Арфистка из Африки

Арфистка из Африки

1
Мужчина сел и оглядел окружающее его пространство взглядом матерого киллера.
- В смысле?
Привыкнув за последний месяц засыпать в чужой постели, он вполне резонно ожидал, что поутру его встретят всклокоченное афро и босые пятки из-под одеяла. И оттого удивительно было ему оказаться посреди основательно вспаханного поля, чей урожай злаковых был варварски потоптан «змагарами». Чьи торчащие отовсюду из земли пики, мечи, секиры и отрубленные части тел, минимизированные в разных местах без анестезии, органично украшали пейзаж. Отчего в рассветной туманной дымке со всех сторон массово стонали совсем не манер коллективного фильма для взрослых, а мучительно, срываясь на крики и мольбы. Не то о помощи, не то о милосердии.
Надо отдать должное, суровые воины в железе, бродившие по полю и ничем не напоминавшие добрых африканских папуасов, всем шли на встречу. Добивали благодарных страдальцев. Среди коих внезапно и обнаружилось новое действующее лицо. Неблагодарное в лучших свинских традициях, то бишь, добиваться не желавшее.
Мужчина был относительно недавно и вполне успешно реставрирован, и, как он надеялся, достаточно восстановился для дальнейших подвигов. Поэтому, даже не будучи ни крутым десантником, ни Рэмбо в тринадцатом колене, довольно шустро откатился в сторону. Выполнил прыжок с прогибом в пояснице из положения «лежа» в боевую стойку и сразу же нанес удар ногой между кольчугой и бородой, выглядывающей из-под кастрюльного шлема.
Вот все-таки таблетками и микстурами навыки не пропьешь. Трахея бодро треснула, сплющилась, а бородач булькнул и завалился, бросив и меч, и щит. Правильно, человеку, которому нечем дышать, оружие и средства самозащиты нужны как-то меньше, чем качественная трахеотомия и кислородный баллон, ввиду отсутствия аппарата ИВЛ. А внезапному персонажу кое-что пригодится. Пока хотя бы щит.
Нет, при острой нужде, он и железяку мог приспособить. В их подразделении был инструктор, который настаивал, что порядочный боец просто обязан уметь превращать в оружие даже детское пластмассовое ведерко. Но играть в Кулибина или Левшу от военпрома пока резона не было, а вот вариант поймать что-либо острое и летающее глазным яблоком, был. Поэтому сухопарый мужчина счел благом возможность бодро укрыться за тяжеленой деревяшкой, окованной металлом из некачественной стали. И вовремя.
Стрела чиркнула где-то сбоку. Мужчина зашипел и попытался сменить диспозицию. Бесполезно. Он находился в плотном окружении. А комплектация пижамы, в которую его насильно упаковала медсестра из госпиталя, не предусматривала встроенной гранаты смертника, чтобы ценой жизни унести с собой как можно больше врагов.
Пришлось сдаваться. Пока. До выяснения обстоятельств. И телепатически благодарить эту самую медичку за ночное одеяние из черного искусственного атласа, больше похожего на полиэтилен. Потому что в жаркой-жаркой Африке у него выработалась отвратительная привычка спать голышом... Что тут могли не понять и попытаться ликвидировать чужака-нудиста.
К счастью, сразу убивать его не стали, и тем самым вояки неосознанно спасли свое поголовье. А то, что руки заломили и поставили пред голубые очи местного командира, так на это он нехотя, но согласился.
- Вот, Ждан, это он Прошку убил.
- Этот? – удивился голубоглазый богатырь ростом пленнику... приблизительно по плечо.
Они тут все такие были, натуральные, без признаков акселерации из-за питания гормонально-взращёнными бройлерами. Но крепкие и бородатые, как гномы, полвека без устали махавшие кайлом в забое. Попаданец же, в противовес, имел субтильный унисексевский вид выкормыша современной гендерной политики. Этакий безобидный ботаник-геймер, неожиданно выплывший из своего компьютерного кресла в супермаркет за «пожрать», о, ужас, нарвавшийся на призывную комиссию и теперь изображавший недоумение на передовой. То, что хрупкая конституция при почти двухметровом росте – это все равно минимум восемьдесят килограмм тренированной костно-мышечной ткани, предлагалось забыть даже после шоу в стиле «кунг-фу-панда».
