Аберрация

Аберрация

На первый урок я опоздал. Самое обидное, что это было неправильное опоздание, нечестное. Я чуть ли не каждый день проверяю часы, когда по телику идут всякие новости, где перед началом точное время показывают. Папа вообще говорит, что я пунктуален не по возрасту, а мама с улыбкой добавляет: «Интересно, в кого?» В общем, на моих точных часах было еще без двух минут девять, а звонок уже прозвенел. Видимо, гардеробщица баба Маша, которая отвечает и за звонки тоже, свои часы проверяет куда реже, чем я.

Евгения Михайловна, «англичанка», мне ничего не сказала, только головой покачала. А чего качать? Лучше бы на часы посмотрела, если они у нее, конечно, не по бабы Машиным сверяются. Зато Ксюха не только головой – она всеми частями тела одновременно завертела, меня увидев. И такое возмущение в ее глазах сверкало, будто я преступление совершил, придя на урок через полторы минуты после звонка. Впрочем, странно, конечно. Ксюха – девчонка классная. Недаром мы с ней с первого класса дружим. Она и по силе многих парней из нашего класса круче, и за словом в карман не лезет. Иногда такое отмочит – только держись! Поэтому ее мальчишки уважают. А может, боятся. Только не я. Мы ведь с Ксюхой друзья. Настоящие! Все это знают и никто над нами с противными улыбочками не подшучивает. Поначалу случалось, конечно… Но я ведь сказал уже, какая она, Ксюха. В общем, шутить с ней желающих мало. Разве лишь мне это прощается. Но я – дело другое. Я ж говорю: друзья мы с Ксюхой. Настоящие друзья. Жаль только, что рассадили нас с ней почти сразу, в том же еще первом классе. Потому что слушать учителей нам было некогда – мы друг друга слушали. А когда нам делали замечания, мы продолжали «болтать» письменно, на листочках, а иногда, забывшись, и прямо в тетрадках. Вот после того как нашу «переписку» Тамара Петровна (это наша первая учительница), проверяя тетради, увидела, нас и рассадили.

К чему я все это рассказываю? А к тому, что, во-первых, Ксюха совсем не такая, чтобы опозданием на урок возмущаться (сама, что ли, не опаздывала?), а во-вторых, если уж она так себя ведет, то на это наверняка есть причины. И возмущалась она сейчас, конечно же, не из-за того, что я на урок опоздал, а потому, скорее всего, что рассказать мне что-то хотела, а я ее этой возможности лишил. Так что урок английского прошел для меня даром; я размышлял не над временами глаголов, а над тем, что же за новости у моей подруги.

Едва прозвенел звонок, Ксюха уже подпрыгивала возле моего стола.

– Звонок для учителя! – сдвинула брови Евгения Михайловна, и Ксюха, едва не свалив меня на пол, села на край моего стула, сделав невинное личико. «Англичанка» покачала головой, но ничего не сказала. Вернее, сказала, но обращаясь уже ко всем: – Урок окончен.

И вот теперь-то я все же оказался на полу, так пихнула меня распираемая новостью Ксюха.

– Ты где вчера был?! – зарычала она, бешено вращая глазами. – Я тебе весь вечер звонила!

– Где, где!.. – заворчал я, выбираясь из-под стола. – Мы к тете Вале ходили, у нее день рождения был.

– К тете Вале! – закатила глаза Ксюха. Можно подумать, я сказал ей, что ходил в филармонию на концерт скрипачей. – А когда ты себе мобильник заведешь? Тебе ведь и мама твоя сколько раз предлагала!

– Когда надо будет, тогда и заведу, – буркнул я, отряхивая брюки. Вообще-то, злился я зря – мобильник на самом деле штука довольно полезная. Но мне почему-то не хотелось его иметь. Наверное потому, что я вообще не люблю, когда меня отвлекают. А тут бы вообще спасения нигде и ни от кого не было. Разве что выключенным его все время носить, а включать лишь, когда самому позвонить надо. Но это, во-первых, не совсем честно, а во-вторых, мама бы стала паниковать, когда не смогла бы до меня дозвониться. А звонить бы она стало часто, потому что всегда за меня волнуется. Так что ну его, этот мобильник!

– Пошли, – вцепилась в мой рукав Ксюха и потащила меня из класса. В коридорах и рекреациях мы так и не смогли найти свободного от чужих ушей местечка, а потому вышли на улицу, где сентябрьское солнышко припекало почти что по-летнему.

– Ну, – освободил я рукав от Ксюхиных пальцев, – что там у тебя?

Ксюха, все еще немного дуясь, фыркнула:

– А вот не скажу!.. – Но тут же, восторженно вспыхнув, подпрыгнула и затараторила: – Ты не поверишь! Ты не поверишь! Ты не поверишь!

Забыл сказать, у Ксюхи есть одна невероятная особенность: она никогда не врет. Во всяком случае, мне. Поэтому я сразу остановил ее:

– Поверю. – И предложил: – Давай сядем, ты успокоишься и все мне подробно расскажешь.

Мы, словно птички, уселись на ограду возле школьного сквера, но Ксюха не выдержала и тут же вскочила.

– Мы ходили вчера в лес, – начала она вполне спокойно. Но спокойствия хватило на эту лишь первую фразу. Дальше из нее посыпалось следующее: – Там башня! Там заяц!.. Мы собирали грибы, я отошла, чтобы… ну, неважно… а там заяц! Нет, сначала мне было страшно, но я все равно пошла. А потом выскочил заяц. Он говорит: «Нельзя!», а я не послушалась…

– Постой, – не удержался я. – Кто говорит? Заяц?