Ангел Седой

Ангел Седой

«Он исчез в темноте, но твердила молва,

Что тащил по земле он два белых крыла…»

Светлана Голубева, «Ангел Седой»

Электричка вильнула на повороте, устало скрипнув колесами. Последний вагон вынырнул из темной арки моста и закачался, словно акробат, балансирующий на цилиндрах, суетливо побежал, едва поспевая за набирающим скорость локомотивом.

Анна по инерции пробежала еще с десяток шагов, и, останавливаясь уже, уронила пылающее горячкой лицо в холодные, промерзшие насквозь ладони.

Тонкие, ломкие пальцы с неровно подстриженными серыми ледяными ноготками вцепились в волосы – намокшие недавно прошедшим дождем, растрепанные, зеркально-блестящие, как застывший гудрон.

Отняв руки от лица, Анна распрямила спину, посмотрела в обе стороны расходящейся вдаль узкими полосами рельсов железной дороги. Подошла к краю платформы, наклонилась. Там, в грязи между шпалами лежал закоченелый трупик кошки. Мех, при жизни белый в черных пятнышках, после смерти свалялся, стал серым и невнятным. По раскрытому в пустом взгляде глазу животного вяло ползала дурная от холода зеленая помойная муха.

От увиденного натюрморта Анну передернуло. Она отошла от края, зажмурила веки, сжалась.

Стремительно темнело. Ветер хлестал по ногам полами ее тяжелого, непомерно длинного пальто, задувал за воротник, бил в затылок. Лужа, серой кляксой растекшаяся в бетонной выбоине платформы, заговорщически подмигивала отражением оранжевого глаза семафора. Впереди, за путями и высоким забором, гудел людскими голосами и шелестом шин пригородный автовокзал. Справа покойно молчал опадающий листвой, мрачный и смиренный, как Спас на иконах, лес. Анна топталась на месте, не в силах противостоять силе, которая заставляла смотреть в древесную муть чащи. Будто где-то там, в лесу, был припрятан магнит, который то притягивал, то вдруг менял полюс притяжения и отшвыривал обратно.

Мимо прошел пожилой обходчик в светоотражающем жилете поверх засаленной душегрейки. От него пахнуло крепким табаком и просроченным перегаром. Анна отшатнулась.

Спрятала дрожащие руки в рукава, стертые до нищенского лоска на манжетах , но ей это не помогло; согреться не получалось. Судорожная горячка озноба била ее изнутри.

Снова стал накрапывать дождь. Время шло медленно, едва плетясь.

Анна с плохо скрываемым нетерпением вглядывалась в сумеречную даль, ожидая поезда. Несколько раз подходила к краю, нависала над пропастью, пока ее не окликнул обходчик в душегрейке, куривший под навесом вокзала:

- Девка, ты что играешься? Под поезд задумала прыгнуть?

Анна поспешно удалилась в дальний конец платформы, пряча лицо от скользкого внимания обходчика, и встала там, упрямо ютясь к самому ее краю, как к единственному спасению.

- Давно ли последняя электричка ушла? – услышала она над ухом тихий, вежливый голос и заметила выросший над нею купол зонта.

Повернув голову, она увидела сначала бритый начисто подбородок, а затем и всё широкое улыбчивое лицо седоватого мужчины лет сорока. Незнакомец был высокого роста, с могущими плечами, немного усталый и какой-то добродушный, носил старомодную фетровую шляпу с широкими полями и светло-серый, слегка запыленный дорогами плащ. Одной рукой он сжимал ручку кожаного портфеля, другой держал огромный зонт-трость.

- Минут двадцать назад, - ответила Анна.

- А следующая когда будет, не подскажете?

- Через десять минут.

- Благодарю Вас.

Узнав необходимое, незнакомец не отошел и зонта не убрал, стоял молча и тихо, всею могучей фигурою обозначая свои уместность и необходимость под этим дождем.

Анна, помедлив слегка, сама вынырнула из-под зонта. Дождь набирал силу, редкими, но тяжелыми каплями вел массированный артиллерийский обстрел.

- Куда же Вы? Промокнете. Мне совсем не жалко поделиться с Вами зонтом, - сказал незнакомец и встал рядом.

- Вы можете не ходить за мной? – раздраженно спросила Анна и шмыгнула носом.

Незнакомец улыбнулся:

- Могу. Но ведь Вы промокнете, замерзнете и заболеете.

- Мне все равно уже.

- Нельзя так к себе относиться.

- Можно.

- Неправильно говорите.

Анна посмотрела на седые виски, видневшиеся из-под шляпы. Незнакомец глядел на нее теплым карим взглядом. От глаз его к вискам разбегались добрые морщинки.

- Что вы пристали ко мне?

- Не приставал я, Господь с Вами. Опоздал вот. Вы тоже опоздали?

- Ндааа, - протянула Анна глухим из-за подступивших слез, голосом, и усмехнулась куда-то внутрь своей души, с тою остервенелою злобой, которая возникает обыкновенно у людей на самих себя за то, что сокровенные слова сами по себе выходят наружу, - Я везде опоздала. Никому не нужна. И Господь не со мной. Сбоку где-то ходит, ни разу еще на пути не попадался. Устала я.

-Опять неправильно говорите. Господь всегда с Вами, даже если Вам наоборот кажется.

- Вы что, проповедник? – вспыхнула Анна, утирая скатившуюся по щеке непрошенную слезу. Ее взгляд снова скользнул по громаде леса и спрятался вниз и вбок, к рельсам.

- Нет, я к этому ведомству никакого отношения не имею, - пошутил незнакомец.

Анна некрасиво, по-собачьи ухмыльнулась, словно оскалилась. Сцепила руки на груди, закрылась, нахмурилась, чтобы не разрыдаться. Много хотела сказать неправильного, хамоватого, но смолчала. Зато незнакомец не унимался.

- Может, и хорошо, что я опоздал. А то бы стояли без зонта на ветру. Дождь вон усиливается.

Словно по заказу по куполу зонта загрохотало, забило крупно и часто. Со спиц водопадами покатила вода.

-… И холодает. К ночи на земле заморозки передают. А Вы вот без перчаток ходите.