Между тем, воевода пристально посмотрел в непроницаемые угольно-черные глаза пленника, ничего в них не понял и нехорошо нахмурился.
- И кто тут у нас? – судя по тону, у воеводы имелось на его счет предположение. Нехорошее.
- А на кого похож? На арфистку или белошвейку? – сыронизировал и тут же поплатился... слухом.
- Отвечай, воеводе! – рявкнул какой-то ретивый вой на повышенных децибелах прямо в ухо.
- Ух... – начал пленник, решивший не рисковать больше слуховыми рецепторами, и... коварно получил тычок копьем опять в бок, уже травмированный по касательной стрелой. - ...Ай-я-я..фей, – и резко сжал челюсти, удерживая крик на грани полуматерного шипения.
- Охолони, Михей! – одернул воевода, сам на викинга, в мухоморовом угаре склонного к зверствам, не тянувший. – Как говоришь..? - но хрупкое доверие между ним и пленным было утрачено неоправданно-грубыми действиями подчиненного.
Впрочем, дергаться мужчина не стал. Иначе, отхватил бы целый рой стрел. А ему образ дикобраза не нравился от рождения. И потому он принципиально не взял себе в позывные ни одну из «животных» кличек, которую в армии всякие «Волки», «Рыси», «Вороны» и прочие представители благородной фауны пытались ему навязать. Только флегматичного по своей природе, но упертого парня, мнение «зверинца» никогда не трогало. Даже когда они перешли на личность гордого обладателя колоритной корейской фамилии.
На попытку приклеить мультипликационную кличку «Большое Ухо», призывник ни разу не повел ушами, как и на «Кощея», высмеивающего острую азиатскую костлявость. Переключились на тонкий, хищно-крючковатый профиль, но ни «Фредди Крюгер», ни «Коршун», трансформированный во вполне достойный позывной «Нушрок», тоже не нашли отклик в душе солдата. Новобранец категорически отказывался реагировать на результаты отрядного творчества, вследствие чего, едва не заслужил от командира некое нецензурное прозвище, к большой досаде окружающих тоже не прижившееся. Ну, не важно... Важно, что в итоге, он согласился на совершенно дикое, с точки зрения крутых вояк, прозвище, производное от собственного имени.
С ним парню не повезло втройне. Упертый корейский инженер, вконец переругавшись с горячей черкесской поварихой, открыл первую попавшуюся книгу, впоследствии оказавшуюся «Легендами и мифами Древней Греции» и креативно ткнул пальцем вслепую. Вслепую выпал Орфей. С которым вполне можно было бы жить... если бы в местном ЗАГСе подслеповатая регистраторша не записала на слух. И в итоге в мир вышел новый член общества. Который, знатно потрепав нервы ректора консерватории и намотав их на шпульку, мог довольно прилично сыграть на них свое коронное похоронное произведение. И на арфе тоже.
Только, нервировать ВДВ – это одно, а бесить этих бородатых дядей совсем другое. Поэтому, переборов вспышку боли мужчина лишь сухо кивну:
- Ух, - ну, не кричать же этим, судя по этносу, Гуслярам и Цимбалистам военного дела, что он Арфей Кимович Ух по кличке «Арфистка»? Тут уместнее проблеять жалобную сказку «сами мы не местные». - Слушай, воевода, врать тебе не хочу, но, видишь, - кивнул на лежащих рядками покойников явно нордического обличья. – Мы совсем не братья, - да уж, Ух вам – совсем не веселая медуза, так похожая на арбузы. - И это, - указал на свой экстравагантный наряд. – Не очень похоже на кольчугу. А, главное, что да дележки хлебных полей, - читай, до разборок банок с тушенкой. – Мне дела нет.
- Да, а Прохора ты зачем убил?
Действительно, нехорошо как-то вышло. Убивать туземцев – последнее дело, особенно если они такие мирные и безобидные... с мечами наперевес. А он даже с африканцами себе такого не позволял, хотя они тоже щеголяли копьями на голый зад.
- Времени на объяснение он мне не оставил, - а что еще тут можно было ответить?
Воевода на минуту задумался. Он был опытным воином, кривду чуял за версту, но, как ни странно, этого необычного черноглазого и крючконосого пленника раскусить не мог. Слишком уж его облик не соответствовал возможностям.
