Антимиры

Пролог

Живёт у нас сосед Букашкин,

в кальсонах цвета промокашки,

Но, как воздушные шары,

над ним горят Антимиры!

      В маленькой, пропахшей нафталином и обувным кремом прихожей было две двери: в квартиру Каринки и Каринкиных родителей, Семиградских, и в квартиру тёти Маши и её отца — Александра Эрнестовича Бабочкина. Тётя Маша работала в прачечной, а Александр Эрнестович доживал остатки лет на небольшую пенсию. Мама говорила Каринке, что ещё при Советском Союзе он был доцентом кафедры то ли какой-то там физики, то ли ещё чего-то, а в девяностые мыл полы в ресторане где-то на Патриарших. Каринка недоумевала: как это доцент кафедры и мыл полы, но не спрашивала: кто этих взрослых разберёт.       

Александр Эрнестович, кстати, был милейший человек: Каринку иногда с ним оставляли, и Бабочкин показывал ей картинки из старых учебников, рассказывал что-то и вспоминал годы, когда занимался наукой. Часто он говорил о каких-то антимирах. Каринка слушала, качала ногами и думала: что же это такое? Она знала, что «анти» — это «против». Как антипригарная сковородка, которую как-то купила мама — блинчики на ней действительно получались румяные, но не горелые. Так значит, антимир — это что-то против обычного мира? «Война», — решила Каринка и спросила об этом Александра Эрнестовича. Тот рассмеялся по-доброму, покачал головой и сказал, что это миры, очень похожие на наши, только сделанные по-другому. «Мир сделан из вещества, а антимир — из антивещества», — пояснил он. «Вот глупость-то», — подумала Каринка, но Бабочкину про это говорить не стала, чтобы не расстраивать. Мама учила, что каждый человек вправе верить в то, во что хочет, и нехорошо его в этом разубеждать, потому Каринка решила, что и не станет. Александр Эрнестович же ни разу не сказал ей, что прекрасного принца не существует, правда? Вот и она про антимиры будет молчать.       

А зимой Александр Эрнестович заболел. Сначала тётя Маша уволилась с работы, и к ним стала приезжать её старшая дочь, привозить горько пахнущие лекарства и хорошие продукты, а потом Бабочкин вдруг исчез куда-то. Каринка спросила у мамы, и та ответила, что он поехал лечиться. Папа отложил газету и добавил что-то про то, что ему уже не помочь, но мама на него только шикнула, мол, не пугай ребёнка. А Каринка и не боялась. Мало ли, сколько людей простужаются — от этого ещё никто не умирал. Правда, она не поняла, зачем для этого куда-то уезжать, ведь врач-то и домой может прийти, да и на даче болеть скучно: на даче подружки и Васька, который даёт поиграть с грузовиком, какой уж тут насморк.       

Ближе к Новому году тётя Маша пришла к ним в гости, принесла маме какой-то конверт со словами «Не пригодилось, слишком поздно» и долго плакала, сидя на кухне. Мама гладила её по руке, утешала, говорила, мол, что все под Богом ходим. Каринка ещё подумала, как это — ходить под Богом? Как под крышей? Впрочем, хорошенько поразмыслить она не успела: тётя Маша сказала, что Александр Эрнестович вернулся домой. Каринка по нему по-своему соскучилась и спросила у мамы, можно ли будет его навестить. Тётя Маша схватилась за голову, заохала, снова расплакалась, а мама, немного подумав, сказала, что надо спросить у самого Бабочкина.       

Но встретиться с ним Каринка так и не успела. В ночь к Бабочкину приехали врачи на громкой машине — скорой, как назвала её мама. Она вышла на лестничную клетку, помогала тёте Маше с чем-то, пока папа командовал санитарами и вызывал лифт. Каринка же выскочила следом, смотрела, как выносят из квартиры бледного Александра Эрнестовича, укрытого одеялом по самое горло. Уже у самого выхода он вдруг повернулся к Каринке, коротко улыбнулся, подмигнул, слабо шевельнул рукой.     

  — Антимиры, Риночка, антимиры… Впрочем, что вы понимаете… Ничего, когда-нибудь, когда-нибудь… — он не договорил, замер, голова упала. Тётя Маша заплакала навзрыд, санитары засуетились, папа велел маме увести Каринку в дом.       

Наутро же Каринка узнала, что Александр Эрнестович умер. Она поплакала немного да и перестала. Каринка тогда не совсем понимала, что такое «умер». Мама сказала, что это как отправиться в долгое путешествие без начала и конца, и Каринка решила, что Александр Эрнестович только рад этому: он всегда хотел повидать мир. «И антимир», — подумала Каринка.       

От Бабочкина ей осталась старая записная книжка с красивыми, но странными картинками и плохо понятными записями. Тётя Маша отдала её дрожащими руками, сказала сквозь слёзы, что Александр Эрнестович завещал это Каринке. Что такое «завещал», та тоже не совсем понимала, но книжку взяла.       

На обложке значилось золотым тиснением «Антимиры».