшой порт, в котором стояла пришвартованная яхта средних размеров. Я увидел, как сестра с невесткой поднимаются на борт, и решил к ним присоединиться. Когда мне удалось их догнать, я заметил, как резко погрустнели их лица.

— Может еще раз сыграем? — предложил я.

Они переглянулись и какое-то время молчали.

— Саша, — сказала невестка и положила мне руку на грудь, — ты же умер.