- Князь разберется с тобой, Ух. В, конце-концов, боярский сынок, которого ты убил, был женихом его младшей дочери.
«Арфистка», которому врачи больше не рекомендовали с пробитым легким ползать по холодной земле, понял, что эскулапов придется ослушаться. Потому что никаким иным макаром, в ближайшее время, улететь на планету Консервных Банок ему не светило. И в милую-милую Африку тоже.
2
Арфея под конвоем вывели на бережок бурной реки. В этом месте, особо бурной, что весьма наглядно иллюстрировал декор из троицы покойников. Те, в прямой видимости, застряли в русле и окрашивали его в несвойственный колер. Отчего Ух крепко подозревал, что если сунется в неблагоприятную локацию тутошней Замбези, и его об острые камни на порогах не размажет, то стрелу затылком он вполне успешно поимеет. И потому всем своим видом демонстрировал, мол, «понапрасну дурить не стану, ибо сам я безобидный и не страдающий манией к свободному плаванью мордой вниз».
Оголяться на незнакомых берегах попаданец тоже не рискнул. Как был, зашел по грудь в ледяную воду, освежиться и, заодно, прополоскать свою пластиковую тряпку, которую даже сушить не требовалось. Вода оказалась экстремально бодрящей, и наскоро смыв пыль, мужчина вышел на берег, где лицом к лицу столкнулся с полководцем.
- Слушай, воевода, у тебя бритвы не найдется? Ну, или на край, ножа острого, - и выразительно поскреб подбородок.
Ждан странно хмыкнул.
- Ну, коли надо, - и достал вполне привычную «опаску», только что из бронзы, и правило. Все новое, ибо самому вояке, при его бородище лопатой, оно вроде, как без надобности.
Нет, некоторое щегольство свойственно и мужчинам. В любом граде бреют бороды по-разному, порою вычурно. Князь Велимир, например, остригал аккуратным клином. Княжич Любомир усекал по восточной моде тонкой каймою вокруг губ. Боярин Тихомир завивал. Жрец Феофат и вовсе никогда не касался ее, отчего она была едва не длиннее девичей косы. А покойный Прохор отрастил такую всклокоченную паклю неопределенной формы, что позавидовал бы и леший. Но лицо Уха, не считая черной однодневной щетины, было практически чистым.
Он сбривал волосы начисто. И с тела тоже. Что благодарно кивнув, под удивленным взглядом командира богатырей, и проделал. Трижды выскребся не просто до синевы, а до первородного состояния. Ополоснул ценный прибор, сложил и, внутренне сожалея, как Клеопатра о самом дорогом своем лифчике из бус, протянул воеводе.
- Благодарствую...
Его прервал девичий визг. Мужчины, не сговариваясь, рванули на вопли. Скача, по скользким от мха и влаги камням взобрались на два яруса выше. Картина открылась ужасная.
У бережка заводи вода была спокойной, но стоило ступить дальше, и мощный поток, несущийся с гор, сбивал с ног и волок в центр стремнины. К огромным булыжникам, за которыми начинался резкий перепад, водопадом рушившийся вниз, в омут и далее толкавший по камням. И вот, посреди этого ужаса-ужаса, обхватив один из камней руками, мотылялась какая-то девчушка.
- Ну, я же просил, одной не ходить!.. – на ходу проорал воевода. - Мишута! Скоренько клич людей, выстроим цепь!
Длинноногий Арфей, который бежал впереди, успел крикнуть:
- Не надо людей, - и, не останавливаясь, ловко нырнул в просвет между камнями. В два мощных гребка доплыл до «купальщицы» и обхватил валун, чтоб не снесло.
- Ух, ты! – обрадовалась мелкая паршивка, странно сверкнув своими янтарными, до того желто-коричневыми, что почти оранжевыми, глазами. – Ну, теперь это точно судьба.
- Сдурела совсем?! – возмутился Ух такому резкому заявлению незнакомой девицы.
Но та без всякого смущения обхватила его руками за шею. И все возмущение ушло бурболками куда-то в поток. Потому что мужчина осознал. Он под пижамой, как бы без трусов, а на этой горной русалке-экстремалке наблюдалась лишь очень короткая, тонюсенькая сорочка. Спасибо, ледяная вода гасила ненужные эманации. Но рассиживаться все же не стоило, дабы не застудилась, и себе самому что-либо в мочеполовой системе не повредить. Посему, сцепив челюсти и перехватив мадемуазель под грудь, погреб от опасного места.
