Алла в стране Чб

Глава 5

В которой Василий Иванович рассказывает Алле странную историю, о необычных вещах и явлениях, не видимых и непонятных на первый взгляд, заставляя девочку по-новому взглянуть на то, что случилось с их городом.

Ярко, до слез, горело солнце. Оно горело, но не грело — дул сильный ветер. Он был очень холодным, пронизывающим. А высокое небо, по которому быстро катились как будто нарисованные маленькие облачка, казалось таким синим-синим, красивым и теплым, что, Алле вдруг представилось, что не было никакого пожара, а это просто чья-то злая дурная шутка. Поэтому она, щуря глаза, слезящиеся от ветра, глядела только вверх, чтобы не видеть никаких разрушений и ничего вокруг, кроме этого неба и облачков. Иногда она смотрела в доброе лицо Василия Ивановича, который нес ее в руках. Но, даже когда он подмигивал Алле, его взгляд не был веселым.

— Василий Иванович, о чем вы сейчас думаете?

— О том, как же случилась эта печальная история, когда в один маленький городок пришло Запустение.

— Запустение? — удивилась Алла.

Доктор ненадолго задумался, собираясь с мыслями, затем заговорил, с выражением и с интонациями, как будто рассказывая занимательную историю:

Василий Иванович рассказывает начало своей истории про Запустение

— Никто из людей не видел, как оно пришло. Дело в том, что его нельзя увидеть просто так.  И уж, тем более, не просто понять, что это за беда такая— Запустение.

Не всем дана возможность узнать о его существовании. Быть может, причина в том, что Запустение никогда не приходит открыто, как это делает, к примеру, жестокая война, которая точно бесноватый злодей, безжалостный крушитель, топчет и давит целые города, с их улицами, домами и жителями.

Нет, не смотря на то, что Запустение подчас бывает не менее жестоким, чем война, оно всегда действует хитро, исподтишка и никуда не спешит. Для начала оно, подобно мелкому воришке, прячется в какое-нибудь укромное место, откуда подолгу, тихо и скрытно наблюдает за тем, что происходит вокруг, выжидая, когда наступит нужный момент. Если Запустение не находит себе настоящей жертвы, то все, чем оно может напакостить человеку, остается в укромных темных местах: пятна плесени в подвале, паутина в углах заброшенного чердака, сгнивший и заросший кустарником забор, да и сам кустарник, за которым давно никто не ухаживал.

Но бывает, что Запустению удается отхватить целиком какой-нибудь брошенный дом или двор. В этом, сами того не ведая, его жадности потворствуют люди — например, надолго (а чаще навсегда) бросая свои жилища. Пробравшись в такое брошенное место, Запустение на некоторое время снова затаится, надеясь, что никому не придет в голову вернуться и еще, чего доброго, вновь развести огонь в сырой печи и прогнать холод, зажечь свет, убрать пыль и паутину...

Но проходят дни, недели, месяцы, никто не возвращается, и Запустение убеждается, что это место завоевано раз и навсегда...

Постепенно набираясь сил, Запустение готовится к следующему незаметному прыжку, стоит только где-нибудь опустеть еще одному дому или двору — хоть поблизости, хоть на другом конце города или деревни. Оказавшись в двух, трех, а то и сразу во множестве мест одновременно, Запустение приложит все старания к тому, чтобы дома сгнили и разрушились как можно быстрее, чтобы уж точно никому не взбрело в голову вернуться.

И вот, Запустение точно щупальцами протягивается по улицам, скручивая все вокруг в свои плотные — не вырвать! — кольца. Поначалу живущие рядом люди, как ни в чем ни бывало, продолжают не замечать вокруг ни набирающего силу Запустения, ни того, как начинает меняться в не лучшую сторону их привычный мир.

И если Запустение достаточно разрастется и уверится в себе, зная, что никто и ничто не может ему помешать — тогда беда! Как только оно почувствует, что набралось достаточно сил, оно вдруг — вот теперь — «вдруг» и разом! — выпрыгивает из своих укромных уголков. Оно — вдруг и разом! — стягивает кольца своих щупалец, окончательно изгоняя из дворов и домов остатки былого порядка. Как будто насмехаясь, оно швыряет в глаза людей то, чего раньше они не желали замечать: гниль и плесень, старость и порчу, холод и темень, безнадегу и мрак...

И люди, те, кто еще остался, если они не желают, не способны хоть что-нибудь изменить, начинают невольно помогать ему — когда в страхе перед вошедшем во вкус Запустением, тоже сбегают, оставляют пустыми насиженные места, добровольно предают их все новым и новым щупальцам, холодным и все время что-то ищущим!..

Доктор внезапно замолчал.

Алла же не верила собственным ушам.

— Василий Иванович, это вы сейчас страшную сказку рассказываете?

— Сказку? К сожалению, не сказку. — Доктор остановился, желая пересадить Аллу с одной руки на другую.

— Можно, теперь я сама? — попросила девочка. — А то, как же я буду за больными ухаживать.

Василий Иванович поставил ее на ноги. Помог плотнее закутаться в одеяло, да еще сверху набросил свою куртку.

— А вам самому не холодно будет?

— Ничего. У меня кровь горячая!

Голова немного кружилась, и в ногах была слабость, но Алла не подала виду. Она бы хотела взять доктора за руку, но была так укутана, что теперь и рук не вытащить.

Он догадался и поддержал, обняв ее за плечи.

— Идем.

Если прежде доктор нес ее, то теперь Алле невольно приходилось смотреть по сторонам и на разрушения вокруг и разглядывать сгоревшие дома, мысленно воображая их такими, какими они были еще вчера утром.