Ангелы

Глава 1. Дитя Смерти.

Ты открывал ночь,

Все что могли позволить.

Маски срывал прочь,

Душу держал в неволе.

Пусть на щеке кровь

Ты свалишь на помаду.

К черту барьер слов

Ангелу слов не надо.

Алексей Пономарев,

«Мы не ангелы, парень».

Глава 1. Дитя Смерти.

Тишина была пронизана жутью. Звуки исчезли, поглощённые чем-то мягким, ворсистым и не живым. Воздух, прозрачный и лёгкий, казалось, утратил кислород: каждый вдох был тщетным. Светила луна, но её свет вместо того, чтобы разогнать сгустившиеся тени, делал их прочнее.

Река замерла недвижно, будто состояла из застывшего маслянистого желе, настолько плотного, что поколебать его могло, разве что, внушительное приложение силы. Манек огляделся. И он, и его коллеги умели двигаться совершенно бесшумно, но сейчас ему отчаянно хотелось различить хоть отзвук шага. Человеческого движения. Адреналин щекотал нервы.

Вздымавшаяся огромной тушей полуразрушенная мельница угрожающе нависала над ним, ощерив тупые клыки провалов. По обе стороны от неё, как два изломанных, болезненно распластанных по земле крыла, тянулись приземистые сараи с прогнившей, провалившейся по центру крышей. Острые иглы промазанных глиной прутьев таращились в небо ободранными перьями.

Манеку очень не хотелось туда лезть. Но именно сегодня он никак не мог оставить своё дело другим. Его коллеги, двое таких же странствующих охотников, растворились в темноте меньше минуты назад. Ночь проглотила их, скрыв от цепкого взора. Но Манек точно знал, куда они направятся: обшарят сараи и лишь потом войдут под своды мельницы. Он же чуял, слышал отточенным годами безошибочным инстинктом, что главная его цель — именно там. В изодранном брюхе этого полуистлевшего чудовища.

Вздохнув, Манек медленно двинулся вперёд, прислушиваясь к оглушающей тишине. Через три шага под его ступнёй что-то хрустнуло, и он, бросив взгляд вниз, заметил, что сумрак, жавшийся к стенам у самой земли, в этом месте гораздо гуще. Ступив ближе, охотник убедился, что часть кладки выбита. Внутрь вёл темный, смрадно дышащий гнильём и жутью провал. Оглянувшись по сторонам, Манек нехотя полез вниз.

Подпол оказался глубже, чем он рассчитывал. Ноги встретились с вытоптанной землёй с неприятным звуком. Убедившись, что суставы в порядке, охотник прошёл несколько шагов, не ослабляя пристального внимания к окружавшей тишине. Завернул за толстую колонну, служившую опорой массивной конструкции над его головой. И остановился, почувствовав, как дыхание застряло в горле. Его глаза хорошо видели в темноте: такие, как он, давненько стали больше походить на предмет своей охоты, чем на людей. Но, пожалуй, даже обычный человек легко разглядел бы белеющий в абсолютной темноте каменной могилы силуэт.

Девушка сидела в углу, раскинув в стороны ноги и провиснув в плечах. Её тело, полностью обнажённое, светилось нежной фарфоровой белизной кожи. Рыжие волосы, прежде весёлыми ручьями сбегавшие по плечам, теперь свалялись в грязные, бесформенные колтуны. Но их пламенный отблеск придавал телу странный оттенок, подсвечивая багровые росчерки. Локти, шея, грудь и пах были покрыты потёками крови. Кровавые дорожки грязной коркой засохли на внутренней стороне бедер. Вывернутые опухшие запястья прикованы толстой цепью к балке.

В горле запершило, пустой желудок жалобно толкнулся в пищевод. Обоняние тут же дорисовало сладкий, тошнотворный запах давно запёкшейся крови, мочи, кислого, разлагающегося пота. Убеждая себя, что ничего подобного он ощутить ещё не мог, охотник пошевелился. Ступая тихо и осторожно, Манек обошёл помещение, заглянув во все укромные уголки, удостоверившись, что засады нет. И только потом приблизился к телу, мысленно подготавливая себя принять неизбежное. Присев, он протянул руку, коснувшись кончиками пальцев безвольно лежавшего колена. Девушка пошевелилась. С трудом подняв голову, она уставилась в его лицо долгим, немигающим взглядом.

— Ренка? — тихо позвал Манек, пытаясь оценить состояние лежавшей перед ним охотницы. — Марена?

Глаза напротив прояснились и, спустя долю секунды, девушка задёргалась в оковах.

— Нет, нет, нет, нет… — шёпот усиливал гнетущее впечатление от неистовства, с которым жертва попыталась забиться в угол. Глаза распахнулись в ужасе, а серые, неживые на фоне неестественно белого лица губы, округлились и застыли.

Манек, приложил палец к губам и попытался ухватить пленницу за плечо.

— Не надо! — сиплый голос взвился, грозя достигнуть пределов слышимости, и охотник решительно зажал девушке рот.

— Марена, это я. Мануш, — отчётливо, едва не по слогам, произнёс он, глядя в огромные от темноты и страха зрачки пленницы. — Я помогу. Где они?

— Не надо, — помотала головой девушка, едва он убрал руку от её губ. Грязные, слипшиеся от крови и пота пряди хлестнули по щеке. — Не надо.

И она хрипло захохотала, запрокинув голову к скрытому тенями потолку подвала.

Охотник, пытаясь оценить повреждения, скользнул руками по тощему телу. Рёбра тяжело вздымались при каждом вдохе. Глубоко запавший живот казался прорванным насквозь острыми гребнями подвздошных костей. Груди, маленькие и опавшие, почернели от изукрасивших их синяков от укусов. Россыпь аналогичных синих соцветий покрывала внутреннюю сторону бедра.

Манек смахнул в сторону сосульки прядей. Шея оставалась нетронутой. Зато по рукам, словно метки самоубийцы, тянулась цепь неаккуратных точек, стянутых запекшейся кровью. Охотник приложил руку к артерии. Пульсация чувствовалась, редкая и слабая. Кожа, мягкая и податливая, проминалась под пальцами. Пленницу вряд ли посещали в прошедшие сутки, судя по состоянию ран и той грязи, что окружала её. «Натешились, выпили почти до конца и бросили умирать, — понял Манек, ощущая волну жгущей горло ярости. — Не добили». Положение было безвыходным: даже если он сможет её отсюда вывести, вряд ли найдётся способ восстановить здоровье и силы. И разум. Судя по тому, какой жар источала кожа, внутри тела уже бушевало воспаление.