- Это хорошо, что именно ты за мной пришел, - малявка, как ни в чем не бывало, продолжила свои рассуждения.
- Почему? – сквозь зубы уточнил невольный герой, которому эта миссия спасателя на водах уже не казалась такой блестящей. Пусть бы строили цепи, или тащили «девицу в беде» за косу. Вон, какая длинная, с добрый морской канат в толщину. Целая Варвара. Рыжая. И страшно конопатая.
- Потому что теперь тебя не казнить обязаны, а золотом усыпать по моему весу.
Ух, посмотрел на нее, как на невменяемую. И вовсе не потому, что по советским мультикам примерно представлял, чем заканчивается неумеренная потребность в золоте. И не оттого, что совсем не желал подобно жадному радже быть погребенным под ним заживо. Он в принципе не мог доверить посторонним решать финансовые вопросы за себя. И собирался на хрен свалить при первой же возможности.
Охранять, допустим, офис. Или престарелую мать олигарха. А то и его собачку с любовницей и «майбахом» под мышкой. Ну, или пойти в криминал, и их отстреливать... В общем, накопить денег, сесть в голубой вертолет и отчалить, например, в Алис-А-Бебе. Это если найдет дорогу в свой мир. Но даже если нет, то в любом случае, подальше от всяких сумасшедших девиц, возомнивших себя бесценными сокровищами, и поближе к простым и немеркантильным детям саванн и тропических лесов.
- Угу, - буркнул он и вытолкнул юродивую на мелководье, прямо в руки Ждана, который тут же замотал малышку в свой плащ по самую шею.
«А ничего так», - все же отметил ее фигурку Арфей. По меркам его мира – модельной. По мерке этого... мужики тут поголовные слепцы.
- И что ж не уплыл? – все так же буравя пленника нечитаемым взглядом, спросил воевода.
- Так плаваю плохо, - слукавил Ух, шнырявший на каноэ, как дельфин-самоубийца по рекам самых разных категорий. По той же Замбези. А так же не раз замеченный в любви к дайвингу в Красном море и у берегов Мадагаскара.
- Здорово, что ты плохо плаваешь.
- Ну, получше, чем летаю... – снова пошутил Арфей, на самом деле имевший приличный стаж как армейский парашютист, и гонявший на вингсьюте среди скал, аки Бетмен меж небоскребов.
Но, кажется, местные прониклись и серьёзно проверили чужеземца на наличие скрытых крыльев. И даже нашли их.
3.
Родившись на границе Тундры с Тайгой, Арфей до школы мог наблюдать только два типа людей: нефтяников и вальщиков леса. Первым, после вахты на буровой платформе в зоне вечной мерзлоты было не до украшательств. Они так вкалывали, что потом: дрыхли часами, потребляли водочку и ходили, кто на охоту, кто на рыбалку, кто за клюквой с шишками, а кто за лаской в соседнее поселение к женам оленеводов. Вторые были матерыми зеками, синими от куполов из свинцовых чернил. Лес валили сикось-накось, матерились, глушили самогон, тягали потасканных баб из умирающего поселка, примыкающего к зоне, и время от времени совершали идиотские побеги.
Разумеется, ни первые, ни вторые для Уха, примерами стать не могли. На чем особо настаивала тетка, преподававшая в консерватории. Ее усилиями, родители, в итоге, и переехали в большой город, поближе к музыкально-образовательному учреждению. Где первокласснику Уху, с порога диагностировали полное отсутствие слуха, и стали принудительно обучать. И тут надо заметить, что строгие дамы в серых старомодных костюмах, с классическими пучкми и гулями на макушке, из девайсов признавали исключительно очки на цепочках и туфли на каблуках.
Понятно, ни в линзах, ни в шпильках парень не нуждался, но не желал обижать добрую родственницу, к которой питал особую нежность. В силу этой самой нежности, он и наработал на пальцах мозоли от струн ненавистного инструмента... А на костяшках ссадины от постоянного мордобоя с местной шпаной, гнобящей «арфистку», после «музыкалки» вкалывавшую до седьмого пота в секции восточных единоборств. И в итоге, с горем пополам, получил-таки аттестат с законной тройкой. Между прочим, этой самой оценкой консерваторские грымзы гордились, если и не как красным дипломом, то гораздо больше, чем тренер его честно завоеванным званием мастера спорта.
