Алевтина

Роман

Несколько лет назад сидела я как-то целый вечер с пожилой женщиной. Слова за слово, разговорились, и рассказала она мне историю своей жизни. История эта произвела на меня очень сильное впечатление. Не один раз порывалась я написать рассказ или роман, взяв её за основу, но всё откладывала, потому что чувствовала: потребуется много душевных сил.

И вот недавно вдруг почувствовала такое непреодолимое желание вернуться к рассказанным событиям, что села за стол и в течение двух дней написала. Написала и почувствовала теплоту в душе, как будто благодарность получила от давней собеседницы.

Я постаралась написать, максимально сохранив правдивость и последовательность событий, изменив только имена участников.

***

- Аля, - шептали его губы. – Алечка, любимая.

- Тоже тебя люблю… Больше жизни, - её сбивчивый полушёпот прерывался.

Было часов десять вечера. Наступившая ночь скрыла влюблённых, стоявших под раскидистой цветущей черёмухой, дурманящей сильным ароматом.

В уральской небольшой деревеньке, которая была расположена на пологом берегу неширокой реки, они жили по соседству. С детства знали друг друга. Бывало, с ватагой ребят бегали на речку купаться или удить рыбу, в лес - за ягодами-грибами. А потом, когда исполнилось ей четырнадцать, а ему - шестнадцать лет, по-другому друг на друга посмотрели и как будто открытие каждый сделал. Видела его Аля и вспыхивала всякий раз, загорались щёки алым, а он всё замечал, и было его сердцу так тревожно и приятно.

Их объединяла и любовь к народным песням. У Али обнаружился красивый, мелодичный сильный голос, а Геннадий лет с шести начал играть сначала на гармошке (дед научил), а потом на баян перешёл. Вот так по вечерам после всех дел выходили на улицу, Гена брал в руки баян, девчонки стайкой собирались, и лились над деревней душевные песни, которые потом сменялись залихватскими частушками, на которые Аля была мастерица. Выскакивала в девичий круг, руки в боки и, задорно наступая на того, про кого пела, приплясывала и пела.

Была Аля очень красива простой русской красотой: ростом чуть выше среднего, по гибкой спине спускалась книзу толстая (толщиной в кулак) тяжёлая русая коса, на худом лице выделялись большие голубые глаза. Фигура её была стройной, подтянутой: работала много, и везде с песней, с шутками. И Геннадий старался всегда быть с ней рядом.

Как-то так сложилось, что стали они как голуби – неразлучники. Их уже и не представляли поодиночке.

Жила Аля с мамой (с мужем разошлась, когда дочке было пять лет, а сама была беременна второй дочкой), отца видела не очень часто: жил он с другой женщиной в соседнем селе. К ним в деревню приезжал по долгу службы: был председателем Сельского Совета, куда входили пять деревень и одно село. Аля жалела отца, но понимала, что именно из-за него, из-за его похождений распалась их семья.

Когда подросла, стала отпрашиваться у мамы и убегать к отцу (село его было в трёх километрах от их деревни) и жила там по неделе. Но всякий раз её пребывание заканчивалось ссорой с нынешней женой отца: не могла Аля смириться с тем, что у папы другая женщина. Вроде бы и женщина была спокойная и терпеливая, но тяжело было девочке видеть рядом с отцом чужую женщину. Рассердившись, даже не прощалась, сразу же убегала в деревню к матери. А потом, прожив какое-то время вдали от отца, начинала тосковать по нему – собиралась и шла. Тяжело было неимоверно, металась между родителями, потому что любила обоих. Спасали и помогали на время песни под баян Гены.

Вот так и жили. Взрослели бок о бок. Когда исполнилось ей шестнадцать лет, забрали его в армию. Сколько же слёз было пролито долгими ночами! Она часто писала ему письма, отчаянно тоскуя. Чтобы отвлечься, стала чаще уходить к отцу, но, пожив там несколько дней, начинала чувствовать острую жалость к маме, казалось, что совершает предательство, выбирая отца, тем более что младшая сестрёнка его дичилась, не признавала и всегда убегала, когда он приезжал.

Однажды поссорилась Аля в очередной раз с женой отца, второпях накинула пальто и платок – зима была, выскочила из дома. Решила убежать домой по реке – так быстрее, а то через село, потом через деревню – длиннее, и собак много. Побежала, быстро спустилась на лёд и припустила. Уже деревню свою увидела, решила пораньше на берег подняться, поторопилась – и в полынью упала. Не заметила её, потому что была она припорошена. Испугалась сначала, но жить очень хотелось, маму представила, как будет убиваться, если…и начала биться, ломать край, чтобы поближе к берегу стать и до льда толстого добраться. Ноги на лёд потихоньку вытащила, поползла на животе. Холодно, но стиснула зубы и ползла, всё дальше отползая от тёмной воды. Встала на ноги, вся замёрзла, одежда коробом, в валенках хлюпает, но заставила себя подняться по тропинке наверх. Цеплялась за торчащие из снега палки прошлогодней травы. Не помнила, как до дома добралась. Ввалилась в избу и только тогда начала плакать от пережитого ужаса.

Мама была за печкой. Выскочила, голосить не стала, сразу же бросилась дочку спасать. Хорошо, что баня была протоплена, в жаре отошла Аля, согрелась, мама ещё веником берёзовым полечила. А потом чай с малиной был. Перина и два одеяла сверху не дали Але заболеть. Ту дорогу она на всю жизнь запомнила. Договорились с мамой отцу ничего не рассказывать – сердце у него было больное, из-за этого и на фронт не взяли.