Аид + Персефона

2

На пресс-конференцию с биофизиками и Мэнсон эмпатов не пригласили. Мы сидели в столовой кампуса, пока в холле лаборатории щелкали фотоаппаратами и раздавали тарталетки. Мэнсон позаботилась о роскошном столе, который должен был впечатлить двух наших биофизиков – бледных парней из Глазго — для них работа на полигонах, у Дыр, уже стала обыденностью. И, конечно, умаслить вездесущих журналистов.

— Все равно не понимаю, почему нас не пригласили, — шумно жуя бургер, сказал Ахо. – Что, у нас опыта меньше? На моем счету берлинская гарпия, например. С самого Брюгге летела, скотина.

— Просто бельгийцам не повезло, у них Дыра размером со стадион, — пробормотала Ванда. – Пока такую отследишь…

— Значит, местные эмпаты плохо работают, — отрезал Ахо. — Они вообще там круглые идиоты. До сих пор финансируют программы по постройке куполов.

Ох, купола были прогрессивной идеей лет двадцать назад. Считалось, что можно закрыть Дыры крышками и спасти людей от летящих тварей. Какие материалы только не были перепробованы: бронированное стекло, бетон, хитрые тенты из нановолокон… Все оказалось бесполезно. Испарения из Дыр и энтропия уничтожали любые конструкции. Но я понимала, почему эти программы до сих пор пользуются кое-где популярностью: нельзя лишать людей надежды и ощущения контроля. Даже если это со стороны кажется глупым.

Я откусила от яблока и уставилась в окно – на улице вечерело. Наша компания заняла стол у входа: мы с Вандой ели фрукты, пока Ахо налегал на сытную еду, которую по его заказу привезли из Инвернесского Макдональдса. Инесс уплетала чипсы, а Грант слушал музыку в плеере и выглядел сонным.

Кончики моих пальцев кольнуло льдом.

— Вы же уже чувствуете это, — прошептала я.

Ахо, Инесс и Морару повернулись ко мне. Я смотрела в стол:

— Завтрашнее Взаимодействие.

Ахо склонил голову на бок и почесал рыжую бороду:

— Прошу прощения, Мур, но на моих радарах ничего. А я долго тренировался отличать мандраж от прорыва Дыры, поверь мне, — он хохотнул.

Морару нахмурилась и пожала плечами.

Не то что бы я хотела наладить контакт с этими людьми, но каждая их реакция на мои слова почему-то была неприятной. Может, дело исключительно во мне – как ни пытайся и ни старайся, я все равно останусь для всех странной девочкой, которая постоянно теребит крестик и бормочет нелепости.

Я молча вышла из столовой и открыла дверь на улицу. За кампусом темной тенью лежал подлесок, деревья казались серой рваной лентой на фоне низкого неба, и Дыра за ними гудела и звала. Колокола звонили у самых моих ушей; то руки, то ноги становились ледяными, в них словно вонзались миллионы иголок. Это ощущение было очень похоже на Прорыв, во время очередного появления гарпии, цербера или огоньков из Дыры, но намного сильнее. Что же со мной будет, когда Взаимодействие действительно произойдет?..

Я подошла к зданию лаборатории и поднялась на крыльцо. Дверь была приоткрыта, и я тихонько заглянула внутрь. Ярко освещенный холл лаборатории заполняли люди: фуршет уже почти закончился, и столы остались забросаны разноцветными объедками и грязными пластиковыми тарелками. Маккензи, директор программы, стоял совсем близко у входа и давал интервью молодой женщине в фиолетовом пальто. 

—  Программа Экспериментальной технологической инициативы по исследованию иных измерений осуществляется довольно давно. Сейчас мы просто начинаем новый ее этап, так что паника в СМИ представляется лично мне необоснованной.

— Но вы же подчеркиваете, что то, что находится по ту сторону Дыр – скорее иная планета, а не измерение или параллельная реальность, — журналистка нахмурилась.

Маккензи растянул в улыбке свое морщинистое лицо.

— Пока мы используем только общие термины. Как вы понимаете, ответы на многие вопросы мы уже получим завтра.

Почему Маккензи такой оптимист? Откуда уверенность, что мы вообще хоть что-то сможем узнать? Конечно, важно не допустить, чтобы через СМИ распространилась паника, но с другой стороны, мне порой кажется, что люди привыкли абсолютно ко всему, даже не эмпаты.

Я вновь почувствовала, как по рукам прошел озноб, и вернулась на улицу. Господь всемогущий, и зачем я пришла сюда? Если бы Мэнсон меня увидела, проблем не удалось бы избежать. О чем я только думаю? Кажется, я просто не способна найти себе места. Я могла бы позвонить друзьям или родным, да только у меня их нет. Хотя логичнее уж себя спросить, зачем я вообще сюда приехала.

Самым привычным вопросом моего детства был «Ты чувствуешь себя преданной?». И я никогда не могла ответить «да» или «нет». Мои родители пожертвовали собой ради науки; они оставили своего единственного ребенка, чтобы помочь человечеству. Ненавидела ли я их? Ни одного дня. Скучала ли по ним, чувствуя себя запертой в ледяной клетке, из которой не дотянуться до тепла? Постоянно.

Я пришла в кампус: столовая уже была пуста, и я поднялась в свою комнату. Морару лежала на кровати с ноутбуком. На ее маленьком симпатичном лице мелькали цветные отблески. Наверняка у Ванды много друзей – она вежливая, спокойная и милая. Мне кажется, людям нравится дружить с такими.

— Чем занимаешься? – спросила я Морару. Она подняла на меня взгляд:

— Смотрю кино. Ты собираешься спать?

Я пожала плечами и села на свою кровать.

— Вряд ли у меня получится уснуть.

Морару вздохнула.

— Попробуй сходить в лабораторию, сделать замеры…

— Там все еще много людей, да и Мэнсон не до меня, — ответила я. Честно говоря, мне хотелось больше помолиться в одиночестве или пообщаться с кем-то, и я понятия не имела, почему второй вариант вообще пришел мне в голову.  Ванда вздохнула, будто почувствовав, что мне нужно.

— Расскажи мне, что тебя беспокоит, если хочешь, — сказала она и отложила ноутбук в сторону. В носу у меня защипало. Как же это все глупо.

— В первые за долгое время мне действительно не хватает общения, и это так странно. Я не умею выговариваться, — пробормотала я, пряча глаза. – Мне очень не по себе.