Только продолжать музыкальную карьеру, как и спортивную, Ух не стал. Проигнорировал он и робкие намеки матери на поступление. Вместо этого, свернув в ночной подворотне челюсть главному гопнику двора, парень благополучно призвался в армию.
Высокого, как рельса Уха ни в танк, ни в самолет, ни в подлодку запихнуть не удалось. В сухопутных войсках от него тоже отказались. Сказали, будет сильно торчать из окопа. Разведка заявила, что парень больно приметный. А ракетчики к тому времени укомплектовались полностью. Представитель воздушно-десантных сил с неодобрением поцокал на костлявого призывника языком, но, за неимением лучшего...
И вот, оказался Ух в казарме, набитой крепко сбитыми сибиряками, мордатыми, не в одной «качалке» штанги гнувшими. Борзыми. Разбавленными полу уголовными элементами, которых от тюрьмы только призыв и спас. А тут он такой... арфистка-арфистка, как вычитал один из «дедов», работавших при штабе с документами.
Прежде, чем Арфея задавили массой, он хорошо поработал руками и ногами, провел несколько бросков и поймал кого-то на удушающий. А еще вспомнил такие народные финты, нефтяницкие пополам с лесозаготовительными, что после того, как вместе с обидчиками, выписался из больнички и гауптвахты, заимел заслуженное уважение. И далее служил штатно. Правда, ВДВ-шное творчество со всякими солнышками/волнами/парашютами его не прельстило именно схожестью с натюрмортами и пейзажами вальщиков леса.
К окончанию срочной службы, Ух, как-то неожиданно сильно затосковал по арфе, но так и не придумав, где бы он смог пригодиться со своей громоздкой педальной подругой, остался служить по контракту. Откуда Родина отправила его в некие загадочные исламские дали, где с большим трепетом относились к чистоте кожи, и не просто ее не разрисовывали (хна не в счет), но и предпочитали носить под галабией так, как создал Аллах. Поэтому «Арфистка», в отличие от своих сослуживцев, оставался девственно чистым вплоть до службы в...
Короче там, где наших войск никогда не было. Зато были туземцы, на головы которых, в один прекрасный день, и свалился ботаник с глазами киллера. Ранение в руку, но неприятное. Пуля задела сосуд.
Жестко приземлился, с трудом погасил купол и отстегнул стропы. Сквозь кровавую пелену увидел, как его окружают голые люди с копьями и луками. Отрубился. А когда очнулся, ощутил целую гамму «приятных» ощущений от восхищения папуасов полетом новоявленного Икара.
Спина зверски болела. Наверное, потому что была порезана. Племенной умелец, не то с особой любовью, не то с крайним садизмом, в целях создания наибольшей художественной выразительности, украсил ее мелкими насечками. И теперь о нем заботилась дочь вождя, охотница на гепардов и просто красавица... словно из фильма ужасов, с располосованной, по последней туземной моде, мордой.
Надо сказать правду. Темная, как эбеновое дерево, статная, как финиковая пальма, и гибкая, как черная мамба, Эш делала все, чтобы Арфей чувствовал себя в ее мазанке, как дома. Старалась, чтобы ему было хорошо. Причем так старалась, что когда добрые сослуживцы, наконец, нашли друга, он задумчиво перебирал струны африканского плюриарка и уже всерьез задумывался о смене места жительства. И даже почти смирился с тем, что художник опять точит свой костяной нож, чтобы придать его лицу... ну, наверное, мужественности... Из-за чего «небесный Бох» рисковал обзавестись улучшением своей героической внешности, с полным набором особых примет. В профиль и анфас. А еще заражением крови, местными паразитарными организмами, малярией и женой.
В итоге, жениться Ух, вроде бы, не успел. Друзья-солдаты погрузили музыканта в вертолет и отправили в медсанбат. Куда тоже добирались с приключениями, обеспеченными повстанческим гранатометом и незапланированным приземлением в эпицентр нешуточного боя. Что стоило и без того ослабленному мужчине очередных ранений и хлопот двух бригад медиков в мобильном госпитале, оперировавших его чуть ли не на коленке.
