Алла в стране Чб

Глава 4

В которой Алла снова слышит историю про мальчика, любившего смотреть испорченный телевизор.

Очнулась Алла от холодных прикосновений ко лбу. Открыв глаза, узнала Василия Ивановича — пожилого врача из поликлиники, к которому они с братом регулярно ходили на прием. Он вел и детей и взрослых — в их городе недоставало врачей. И он знал о «воображательных» проблемах Аллы. Василий Иванович тоже был в пропахшей дымом одежде, как отец, но к этому добавлялся запах смеси разных лекарств, как будто он насквозь был пропитан ими. Василий Иванович отложил влажную губку в сторону и удержал Аллу, когда она попыталась сесть.

— Не торопись, малышка. Тебе пока не нужно вставать.

— Василий Иванович, здравствуйте, — Алла удивилась слабости своего голоса. — Я что, чуть не умерла?

— Ну, это тебе еще рано. Но напугать всех напугала. Шутка ли, в обморок упасть. Да еще порезалась вдобавок.

— Я на стеклышки упала, — вспомнила девочка.

Алла осмотрелась. Ее положили ближе к выходу. Но и отсюда видно прямоугольное пятно на стене, более светлое на фоне темных  кирпичей — все, что напоминало о том странном заколдованном окошке.

Ей казалось, что свет в подвале горит нестерпимо ярко. Дверь была закрыта, но с улицы сквозь щели со свистом проникал сильный ветер.

— Все дует и дует, видишь как, да в разные стороны, — вздохнул Василий Иванович. — Вчерашний пожар полосой прошел. А под утро опять закрутило. Опять много домов сгорело. Спасатели прибыли, но людей не хватает отстоять каждый дом. Уж больно плохо все в нашем городе. А ведь этого следовало ждать. Когда такое запустение...

Алле показалось странным, что последнее слово доктор выделил особенно. Как будто это какое-то «запустение» виновато в том, что произошло с их городом.

Она вспомнила о своем доме, затем о Борьке. И сразу вновь полились слезы.

— Вы знаете, что со мной случилось? — спросила она.

— Да, мне рассказали.

Алла пытливо посмотрела на Василия Ивановича.

— Всё-всё рассказали? И даже про то, как я будто бы говорила с мамой?

Доктор кивнул.

— Простите, Василий Иванович, я знаю, что мамы больше нет... Но и Борьки тоже. Вернее, он есть, но не...

Она хотела сказать «не здесь», и добавить, что никто больше не найдет Борьку. Но промолчала, а по ее щекам текли горячие слезы. Доктор вытер их салфеткой.

— И вы мне, конечно, тоже не верите? Я не про маму... Про Борьку... Вы тоже считаете, что я чокнутая?

Василий Иванович задумался ненадолго, потом подмигнул.

— Знаешь, как меня звали в детстве? Васька-Врун. Обидно, конечно, но коли уж я выдумщик был знатный, что поделаешь. Иногда такое придумывал, что хоть стой, хоть падай.

— Но я ничего не выдумала, — без надежды прошептала Алла.

Доктор взял ее слабую руку в свою и дружески стиснул.

— Расскажи еще раз. Чтобы не с чужих слов.

— И не будете смеяться? Правда-правда?

— Честное докторское. Если ты, конечно, сама мне веришь.

— Вам-то я верю.

И Алла начала свой рассказ. Негромко, почти шепотом, чтобы слышал только Василий Иванович, и все время оборачивалась: проверяла, не глазеют ли на них обитатели подвала. Была  готова вовсе замолчать, если кто-то вострит уши.

По мере того, как она рассказывала, взгляд Василия Ивановича становился все более задумчивым и сосредоточенным.

— А вот ту историю про мальчика, который любил смотреть неисправный телевизор, ты можешь рассказать еще раз?

— Она без конца.

— Ничего страшного.

Алла повторила. Доктор, казалось, задумался еще сильнее.

— Василий Иванович?

— А? — он словно вынырнул из омута памяти.

— Вы о чем думаете? Вы мне не верите?

Доктор смущенно потеребил нос.

— Не поверил бы. Но... — Василий Иванович уставился в потолок, как будто что-то вспоминая. — Как же давно это было... — загадочно произнес он.

Затем подпрыгнул вместе со стулом, чтобы подсесть ближе.

— Знаешь, когда я был маленьким, страшных фильмов и книжек, как сейчас, тогда почти не было. Разве что сказки о Бабе Яге. Но зато тьма-тьмущая была разных страшилок, которые дети часто придумывали сами и любили пересказывать друг другу. Особенно на каникулах, в пионерском лагере — ни один отбой не обходился без ужасных историй на ночь. Знаешь, что такое отбой?*

* Отбой — сигнал, подаваемый по окончании дня в пионерском лагере.

Алла мотнула головой.

Василий Иванович сделал довольное лицо, как будто ему доставляло огромное счастье поведать об этом Алле. Он приложил к губам чуть раскрытый кулак и прогудел, изображая сигнал пионерского горна.

— Спа-а-ать, спа-а-ать по пала-а-а-а-там, пионе-е-е-рам и вожа-а-а-тым! Быстро-о-о, быстро-о-о, по пала-а-а-атам, спа-а-ать, спа-а-ать, спа-а-а-а-ать... — нараспев перевел он в слова навсегда врезавшиеся в память звуки.

Удовлетворенно отметил, что Алла улыбнулась.

— Ну, так вот, перед тем как заснуть, мы рассказывали разные истории на ночь. Пугалки-страшилки. Про «Красную руку», про «Ползающие занавески» или «Гроб на колесиках», «Белые тапочки» и всякое такое. Эти истории передавались из уст в уста, их можно было услышать по всему Советскому Союзу, с разными вариациями, но незначительными. Была, к примеру, и такая страшилка...

«История про черный телевизор»