Это был ее прощальный подарок. Она подгадала на Рождество, которое я должен был праздновать без нее, в кругу семьи. Если учесть, что мою семью составляет нелюбимая жена… то праздник обещал быть мрачным.
Скука свела нас с Линдой, скука и послужила фоном для нашего расставания. Круг замкнулся…
Скука – ужасное состояние, чреватое непредвиденными событиями, взрывом эмоций и прочими сюрпризами. Это опасное затишье, предвестник грозы… которая зреет в неподвижной тяжести воздуха, готовясь разразиться громом и молнией.
– Я буду скучать без тебя, – блеснув глазами, сказала Линда. – Мне будет одиноко…
– Прости.
– Помнишь, как в прошлом году в это же время мы катались на санях? – со вздохом спросила она. – Было морозно, снег скрипел под полозьями… Тогда все только начиналось. Держи…
Линда протянула мне маленький круглый диск из желтого металла с грубым изображением мужской головы в окружении каких-то завитков.
– Что это?
– Амулет викинга, – прошептала она, наклоняясь ко мне. – Видишь, здесь бог Один[1], который будет охранять тебя от любой напасти…
* * *
Мы познакомились в ресторане, на одном из скучнейших чопорных банкетов. Кажется, праздновали чей-то юбилей…
Рядом со мной за столиком сидели две пожилых супружеских пары. Жены с постными физиономиями следили за мужьями, делая им замечания шепотом: «Того не ешь, дорогой… этого не пей…» Иногда тонкий слух доставляет человеку неприятности. Беспрестанные напоминания о язве желудка и болезни печени окончательно испортили мое и так унылое настроение. Перед моим носом стояла нарезанная осетрина с дольками лимона и зеленью, – желтые прожилки жира раздражали мое обоняние. Ненавижу рыбий жир. Вообще в тот вечер я все чувствовал обостренно… словно в преддверии какого-то апокалипсиса. Так зверь чувствует приближение землетрясения или волны цунами.
В зале царила торжественная угрюмость, изредка нарушаемая сдержанными смешками, тостами и заунывными тирадами тамады, который пытался расшевелить публику. Увы! Гости собрались под стать юбиляру, – такие же занудные и безликие, как и седовласый старик, увешанный наградами. Он с напряженным вниманием выслушивал славословия в свою честь, механически кивая головой. Мне показалось, что он пользуется слуховым аппаратом. Вероятно, так и было.
Я изнывал от накапливающейся желчи и был готов в любую минуту встать и уйти. Но почему-то медлил. Чтобы хоть как-то встряхнуться, я время от времени спускался на первый этаж курить. Я не заядлый курильщик, но иногда люблю подымить, особенно после обильной трапезы. В застекленной галерее было по-зимнему холодно, в распахнутые окна влетали снежинки, взгляду открывался морозный темно-синий город, освещенный ночными огнями. Я стоял, вдыхая и выпуская дым, и чувствовал в голове и в сердце опасную пустоту…
Не знаю, зачем я возвращался в душный банкетный зал, садился за свой столик, принужденно улыбался соседям и лениво жевал салат. Должно быть, я подсознательно ожидал встречи с ней. Так же, как она – со мной. Мы оба, вполне осознавая всю наигранную бессмыслицу этого пресного «праздника», интуитивно потянулись друг к другу… ощутив на расстоянии бурлящую в наших венах жажду приключений, – необыкновенной любви, страсти, роковой тайны…
Пожалуй, тайна – это именно то, чего мне не хватало. Без тайны я не мог бы полюбить всей душой, стать рабом женщины, ее паладином[2]. А без этого мужчина даже не любовник – просто партнер по сексу.
Не было никакого противоречия между пустотой в душе и этой всепоглощающей жаждой, этой неодолимой тягой к чему-то опасному, запретному. Когда прыгаешь с огромной высоты, то некоторое время несешься в воздухе без всякой опоры… не зная, что тебя ожидает внизу. А может, и не надо ничего знать… Любая мысль только испортит захватывающий дух полет. Например: «За удовольствие надо платить!» или «Все в жизни имеет свою цену». Как будто мы находимся в царстве тотальной купли-продажи.
Самое ужасное, что мы, возможно, в нем и находимся.
Впрочем, тогда я ни о чем таком не думал. Пустота есть пустота. Томимый смутной жаждой невесть, чего… я сидел в зале и от скуки рассматривал всех подряд, – пожилых родственников, друзей, знакомых и бывших коллег юбиляра, в число которых я странным образом попал. Вдруг я увидел ее, – совершенно не ожидая, что среди гостей может оказаться такая барышня: юная, тонкая, в очень открытом элегантном черном платье, с пышной огненной шевелюрой. Наверное, она сильно опоздала. Иначе я заметил бы ее раньше, словно искрящуюся золотую рыбку в стае невзрачных пескарей. Я никак не мог бы пропустить ее.
Она почувствовала пристальный взгляд и повернулась в мою сторону. Ее глаза светились, как у дикой кошки, – готов поклясться!
Что привело меня и ее в тот декабрьский вечер в тихий ресторанчик старого города? Не иначе, как случай. Случай, который подстерегает искателей приключений. Берегитесь проделок судьбы, господа! Она любит играть нами, заручившись нашими же мысленными посылами… нашей безрассудной вседозволенностью.
Приглашенные уже опустошили половину бутылок, наелись и откровенно зевали. Длинные тосты однообразно превозносили достоинства почтенного виновника торжества. Рыжая барышня изнывала от скуки…
Зато я перестал раздражаться и оживился. Вторая часть банкета, по-видимому, предполагала танцы. На полукруглую эстраду в углу зала вышли музыканты.