Одна группа врачей колдовала над тем местом, где у среднестатистического человека было сердце. И вынесла вердикт – офицеру очень повезло, что снайпер, который его подстрелил, был не в курсе, что сердца у того нет. С этой стороны. И если бы не транспозиция органов с декстрокардией, быть Уху не в запасе, а в цинковом гробу. После чего заштопали легкое.
Вторая бригада извлекла из полумертвого Арфея стакан гранатных осколков и многострадальную селезенку, не поддающуюся реставрации. После чего майор Ух наконец добрался до стационарного медучреждения.
Там одной таблеткой из него успешно изгнали всех неуставных паразитов и провели анти малярийную профилактику. И, далеко не столь успешно, принялись бороться с сепсисом, с помощью многочисленных инъекций. Сражение то было долгим, упорным. И спасенный, отлежав на неудобной панцирной сетке все бока, испортив вены бесконечными капельницами, желудок антибиотиками, а жесткое, как у сушеного тарантула, мягкое место инъекциями, клятвенно пообещал людям в белых халатах, до одурения пить препараты с железом, и выписался из госпиталя гораздо раньше, чем они хотели. На гражданку. Ибо с такими ранениями из него был такой же солдат, как и после окончания консерватории - арфистка.
Что касается долгожданной победы продвинутой медицины над туземской культурой, победа оказалась... проигрышем. А все лавры на девяносто девять процентов принадлежали африканскому художнику, который переплюнул армейских врачевателей, хоть и спасших жизнь пациенту, но ни разу не пластических хирургов.
Крылья вышли на зависть. Они оживали от малейшего движения мускулатуры, и выглядели взъерошенными, будто ветер трепал перья... Жаль только были не настолько функциональными, как об этом подумал Ждан со своей гоп-компанией. Иначе бы Арфей тут с ними не раскланивался, а давным-давно улетел бы в Африку. Но не на зимовку, как гусь, и не в командировку, как Айболит, а на ПМЖ. В Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо...
- А то, что я сквозь землю провалюсь, не боитесь? – иронично спросил пустоту, уже после того, как его яму накрыли деревянной решеткой из, связанных между собой, стволов молодых березок. Чтобы не уплыл, не улетел и получил награду в полной мере.
4
Ночью яму подтопило. И не столько атмосферными осадками, сколько просочившимися грунтовыми водами. Ух, выжидавший все это время, когда лагерь стихнет, и потому стойко терпевший не слишком теплую грязевую ванну и скудный паек узника, иронично пробормотал себе под нос:
- Что-что там говаривал мой эскулап? Пить антибиотики, не перегружать иммунную систему переохлаждениями и соблюдать диету номер пять по Повзнеру? Как же, как же... – дай ему кто выбор, он бы навернул сейчас фалафеля с острыми баклажанами, отполировал бы все это жареными бананами и завалился бы на жесткий топчан жаркой хижины со своей страшненькой черной зазнобой... Эх...
Прислушался. Вроде тихо. Подпрыгнул, уцепился пальцами за решетчатую крышку, подтянулся. Ну, точно. Растяпа-часовой мирно посапывал рядом. Мужчина ухмыльнулся. У него была припрятана «утерянная», в пылу спасения девицы, бритва воеводы. Можно было быстро «шахнуть» острым лезвием по веревкам, скрепляющим самодельную конструкцию. А далее по учебнику. Оглушить незадачливого сторожа, оттащить за камни, спеленать, раздеть. Самому же... Эх, коротка, как говаривалось, кольчужка, но для маскировки годилась. И далее петляя среди эндемиков...
Нет, босиком, в темноте, да по острым, незнакомым скалам, прыгать может только киношный супергерой, оснащенный «скилом» особой прыгучести и дополнительными жизнями в придачу. А Уху, воспитанному на технике безопасности, Уставе и прочем ТТХ, прежде чем нейтрализовать охрану, снять часовых, и слинять, следовало осмотреться и получить четкое представление о путях отхода. А в идеале, еще и подлечиться. Собственно, он не слишком активно изображал Звезду Смерти на ратном поле еще и потому, что до сих пор испытывал слабость. И поэтому же остался в своем личном бассейне.
