Аленький цветочек. Одиннадцатая

Аленький цветочек. Одиннадцатая

   "И жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, 

    и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красных, 

   ты была двенадцатая. Ни одна не полюбила меня за мои ласки 

   и угождения, за мою душу добрую".

"Аленький цветочек"

Одиннадцатая.

   ?Завсегда знала я, что погубит батюшку страсть к новомодной науке селекции. Всюду он таскал с собою труд увесистый про важность скрещивания, и заветы, там изложенные, свято чтил. Все надеялся новый сорт репы вывести, аль кабачков, чтоб прославить имя свое в веках и снискать славу роду нашему крестьянскому, ничем не примечательному.
Оттого и согласился он отправиться в путь-дорогу далекую, оставив все хозяйство на меня да на прочих своих чад, ибо до той поры всяк дивился, насколько смирны, разумны да работящи были дети Сидора Нектарьевича, числом осьмнадцать душ.
Я среди всех шла девятою, Лукерьей нареченною, однако ж любил меня батюшка пуще остальных за то, что к шестнадцати годам уже могла два цельных мешка муки поднять, любую лошадь заворотить да в полдня огород прополоть, и к тому ж интересовалась его научными изысканиями. Нередко бывало, что и старших братьев за уши таскала, а уж коли по улице шла с коромыслом, то многие шеи сворачивали, ибо наградила меня природа всем сверх меры обычной - и ростом, и косой, и бровями, и прочими женскими прелестями.
Ждали с нетерпением мы нашего любезного батюшку к зиме, чтоб похвалил нас за урожай невиданный и соблюденный порядок в хозяйстве, однако ж как-то поутру, аккурат на Петров день, явился наш ненаглядный родитель посреди горницы, словно с потолка рухнувши.
Вид у него был весьма опечаленный, так что мы даже дивиться не стали новому способу возвращения из дальних стран, а тут же по руки провели к столу и поднесли зелья бабкиного, что специально для таких случаев предназначалось. От напитка сего, порядком удивительного, лицо батюшки переменилось несколько раз, затем покраснело, как маков цвет и зарыдал он, не проронивши ни слова.
-Ох и страшны, поди, чужедальние земли! - только и сказал наш младшенький, Тихон Сидорович, весьма бойкий малец.
Тут батюшка унял слезы свои горючие, утер нос свой углом скатерти, и промолвил печальным голосом:
-Выслушайте, дети мои любезные, что приключилось с вашим горемычным отцом, а потом будем судить да рядить, как с бедой этой сладить...
И поведал нам родитель наш почтенный, что занесла его нелегкая в дремучий лес, где бродил он в отчаянии и тоске несколько дней кряду, одними волнушками да сыроежками питаясь, так что вконец испортил он себе пищеварение. Думал он уже помирать, ибо сил смотреть на грибы да коренья уже не было, как вдруг вышел он к дивному дворцу, каменьями изукрашенному, золотом-серебром крытому да вдобавок еще и светящемуся, точно солнышко. Ни живой души около батюшка не приметил, так что вошел внутрь, лелея надежду, что уж в таком дворце не грибами едиными сыты.
-Что до убранства тех палат, я вам, дети мои, ничего подробного не скажу, - вел речь свою батюшка, все еще утирая нос свой время от времени. - Глазам было больно от такой роскоши да блеску, ну да я в том ничегошеньки не понимаю. Поел-попил, что нашел, и вышел в сад. Ох, до чего ж яблони там были урожайны, груши - сахаристы, огурцы - пупырчасты да хрустящи! Оно-то и ясно, при таком тепле да освещении, но когда я репу увидал, то едва последнего ума не лишился! Вовек больше такой красоты изумительной мне не увидать! Одна ботва, почитай два аршина!..
Замерли мы тут все в восхищении, вмиг сию необычайную репу вообразив, но батюшка продолжил свой рассказ:
-...И дошел я, значит, до пригорка зеленого, травой-муравой поросшего, а там цветок произрастает удивительного виду. Цвету он алого, размеру невысокого, формой весьма огурцовый цвет напоминает, и при том светится ярко, точно жар. Тут взыграло мое сердце ретивое, и подумал я, что хорошо бы было скрестить растение сие с огурцом али дынею, авось бы они по дозреванию так же светиться начали. Тогда бы урожай можно было и днем, и ночью собирать - это ж какая выгода и польза в хозяйстве!
Тут мы промолчали, не желая огорчать батюшку, признавшись, что думаем по поводу того, чтобы еще и ночью собирать огурцы, коих у нас и без того ежегодно десяток бочек на засол шло. Однако ж мы понимали, что раз батюшку посетила мысль, связанная с его увлечением, значит, он всенепременно в жизнь ее претворит, что бы по этому поводу люди не думали. А батюшка между тем вновь раскраснелся, затрепетал и с волнением молвил:
-И едва я принялся выкапывать сей дивный цветок, как откуда ни возьмись, появилось чудище громадное и сердитое. Гневалось оно сильно, что посмел я цветок его тронуть, и обещало мне смерть лютую и безвременную. Я пал ему в ноги, принялся вас вспоминать да молить чудище, чтобы отпустило оно меня к моим детушкам, которые непременно без моего попечения испоганят все нажитое мной добро, без опыту и старания...
Мы все дружно переглянулись и решили про себя, что при случае попомним батюшке эти его словеса, ежели окажется, что чудище лесное его никак опосля того не изувечило, что было бы весьма справедливым исходом. А батюшка, меж тем, все с большим душевным трепетом излагал историю свою:
-...и сжалилось чудище ужасное, когда услышало, сколько душ мне приходится кормить трудом своим неустанным. Порешило оно, что отпустит меня, ежели я отдам ему одну из своих дочерей. А так как их у меня осемь...
-Девять, батюшка, - мрачно поправила я его. В который раз уж родитель путался, сколько отпрысков произвел на свет и какого полу, так что порою подозревали мы, будто до этого ему нет никакого дела.
-Тем более! - с радостию возговорил батюшка. - Раз у меня их девять, то хозяйству особого урона не нанесет тот случай, ежели одна из вас отправится на съедение к лютому чудищу лесному. А оно, правду сказать, обещало, что вреда никакого не нанесет и обращаться будет со всем почтением. Врало, наверное, но это уже дело десятое. Так что решайте, мои чадушки, кто из вас пойдет к чудищу во имя спасения своего горемычного батюшки, - тут он закручинился и уронил голову свою плешивую. - Беда-то какая... Покосы скоро, начнутся, а тут одна рабочая душа ни за грош пропадает... Хорошо, что его девицы интересовали, а не парни справные...
Между тем братья и сестры мои переглянулись вдругоряд, и, враз условившись безо всяких слов, сказали:
-Лушку отправляем!
Этого я никак не ждала, однако ж вспомнив, что намедни отвесила затрещины всем младшеньким за то, что своровали варенье из подпола, старшего брата волоком притащила с развеселых гуляний молодеческих, чтоб не отлынивал от работы, а сестриц отходила розгами, чтоб не строили глазки парням, я поняла, что судьба моя предрешена. Батюшка весьма опечалился, памятуя, что в моем лице теряет самого старательного и прилежного работника, но вскоре согласился с таким решением. 
Для порядку поплакавши на моей могучей девической груди, он перекрестил меня на дорожку и вручил золотой перстень, который дало ему чудище, да сунул тот самый цветочек, из-за которого все и случилось.
Едва только надела я перстень на мизинец - маловато было колечко-то - как тут же все вокруг померкло, и очутилась я среди богато изукрашенных палат. Заиграла музыка согласная, появились столы, яствами уставленные. "Не сразу, поди, съесть хочет, - поняла я. - Вначале откормит, как следует".
Вышла я в сад, миновав золоченые коридоры да хрустальные лестницы, и увидела словам батюшки полное подтверждение. Плоды здесь произрастали в таком изобилии, что зависть брала, напополам с удивлением. Тут забили кругом фонтаны, и поняла я, что здесь никто воду ведрами не считает.
Нашла я вскоре пригорок муравчатый, посадила обратно цветочек аленький, и засиял он пуще прежнего. Представила я, что по ночи эдак все огурцы на огороде засветятся, и содрогнулась вся от батюшкиного замысла.
Глянула я на стену мраморную, а там огненными буквами печатаются словеса.
Попробовала я прочитать их раз-другой, плюнула, да и говорю:
-Почтенный господин лесной, грамоте я не обучена толком, читать эдакие закорючки, да еще и огненные никак не смогу, так что придется вам по простому со мной говорить.
Исчезла со стены писанина, смолкла музыка сладкозвучная. А затем просипело чудище лесное откуда-то из кустов:
-Не бойся меня, красна девица! Я тебя не обижу. Будешь жить тут как королевишна, что ни попросишь - все сделаю. Хочешь весточку домой послать сродственникам?
Подивилась я любезности чудища, да и ответила столь же ласково:
-Да пусть они катятся к бесам, сродствнники мои. Я по ним еще не настолько стосковалась, чтоб забыть, как они меня сюда единогласно отправили. А пока что прими благодарность мою искреннюю за то, что не сожрал меня сразу же, милостивый господин. Не знаю, чем и отплатить тебе за такую доброту. Полы в палатах помыть не надобно? Али постирать чего?
Примолкло чудище лесное, а затем отозвалось в смущении великом:
-Не для того я тебя сюда пригласил, чтобы эдак мучить и измываться. Не господин я тебе, и ты можешь делать все, что пожелаешь, красна девица!
Тут настало время мне изумляться, так как сроду я не слыхала, чтобы кто-то всерьез мучился, половицы намывая или подштанники полоща. Однако виду я не подала и с радушием промолвила:
-Спасибо тебе, господин! Кличут меня Гликерией Сидоровной, кстати говоря. А как тебя звать-величать?
-Макар Антипович я, - отозвалось чудище после некоторого промедления.?