Афганский вальс

Часть первая. Алиса Васильева. Глава первая

«Белый танец

Белый танец

Как же это?

Так не честно…»

Я стояла у распахнутого настежь окна и надеялась, что майский ветер успеет высушить недавно вымытые волосы.

Как всегда, на этих словах припева песни, у меня выступили слёзы на глазах. Слёзы обиды на несправедливость судьбы.

«Где ты русский мой афганец?

Ждет тебя твоя невеста…»

Продолжал рвать душу на части голос певицы.

Я сглотнула вязкий комок, подкативший к горлу, и услышала, как хлопнула входная дверь квартиры. Подумала:

«Мама пришла», - и тотчас вздрогнула от ора, ударившего в спину:

- Да выруби ты уже эту тягомотину! Сколько можно?!

Мама была права. Старый двухкасетник с трудом прокручивал зажеванную плёнку, от чего голос певицы становился еще более заунывным и печальным.

- Сколько можно дурью маяться?! – не унималась родительница. – Одно и то же изо дня в день! Лучше пойди и помоги матери сумки разобрать!

- Сейчас, мам, - я нажала клавишу, выключавшую магнитофон, и отправилась выполнять то, о чем попросили. Или приказали?

Мама стояла, опершись рукой о дверной косяк. Раскрасневшееся лицо и запах креплёного вина напомнили о том, что сегодня среда…

Уже три года, как мама работала на рынке. Торговала изюмом, курагой, сушеным инжиром и прочими восточными сладостями, поставщиком которых, как и хозяином лотка, с которого осуществлялась продажа лакомств, был житель одной из восточных республик. Смуглолицый, узкоглазый, с тонким ртом, всегда изображающим улыбочку, Ашотик.

С началом перестройки в стране стало тяжело найти место, где тебе будут рады, где станут востребованными твои таланты и навыки. Хотя, это касалось далеко не всех и не всего.

Едва мама пришла в первый раз на рынок в поисках работы, Ашотик поставил её перед фактом, что кроме успешной торговли ей предстоит раз в неделю ублажать в постели работодателя.

Впрочем, в постели – это громко сказано. Никакими «постелями» тут и не пахло. А поедатели кураги и изюма даже не подозревали о том, что на мешки, сложенные в углу «склада» совсем недавно пролилась сперма «восточного красавца».

Лотков у Ашотика было пять. И пять продавщиц. По одной на каждый день недели. Выходные он посвящал жене, с которой его «окрутил» мула и которую любвеобильный торговец изюмом перевез в нашу республику, надеясь именно здесь заработать капитал.

«Маминым днем» была среда.

Она всегда приходила в этот день чуть позже обычного. Всегда раздраженная. Всегда с запахом дешевого вина и спермы. Всегда с сумками, набитыми продуктами. Своих «кобылок» Ашотик не обижал и подкармливал в пределах разумного.

Я поднырнула под правую руку матери, которой она опиралась о дверной косяк. Вышла в прихожую. Увидела два полиэтиленовых пакета, один из которых лопнул и радовал глаз вывалившимся на пол сморщенным бурачком. Подхватила пакеты, не забыв уцепить двумя пальцами овощ хвостик, не успевший отгнить в силу причин мне не понятных, поспешила на кухню, надеясь, что «вливание» на этом и закончится.

Но то ли вина сегодня было выпито слишком много, то ли Ашотик оказался слишком привередлив в ласках, но настроение мамы требовало продолжения «втыка».

- И когда ты уже за ум возьмешься?! – продолжала негодовать родительница. – Когда до тебя дойдет, что нету твоего шурави! Нету! Война пять лет, как закончилась! Все вернулись! И те, кто воевал, и те, кто был в плену! А те, кто не захотел жить в нашей «стране-раздолбайке», у кого хватило масла в голове, чтобы сдриснуть в Америку, забирают родителей и невест! Тех, что дождались, конечно. И только ты у меня одна. Придуравошная «невеста без места». Сидишь, выпучив глазья, и ждешь с моря погоды!

- Мама, прекрати, прошу тебя – я протиснулась в кухню по узкому коридорчику.

- Нету твоего шурави! – пьяно хохотала мать. – Нету! Издох! – последнее слово вылетело изо рта родительница и шлёпнулось на пол за спиной, словно жирный гнойный плевок.

Я швырнула пакеты на стол. Резко обернулась. Встретилась взглядом с мамой:

- Заткнись! – выкрикнула, не в силах больше слушать издевательства. – Или я тебя сейчас ударю!

- Дожилась, - лицо мамы скривилось. По щекам потекли пьяные слёзы: - Воспитала на свою голову. Выняньчила, выкохала. А она мне в морду заехать норовит!

- Мам, ну что ты такое говоришь, - я понимала, что мама сказала все не со зла. Просто смотреть, как я, по её мнению, «калечу себе жизнь», когда вокруг полным полно хороших парней, ей становилось все труднее. – Прости меня, - обняла маму за плечи. – Садись за стол. Я сейчас ужин разогрею.

Шмыгнув напоследок носом, мама позволила увести её в кухню и усадить за стол. Через десять минут я поставила перед нею тарелку с разогретыми макаронами и двумя котлетами.

- Себе почему ничего не положила, - мама смотрела на пустой стол передо мною. – Нужно есть, Алька, а то схуднут сиськи, - хихикнула, - чем будешь перед мужиками трясти?

- Впервые слышу, что размер груди зависит от съеденного, - я решила отвлечь маму от темы моего «просраного будущего», - волосы и грудь у меня от тебя. Генетика, - отбросила за спину прядь длинных волос.

- Это да, - мама приступила к ужину. – Волосы и сиськи у тебя от меня, - ковырнула вилкой котлету, - я перед тем, как тобой забеременеть, тоже была худючая. А сиськи – во! – округлила руки на уровне груди, создав видимость как минимум арбузов. – Любил твой папашка утопить рожу свою бесстыжую в моей груди. И голову бестолковую в волосах прятал. А как узнал, что я беременная – так и пустился наутёк, - глаза мамы злобно сверкнули. – И ты лицом вся в него! Глазюки ледяные выпучишь, не знаешь, то ли пугаться, то ли восторгаться.

По поводу глаз мама была права. Если бы не тёмно-серая окантовка вокруг зрачка, мои глаза казались бы почти белыми. Разве что с голубовато-серым отливом.

- И ротяка у тебя папанина, - не унималась мама. – Помню, бывало, как засосёт меня своим пухлыми губищами, аж душа в пятки уходит.