Утром, уставшего и продрогшего, его выловили из грязевой ловушки и опять отвели к ледяной запруде. Изрядно измотанный, мужчина споро привел себя в порядок, и даже выпросил у нового конвоира бритву. Тот, как и Ждан, не страдал маниакальным рефлексом снимать с себя ежедневно шкуру в районе подбородка, и это внушало оптимизм, что ничего, заразного и передающегося обычно половым путем, Арфей от него не подцепит. Да и волновали его не столько оппортунистические инфекции, сколько место встречи со стрелой и копьем, в идеале, просившееся заштопаться.
Ух оценил диспозицию с кучкой более-менее легкораненых воинов. Меж них мельтешил лекарь в странном черном балахоне, и скакала давешняя рыжая, неприлично конопатая и вертлявая девчушка. Она-то и занималась перевязками.
- Эй, Огневушка-Поскакушка, - окликнул ее Арфей, когда солнце уже садилось, и она, наконец, оказалась поблизости.
Редкостно активная тинэйджерка блаженно улыбнулась ему, подхватила сундучок скорой медицинской помощи и удивительно беспрепятственно прошла сквозь охрану. Чем тут же заставила мужчину насторожиться. Ох, неспроста!
- Ух! – спасенная малявка даже не удивилась тому, как он ее окрестил. - А я тебя все утро искала. Отблагодарить.
- Можешь ни в чем себе не отказывать... если, шить хорошо научилась.
- А что шить надобно? - бойко бросила крошка, с восхищением рассматривая синтетическую пижаму, явно не представляя насколько неудобен и неэкологичен полиэтилен. Но блестит, да, здорово.
- Меня, милая, - и, морщась, снял верх. - Вышивать крестиком не обязательно, просто стяни кожу.
Огневушка, как и его врачи в свое время, впечатлилась раной над «сердцем», но потом опомнилась и... щедро плеснула на ребра какой-то дезинфицирующей сивухой. Арфей, сквозь сцепленные зубы, невнятно прорычал что-то крепкое, облегчающее боль, но морально готовый к экзекуции, постарался не слишком дергаться. Вдруг, все же вертлявая шьет красиво?...
К его удивлению, оказалось, что иголкой с ниткой Веснушка владела очень даже сносно. Швы вышли на редкость аккуратными.
- О, ты молодец, - улыбнулся мужчина девушке. – Знахарка из тебя получится, что надо.
Она только фыркнула:
- Я сызмальства у жрецов Смертибога в обучении, чего только не видала. Разве только его Посланников.
От удивления, Ух, не имевший представления о местном фольклере, но не веривший ни в Бога, ни в Черта, даже про жгучую боль забыл:
- Кого?
- Это ж ты Прохора убил? - вот тебе и Огневушка!
- Ну, я.
А она, как прыгнет, да как обнимет, да как поцелует... в щеку:
- Спасибо тебе! - и упорхнула в рощицу, назад к своим раненым и черному лекарю.
Арфей растеряно коснулся щеки, где все еще ощущался поцелуй, и пробормотал вслед девушке, скачущей сквозь строй березок, в окружении светлячков:
- Не за что, Поскакушка.
- На Горяну, Ух, особо не засматривайся, - раздался рядом спокойный голос воеводы. – Это ее жениха, ты отправил к Смертибогу в чертоги.
«Княжна, значит. То-то она так свободно, как ниндзя среди слепых, прошла за охраняемый периметр», - подумал мужчина, которому хватало проблем и без княжеских дочек.
Простой, как десантный нож, он вообще старался не связываться с богатыми малолетними цыпочками. Дочери генерала, в свое время, хватило за глаза. Он ее, цацу, как мог, обходил в части, а она все равно его караулила по всем закоулкам каптерок. Пока отец не прознал, и не отправил загнанный объект воздыхания на передний край горячей точки. Что в итоге стоило ему подвигов в черножо... кожей деревне, порезанной на мелкие ремни спины, пробитого легкого, утраченной селезенки, любимой службы и попадания в этот крайне дружелюбный мир.
- И не думал. Не того полета я птица.
- Это ты напрасно. Горяна – девка бедовая и горем меченая от рождения самим Смертибогом.
Арфей обалдел: «Это тонконогий-то олененок в канапушках – меченая? Они тут точно во время битвы в своих кастрюлях мозги не перегрели?»
