Альтернатива удачи

Альтернатива удачи

      — Нет…

      С глу­хим зву­ком она обес­си­лен­но па­да­ет на ко­лени, без­воль­но, не­осоз­нанно рас­слаб­ля­ет тон­кие ру­ки, отс­тра­нён­но поз­во­ля­ет им бес­по­лез­ны­ми плеть­ми по­вис­нуть вдоль те­ла.

      Баг­ро­вый снег, омер­зи­тель­но пе­реме­шан­ный с про­мёр­злой тём­но-бу­рой зем­лёй, се­рой крош­кой ещё тёп­ло­го пеп­ла и ос­тры­ми жес­тя­ными ос­колка­ми, сто­ит пе­ред гла­зами, как не­руши­мый мо­нолит, ти­хо на­шёп­ты­вая свою грус­тную ис­то­рию.

      — Прос­ти, — ском­ка­но и ти­хо про­из­но­сит Стэлс.

      Его длин­ные бе­лые во­лосы се­ры, пе­репач­ка­ны в кро­ви и пеп­ле, на кра­сивом и пра­виль­ном ли­це зи­яют от­вра­титель­ные от­пе­чат­ки бо­ли, скор­би, не­поп­ра­вимой ут­ра­ты. Мин­го дер­жит пле­чи сгор­блен­ны­ми, не мо­жет поз­во­лить се­бе вып­ря­мить­ся в пол­ный рост под ки­лотон­ным ве­сом ви­ны, под бо­лез­ненны­ми му­ками со­вес­ти, жру­щей по­доб­но па­рази­тичес­кой фор­ме жиз­ни внут­реннос­ти. Он слом­лен, по­дав­лен, его кра­сивые квар­це­вые гла­за без зрач­ков тус­клы, не­выра­зитель­ны, глу­по и сле­по смот­рят в од­ну точ­ку на пе­репач­канном кровью сне­гу.

      Из под­ва­ла, тём­но­го, мрач­но­го, хо­лод­но­го, ве­ет тя­гучим за­пахом ас­си­миля­ции, там, внут­ри, в уголь­ной чер­но­те, не­под­вижно ле­жит изу­родо­ван­ное страш­ны­ми ме­тамор­фо­зами те­ло фон Фрид­хель­ма, при жиз­ни ус­певше­го сде­лать­ся Мин­го дру­гом и на­дёж­ным то­вари­щем.

      По сер­дцу сколь­зит ту­пое лез­вие, ос­тавля­ет за со­бой яр­ко-крас­ную чер­ту бо­ли, ярос­ти, бес­силь­ной зло­бы. Хо­чет­ся от­крыть рот до хрус­та че­люс­тных хря­щей и ог­лу­шитель­но зак­ри­чать, вып­лёски­вая из се­бя ско­пив­шу­юся боль, ед­кое от­ча­яние, но сил и во­ли хва­та­ет толь­ко на глу­хой вы­дох, на рез­кий, рва­ный вдох.

      Груд­ную клет­ку сжи­ма­ют сталь­ные кле­щи, лёг­кие от­зы­ва­ют­ся жже­ни­ем, ир­ра­ци­ональ­ной тя­жестью, ка­кой-то пу­га­ющей на­пол­ненностью.

      Мин­го в не­верии рас­ши­ря­ет гла­за и мед­ленно, со скри­пом шей­ных поз­вонков по­вора­чива­ет го­лову к Ге­кидо, мо­раль­но унич­то­жен­ной, как он, слом­ленной, но жи­вой и по­ка ды­шащей.

      — Пос­ледний… — хрип­лым шё­потом от­зы­ва­ет­ся Стэлс.

