Академические невротики

Пролог

Август 2016

Питер затаился.

Дневная летняя жара сменилась тем самым опасно-прохладным штилем, после которого ничего хорошего обычно не происходит. Так и на этот раз – солнце, утопающее в наступающей грозовой туче, шпили Петропавловки позолотило самую малость. Зато раскрасило темно-синее небесное покрывало во все оттенки багрового.

– Небо сегодня удивительное. Как и место, в которое ты меня пригласил. Я много слышала о питерских крышах, но ни разу на них не была.

Вечно молодая дама с глазами человека, повидавшего на своем веку слишком много того, о чем говорить не принято, приподняла в приветствии тончайшего фарфора чашку и поправила подол элегантного белоснежного платья.

– Сегодня я хотел быть ближе к Богу, – в намеке на улыбку дернул уголком четко очерченных губ мужчина, сидящий с ней за одним столиком.

Его строгий темно-синий костюм выпадал из современности лет этак на сто, а сильные, покрытые вуалью тончайших порезов пальцы левой руки почти незаметно, но достаточно нервно поглаживали набалдашник крайне опасной на вид трости.

– Что–то случилось? – немедленно поставила чашку на стол дама. Нахмурилась.

– Еще нет, но вот-вот случится.

– Ты постарался или твои коллеги по цеху?

Мужчина отсалютовал ей бокалом с виски, который держал в другой руке, и неопределенно-намекающе вздохнул, мол, сама догадайся. Дама на уловку не повелась, и за столиком повисла тишина из тех, которые выматывают нервы куда больше громкоголосой ругани.

– Максимилиан! – первой не выдержала дама.

Многозначительное молчание – не ее конек, как ни крути, и они оба об этом знали, что не мешало им раз за разом играть в эту нехитрую игру. Может быть, когда-нибудь, она ее и выиграет. У них впереди вечность, всякое случается.

– Не так давно один чертовски талантливый человек отказался продавать душу дьяволу, – сказал, наконец, Максимилиан. – Такое не прощается, и он был за свой выбор наказан.

– Он зацепил тебя. Чем?

– За этим я и пригласил тебя на эту крышу, Алиссандрия, – улыбнулся Максимилиан и указал кончиком трости чуть вниз – на окна второго этажа дома напротив, в котором располагалась танцевальная студия. – Видишь парня в балетном?

– Вижу, – пристально вгляделась в ярко подсвеченную понизу комнату дама. – Красивый. Волевой. Такие просто так не сдаются.

– Ну да, ну да. Они уходят так, чтобы все вокруг это запомнили, – хмыкнул Максимилиан.

– Он собрался уходить? – перевела взгляд на собеседника Алиссандрия.

Любопытство раздирало ее на части, но она не могла позволить себе его проявить. Это непозволительная роскошь для такой, как она. Впрочем, как и для Максимилиана, который, вопреки всему, выглядел чрезвычайно заинтересованным.

– Я не знаю, что этот чертов академический невротик…

– Кто? – от неожиданности звонко, словно первоклассница, рассмеялась Алиссандрия.

На короткое мгновение лицо Максимилиана просветлело, но он тут же помрачнел обратно и продолжил:

– Я не знаю, что этот конченный балерун собрался делать, но то, что ничего хорошего – однозначно. Я не могу позволить ему попасть в Ад по глупости! Так что все в твоих руках. Если он зацепит тебя, ты поможешь ему сделать правильный выбор.

– Не ты?

– Не я. Помогать – твоя работа, заклятый мой недруг.

– Не называй меня так…

– Смотри и слушай. Акустика здесь выше всяческих похвал, – перебил ее Максимилиан, увидев, что бесцельно шатающийся по студии парень вытащил из большой спортивной сумки биту и решительно хлопнул ладонью по музыкальному центру.

Раскат грома совпал с началом музыкальной композиции, порыв ветра взметнул белоснежные салфетки со столика, и они птицами понеслись вниз – туда, где в отражениях зеркал то плавились раскаленным металлом, то вспыхивали пламенем тело и душа бесконечно талантливого танцора.

Поразительно-невозможное сплетение классического балета с современным танцем завораживало. Идеальное мужское тело, парящее над паркетом в немыслимых для обычного смертного па, облачённое лишь в белое, балетное, ничего не скрывающее, будоражило кровь и фантазию, заставляя мечтать о невозможном.

Максимилиан перевел взгляд на Алиссандрию, которая забыла про невозмутимость, неприступность и что там еще полагается изображать на людях таким, как она. Стоящую на самом краю крыши возле останков давно сгнивших перил и поглощенную танцем лучшего из лучших по самую серебристо-седую маковку.

Музыка пошла на крещендо, туча накрыла город, сверкнула молния – и парень в студии с размаху всадил биту в одно из зеркал. Исполинское, от пола до потолка полотно сверкнуло отчаянием на лице человека и посыпалось вниз бесчисленным потоком осколков на его голову. Но ему было все равно – он продолжил танец, одно за другим разбивая все зеркала в студии и даже не думая уклоняться от осколков.

Первый порез на сильном плече – капли крови по торсу до второго пореза на груди – и багровое рекой понеслось на пресс и белоснежные лосины – до пуант, на кончиках которых парень замер, выгнувшись тетивой лука перед последним целым зеркалом в комнате.