Алабай

Алабай

    Ржавый резко повернулся. Из темноты улицы на него в упор, ему показалось, с ненавистью,  смотрели нечеловеческие  глаза. Свет от фонаря у дороги, рвано раскачивающегося на ледяном ветру, временами отражался от радужки этих глаз, и тогда становилось еще страшнее.  Ржавый знал, чьи это глаза. Знал, почему в них ненависть. Знал, что пощады ждать не стоит. Он развернулся и помчался вдоль дороги, надеясь на помощь своих друзей. Не один же он доводил Старика!

    Их было трое. Трое старшеклассников, из так называемых «неблагополучных» семей.  Юрец, прыщавый худосочный дылда с постоянно  хлюпающим носом, Магнит, наглый  красавчик и вечный двоечник, и он, Ржавый– самый умный из этой троицы, как он думал о себе сам. Поселок, где они жили и учились, был окраиной некрупного города. Обязательная для всех населенных пунктов России площадь Ленина, с расположенными на ней дворцом культуры и деревянной школой, три улицы с панельными пятиэтажками и обширный частный сектор– так выглядел их поселок. Ржавого, Юрца и Магнита в поселке все знали. Каждый вечер те выходили «на охоту»,    развлекаясь мелкими кражами и побоями. Были у них и постоянные объекты для травли. Одним из таких «постоянных» был старик, живущий в Андреевском тупике, в небольшом рубленом домишке, окруженным обширным яблоневым садом. Садов в поселке хватало. И яблоки именно в этом саду были, на вкус парней, кислыми и мелковатыми. Но, хозяин!  Хозяин этих яблок был особенным. Неподдающимся. Несдающимся. Не хотевшим смиренно сносить их набеги и порчу. Они звали его между собой Старик, заменяя  уважительным прозвищем банальное, с их точки зрения, имя– Иван Степанович. Старик и трое парней находились в состоянии войны.  Парни делали дыру в садовом заборе, он латал ее и забивал доски огромными гвоздями, они поджигали бочку с ветошью и мусором у него в саду, он  незаметно обматывал верхушку забора колючей проволокой, они разобрали часть крыши на сарае, он установил капкан, забросав его травой и дерном. В капкан, по чистой случайности, едва не попал Юрец. Он наступил на толстую ветку, та ударила  по установленной впереди ловушке, и капкан, лязгнув, захлопнулся.  Так они и воевали.

  Все изменилось, после того, как  Старик подобрал погибающего щенка в  полузасыпанной канаве возле поселкового магазина. Он услышал  повизгивание, когда вышел с авоськой, в которой болтались две бутылки кефира и батон. Крупный, грязный,  толстомордый щенок,  с купированными «под ноль» ушами, со странно светлыми глазами, лежал в пыли, видимо, сбитый машиной, затем отброшенный кем-то подальше от дороги, и умирал.  Старик постоял над ним, затем, не спеша сходил домой, принес чистую тряпку, завернул в нее щенка и унес.

    Соседка, приходившая иногда проведать Старика,  рассказывала с удивлением, что сама видела, как Старик сидел с огромным щенком алабая  на руках, поил его из ложки молоком и что-то пришептывал ласковое, поглаживая его спину артритными пальцами. А еще, что  он снял с постели и положил возле кровати подушку– чтобы псу было мягко и тепло. Каждый день вычесывал его, следил за когтями, покупал витамины. И совсем перестал отвечать на налеты парней.  Как будто ему стало неинтересно. Или злоба на «шпану» ушла, а осталась только любовь к собаке. У Старика будто появилась семья, он прикипел к питомцу, а тот платил ему такой же привязанностью.  

   А Ржавого это не устраивало! Ему противно было смотреть в щель забора на эти нежности. Ему хотелось продолжения военных действий и адреналина. Однажды вечером друзья пробрались в сад, старик же, услышав шум, с порога дома, больше для острастки, выстрелил из старого ружья. Просто в воздух, просто на шум, и, конечно, ни в кого не попал. Но, испугал. Его, Ржавого, испугал, и Ржавый отомстил. Пса, уже совсем большого,  он выманил куском колбасы, отвез подальше и бросил. Старик, обнаружив пропажу, целый месяц тосковал, все ждал, ждал, когда тот вернется.  Не дождался. И умер.

  А  алабай вернулся. Оборванный, грязный, с колтунами на шерсти,  он радостно ворвался  во двор, весело гавкая, и затормозил, нарвавшись на похороны, кучку соседей, дешевый гроб и подводу, запряженную одной лошадью. Пес горестно принюхался, вяло вильнул обрубком  хвоста и исчез из поселка.

   Почему-то Ржавый чувствовал, что это не конец истории про Старика и собаку. Ходил, оглядывался и вот сейчас увидел его– огромного…. жуткого… Позади донеслось хриплое дыхание, пес догонял. Методично сокращая расстояние, и словно загоняя в ловушку.  Андреевский тупик. Знакомый забор. Дальше бежать некуда.  Ржавый развернулся. Пес со вздыбленной шерстью стоял напротив, напрягая ноги, готовый к прыжку. С оскаленной пасти капала слюна.  Ржавый взвизгнул, лихорадочно вспоминая команды.  «Стоять, фу,  нельзя!»,– в ужасе успел он выкрикнуть, когда пес, раздраженно рыкнув, кинулся вперед. Раздалось невнятное горловое бульканье, хрип, и все стихло.

    Ржавого  нашли утром. Неповрежденного. Со скрюченными руками и открытыми глазами, застывшими от ужаса.