      Тон­кие паль­цы на­чина­ют не­кон­тро­лиру­емо тряс­тись, гор­ло пе­рек­ры­ва­ет вяз­кий ком, пе­ред гла­зами раз­во­рачи­ва­ет­ся кро­вавая ка­нитель вос­по­мина­ний, чувс­тва обос­тря­ют­ся до пре­дела. Что-то внут­ри виб­ри­ру­ет, от­зы­ва­ет­ся сна­чала болью, по­том ад­ским хо­лодом, Мин­го гнёт­ся, как гну­лась бы ива, ес­ли бы её вер­хушку тя­нул к ни­зу ог­ромный ве­ликан.

      По­нима­ние при­ходит за се­кун­ду, в квар­це­вых гла­зах раз­го­ра­ет­ся страх, тре­вога и Стэлс, сей­час жал­кий, от­ча­яв­ший­ся, сла­бый, на­чина­ет во­пить:

      — Убей ме­ня! Пря­мо сей­час!

      Гор­ло вспы­хива­ет болью, ка­жет­ся, что часть ко­жи рух­ну­ла ку­да-то внутрь рва­ными лос­ку­тами. Ко­тона­ру за­чаро­вано по­вора­чива­ет к не­му го­лову и в её кра­сивых ис­си­ня-зе­лёных гла­зах он ви­дит гнев, тя­жёлую не­нависть, же­лание унич­то­жить…

      Она не­нави­дит это­го ге­нети­чес­ко­го па­рази­та до ос­тро­го спаз­ма в мяг­ком гор­ле, до нас­квозь прон­за­ющих ко­лик в брюш­ной по­лос­ти. Её не­нависть не зна­ет и не мо­жет знать гра­ниц, а по­тому не­из­ме­римой тя­жестью ло­жит­ся и на его жи­лис­тые пле­чи.

      Она не­нави­дит се­бя, но мол­ча, как ког­да-то дав­но су­щес­тво­ваший япон­ский са­мурай, вста­ёт на но­ги, скри­пя гряз­ной мас­сой сне­га, ма­тери­али­зу­ет в об­жи­га­юще-хо­лод­ных паль­цах зна­комую глян­це­во-чёр­ную ка­тану, пок­ры­ва­ет её веч­но го­лод­ным чёр­ным пла­менем и не­от­ступ­но, буд­то бы под­кон­троль­но, идёт к Стэл­су.

      Ко­тона­ру Ге­кидо не­нави­дит уби­вать дру­зей, по­тому что во всех сво­их не­ис­числи­мых жиз­нях толь­ко и де­лала, что уби­вала их. Вы­ла, как мо­гут выть толь­ко оди­нокие вол­ки, кри­чала, как не кри­чат да­же боль­шег­ла­зые, боль­шек­лю­вые ко­зодои, но уби­вала, прон­зая мяг­кую плоть ос­три­ём ме­чей, се­кир, ос­тро за­точен­ных ко­пий, бе­зыс­кусных то­поров, изящ­ных сен­бо­нов...

      Ко­тона­ру Ге­кидо с ра­достью выб­ра­ла бы для се­бя дру­гую, бо­лее луч­шую судь­бу, но...

      — Я вер­ну те­бя, Стэлс, я всех вер­ну… — мрач­ным обе­щани­ем го­ворит она, и не­выно­симый жар пе­рек­ры­ва­ет Стэл­су об­зор.

      — Я рад, что встре­тил те­бя, — слы­шит она из ог­ня и низ­ко опус­ка­ет го­лову, что­бы он, го­рящий, но всё ещё жи­вой, не уви­дел её слёз.

      Слёз не­сок­ру­шимой, все­силь­ной, са­мой страш­ной в ис­то­рии об­манщи­цы и убий­цы.

      Ис­тинной Ге­нераль­ной Ди­рек­три­сы Ран­дэ­мони­ума, ко­торая, на про­вер­ке, ока­зыва­ет­ся та­кой же жал­кой, как обыч­ные лю­ди…

      Та­кой же от­вра­титель­но бес­силь­ной, бес­по­лез­ной, ни­чем не при­меча­тель­ной…