Ахиллесова пята

Ахиллесова пята

–Я прошу у тебя выковать доспехи для моего сына! – в глазах Фетиды торжественная решительность. Она даже не допускает мысли о том, что Гефест не согласится. В уме своём она уже всё нарисовала и всё увидела.

–А почему его нет с тобой? – Гефест мрачен. Его руки закалены тяжёлым трудом, сам он хромает, а в движениях диковат. Так посмотришь и не скажешь, что перед тобой один из почётных богов – кузнец кузнецом! Но Фетида прекрасно знает, что это не так. Нигде нельзя так больше обмануться внешностью как на Олимпе, и, хоть старше Фетида Гефеста, хоть имеет над ним власть, всё-таки держится с почтением и не приказывает, а просит.

–Мой сын занят. Он упражняется, – Фетида поджимает тонкие губы со всей суровостью. – У него нет времени, чтобы ходить по кузням!

–Но мне нужно знать его рост, его вес…– Гефест не смягчается. Он знает, что на душе у Фетиды, видит, что она хочет от своего сына лишь одного пути – пути героя, воина, славы. Едва он родился, она уже избрала ему такой путь, и окунула младенцем в чёрную воду Стикса, лишь бы выжечь у него всё, что есть в нём от смертного.

Фетида молча достаёт свиток, кладёт на стол перед Гефестом. Она предусмотрительна.

Гефест кивает, но не удерживается всё-таки от вопроса:

–Но, Фетида, если я не ошибаюсь, Ахиллес ещё очень молод для того, чтобы идти в бой?

Хотя натура Гефеста не позволяет ему обычно лезть в чужие дела, он всё-таки не удерживается от вопроса, потому что знает – нет ничего страшнее начертанного. Особенно, если о тебе решают близкие.

–В походах обретёт он мужество своё! – в глазах Фетиды опасный блеск. Всё-таки общество смертных, данное ей в проклятие за отказ Зевсом, влияет на неё не самым лучшим образом. Оторванная от привычного мира, лишённая своих привилегий, она норовит воплотить их через своего сына Ахиллеса.

–А ещё научится пьянствовать и вдоволь насмотрится на обращение с пленными! – замечает Гефест. – Война не место для юности.

Ещё не договорив, Гефест понимает, что его слова не достигают разума Фетиды. С таким же успехом он мог бы вести беседу с тарелкой или киркой.

–Он герой по происхождению своему и судьбе своей! – Фетида торжествует заранее. Она уже видит триумфы Ахиллеса, слышит овации и восхваления ему. Кто её переубедит? Этот хромой кузнец?!

Гефест отмахивается – она мать, пусть сама разбирается.

–Приходи через три дня, – велит он сухо, и Фетида спешно оставляет его – ей пора к сыну.

***

–Как он сегодня, Хирон? – Фетиду это интересует больше всего. Она застаёт своего юного сына в разгар тренировки с наставником – кентавром Хироном – воином в отставке, но воином славным. Именно ему Фетида поручает день ото дня воспитание Ахиллеса. Хирон не подводит – учит будущего героя языкам, врачеванию, кое-какому размышлению, а больше всего – военному искусству. Ахиллес умеет метать копьё, стрелять из лука, обращаться с щитом и мечом, биться в ближнем бою на кинжалах…

Но Фетида справляется каждый день о его успехах. Сетует и досадует, если Ахиллес показал себя не лучше, чем вчера. Принимает как должное, если сегодня Ахиллес победил себя вчерашнего – к чему хвалить? Это закономерно. Он герой. Он лучший из лучших и любой успех ему должен быть обыденностью.

Ахиллес и Хирон, заслышав её шаги, прекращают тренировочный бой. Кентавр стоит гордо, ожидая её приближение, Ахиллес привычно слегка склоняет голову в знак приветствия, но на сердце у него тревога – сегодня Хирон нанёс ему поражение. И вроде бы бился Ахиллес как всегда с яростью и скоростью, а…

Чего-то не хватило. Чего?

–Госпожа, – Хирон начинает ежедневный доклад, – сегодня мы обсуждали природу добродетели и милосердства, затем вели разговор о стихосложении и толковании…

–Что с военным делом? – перебивает Фетида. Ей плевать на рифмы и добродетели. Её Ахиллес – воин! Не какой-то поэт или философ. Он – герой.

Хирон хмурится, но покоряется:

–Ярость Ахиллеса в бою поразительна. Он упорен и твёрд.

Фетида кивает. Ахилесс уже, было, выдыхает с облегчением – не сказал Хирон про поражение, но нет, кентавр всё-таки добавляет:

–Но ему не достаёт сдержанности. Страсть ослепляет его. А бой – это расчёт.

Хирон хочет донести очень простую мысль: «Ахиллес должен биться с большим разумом и с меньшим сердцем», но Фетида слышит: «всё плохо».

Она бледнеет, бросает на потупившегося Ахиллеса взгляд, полный бешенства, но не затевает разбора при Хироне, кивает коротко и сдержанно и уходит прочь такой походкой, от которой Ахилессу нехорошо. Он знает, что будет, когда Хирон уйдёт.

Сначала будет крик о том, что Ахиллес не упражняется, что, конечно, совсем не правда. Ахиллес уже заразился мечтами матери и грезит сам о будущей славе, и упражняется до прихода Хирона каждый день.

Потом будут слёзы о том, что Ахиллес разбивает бедное сердце своей матери, которая всё ради его будущего оставила, и даже от мужа ушла, дабы тот не смел дурно на сына влиять.

Затем последует причитание о том, что Ахиллес хочет своими выходками свести её в забытьё и совсем лишить сил, и не помогут здесь не восклицания, ни мольбы Ахиллеса, ни попытки к оправданию…

Закончится всё это суровым приказом заниматься усерднее и наказанием: никаких прогулок. И если к занятиям Ахиллес привык – одним больше, одним меньше, то прогулок действительно жаль. Они доступны ему всего раз в неделю, на пару часов, но священны для Ахиллеса! Никакого занятия, никакого Хирона, никаких мечтаний матери, лишь Ахиллес на прогулке с верным и единственным другом своим Патроклом, единственным, как кажется Ахиллесу, кто ценит его не за умение владеть мечом.

Ахиллес не получал таких прогулок уже три недели, и рассчитывал, что в эту получит долгожданную награду за труды, но по удаляющейся спине матери он понимает, что прогулка снова отложена.

–Не печалься, – Хирон по-своему толкует печаль юноши, – не ко всем приходит мудрость боя с рождения. Ты научишься всему.