Андэ. Огонь, свет, жизнь

Глава 1

Всё в мире из огня. Мир есть, был и будет вечным огнём, мерами затухающий и мерами возгорающийся.

Гераклит Эфесский

Для счастья мне нужны всего две вещи: Део́н и Вирт Керн.

В Деон я влюблена с детства, и не так, как большинство людей в Ари́зе: «Ах, закрытое государство-материк! Ах, сплошные загадки! До чего интересно!» Ещё в школе я начала по крупицам собирать всё связанное с этим миром, изучать его язык, историю, культуру. После смерти моих родителей Деон превратился в единственную отдушину, наверное, никто не мечтает побывать там с той же силой. Я свободно читаю, пишу, говорю и даже думаю на деонском языке! Правильнее сказать, на двух языках, потому что высокий диалект деонского, на котором положено общаться с адэ́ном, правителем Деона, очень сильно отличается от основного. Взять хотя бы обращения деонцев друг к другу — «мáсте» и «мáста». Вроде бы это наши «господин» и «госпожа», так их и переводят. А на высоком языке слово «мáсте» означает «избранный» или «избранник», огромная разница.

Конечно, теперь увлекаться Деоном модно. Шесть лет назад наши таинственные соседи неожиданно первыми предложили принимать на своей территории туристов из-за пролива. До этого между нашими государствами существовало вялое подобие торговли, а о посещении Деона можно было лишь мечтать, настолько строго он охранял свои секреты. Представляю, как удивились в правительстве Ариза, а в ответ на осторожные расспросы услышали — так велел Áнда. Бог Деона, и довольно грозный. Деонцы указаниям собственного бога не сильно обрадовались, но подчинились, правда, заранее оговорили: отбирать туристов будут они сами. Требования жёсткие, порой нелепые, однако выполнимые. И мне невероятно повезло, потому что завтра исполнится мечта всей моей жизни — я отправляюсь в Деон.

А о Вирте я и не мечтаю — бессмысленно. Он мне не жених, не любовник и не друг. Просто коллега, один из сотен молодых и многообещающих сотрудников нашего института, привлекательный зеленоглазый блондин с обаятельной улыбкой. Когда я не вижу его день, начинаю грустить. Через несколько дней утрачиваю интерес к исследованиям и читаю Ро́не, моей помощнице, стихи на высоком диалекте деонского, от которых она прячется в подсобке. Спустя неделю на меня нападает вселенская тоска, я начинаю путать ингредиенты, и вместо положенных образцов умной посуды у меня выходят то миски на ножках, то тазики с хвостами. В этом случае уже Рона бегает за мной и уговаривает выпить чашечку крепкого чая с печеньем. Чай я послушно пью, но лучше мне от этого не становится. Вирт нравится всем девушкам без исключения, и мои шансы завоевать его сердце равны даже не нулю — минус единице. Я заурядная, скучная, ничем не примечательная девица, причём не слишком юная. Двадцать шесть лет — много или мало? Директор нашего института, господин Берк, который этой весной справил полувековой юбилей, скажет с улыбкой, что я ещё дитя. Восемнадцатилетняя Рона считает, что я древняя старуха и, если не выйду замуж немедленно, так и помру старой девой.

Уныло вздыхаю и засыпаю ядовито-синий порошок в воронку преобразователя. Вещество за смотровым окошком медленно наливается бордовым, затем вспыхивает. Внутри оказывается премилая кастрюлька, только на месте обыкновенных ручек у кастрюльки руки весёленького голубого цвета с длинными гибкими пальцами. Одна из рук приветливо машет мне, вторая грозит кулаком. С опаской отправляю кастрюльку в утилизатор, по пути она умудряется состроить мне кукиш.

Нет, это никуда не годится! Так дойдёт до того, что я сотворю полную ерунду и ни в какой Деон не попаду, — придётся отвечать за срыв сроков. Под жужжание утилизатора я достаю список, который постоянно ношу с собой: необходимые для поездки вещи. Костюм, брюки, блузка, туфли, вторые на смену… Вечернее платье безжалостно вычёркиваю — вчера нас предупредили, что деонцы ограничили багаж каждого туриста десятью станами. Это уже третье послание за последнюю неделю, которое присылает адэн.

Требования деонцев порой вызывают смех, а иногда и слёзы. Как то, первоначальное, в котором адэн ограничил возраст — не моложе двадцати пяти и не старше тридцати лет. Половина желающих попасть в Деон рвали волосы на голове и всерьёз задумывались о подделке документов. Право, какая разница, тридцать лет человеку или тридцать с половиной? Но, когда большинство кандидатов решились «помолодеть» на год-другой, наш директор пригласил сотрудников на лекцию о Деоне. Идти не хотели до тех пор, пока не узнали, кого господин Берк попросил быть лектором, — тогда помчались все, еле втиснулись в актовый зал. Сидели на подоконниках, вжимались друг в друга, стояли на одной ноге. Ещё бы — сам Барт Мерт, посол Ариза в Деоне! Единственный, кто получил постоянный допуск на территорию закрытого государства и живёт там почти тридцать лет. Ожидали чопорного пожилого человека, а увидели совсем молодого парня, вылитого деонца — смуглого, ярко-рыжего, с уникальным цветом глаз — золотым, словно расплавленный металл. Даже растерялись: не ошибка ли?

Всё прояснилось во время лекции. Господин Мерт объяснил, что в Деоне особое излучение — любой человек, который находится там больше месяца, начинает меняться. Кожа приобретает цвет бронзы, радужка сияет золотом, волосы отливают медью. Изменения необратимы, отсюда и ограничения по сроку пребывания. Подделывать документы бессмысленно — деонцы видят возраст человека с точностью до месяца, к тому же они чувствуют ложь. Господин Вейс, известный на весь институт бабник, разволновался: как так? Неужели жены всегда знают, когда муж гуляет? Мерт расплылся в улыбке — вы, мол, плохо представляете, что такое деонские браки. Супруги связаны Андой, чувствуют все эмоции друг друга и на сторону совсем не смотрят.