А воевода тем временем продолжил:
- И тому, кто решится замуж ее взять, ходить в шелках. До самой смерти. Вопрос, доживет ли до свадебки? Троих девка уже извела. Первый жених объезжал коня дикого, да и сверзился с него. Теперь лежит бревном, токмо глазами моргает и под себя ходит. Второй на охоте на гадину ядовитую наступил. Даже квакнуть не успел, посинел, сделался телом будто каменным, и околел. Прохор был третьим.
Как понял Ух из рассказа, младший сын премудрого боярина Тихомира был, пожалуй, самым неудачным. Гуляка, выпивоха, бабник. О таком лишь мамки-няньки, распестовавшие лодыря, поплачут, и всю оставшуюся жизнь, будут благостно вспоминать, как о герое.
Разумеется, против брака с Горяной его боронили всем боярским теремом. Да куда там. Уперся рогом! И в поход отправился не для того, чтобы славу ратную сыскать, а чтобы застолбить за собой право в дальнейшем на княжеских перинах валяться, с посуды серебряной мед хлебая. Уж, как берегся, всю битву по краю сечи пробегал – ни одной царапины. Зато на Уха наткнулся, все горло всмятку.
В общем, мерзавцем был, и таким же помер, как пес смердючий. Туда ему и дорога. Но, из-за него опять поползли слухи о Горяне. Мол, без Гори, которой, между прочим, от Прошки доставалось, тут не обошлось. Жрец сам говорил. Дюже сильная она. Хворых на ноги ставит, безнадежным отход облегчает, преставившихся в путь последний провожает. Ей смерть призвать, что плюнуть, и то не напрягаясь. И обозные девки в голос клялись, что накануне сражения видели огонек в шатре княжны. Какого цвета была свеча, им неведомо, но что-то подсказывает, при Полном Оке, не Светобогу она молилась...
- ...вот и выходит, что кроме тебя ее в невесты больше никто не возьмет. Разбегутся женишки. Никому не захочется, ни под дурной глаз попасть, ни черной свечки отхватить.
Арфей даже отшатнулся:
- Э-э! А мне такое счастье за что?!
Воевода кивнул на обнаженную грудь попаданца.
- Так тебе не страшно... демон Ухафей.
Нет, всякое в жизни бывало, но мессией Аида ему числиться точно не приходилось. Интересно, князь тоже подумает, что он из загробного царства, или не настолько впечатлительный?
5
Горяна не находила места. Ей вчера не показалось! Она своими глазами видела! И даже, трогала! Ожившего идола с капища. Того, что с огромным клювом стоит пред Смертибогом и принимает на себя его смерть.
Ох, не зря она при Полном Оке черную свечку ставила! Свою метку гореносная княжна оправдала. Услышал ее Повелитель, Ухафея прислал. А тот с одного удара ногой от проклятого Прохора избавил!
Плохо, что батюшка в тереме худо держать не станет. Ему еще двух сестриц впредь надобно замуж отдать. Вот и выходит, остается девушке на капищах идолов обихаживать, да при жрецах с войском вековать.
Неужели в том ее призвание? С другой стороны, для чего еще Ухафей допустил себя лечить, как не для того, чтобы в услужении людям хворым помогать и мертвых в последний путь провожать? Это всяко лучше, чем если батюшка нового сребролюбца сыщет. И почетнее, чем день-деньской Светобога тряпочкой протирать, да венки ему плести, гимны распевая.
С ума сойти, она лечила демона!
«И целовала», - подумала княжна и резко отвернулась, чтоб жрец Феофат не увидел ее резко заалевших щек.
По роду занятия, для девушки мужское тело не было секретом. Но, в основном, среди ее пациентов были или массивные мужи, закаленные воины, прошедшие не одну сечу. Или же рыхлые юноши, неженки, еще вчера кур по двору пинавшие, да на гуслях бренчавшие и никогда ногами чужих женихов не убивавшие. Ухафей же сочетал стать молодца, зрелые мышцы человека в возрасте и чистоту девицы! Отчего сердце княжны билось часто-часто, как ему по статусу не полагалось, хотя день был долгий, а раненых слишком много для них двоих с Феофатом, даже не смотря на десяток младших прислужников. А тут еще Ждан с задушевными беседами!
Работы, правда, было масса, и когда воевода с почтительным поклоном подошел к ней, хлопотавшей в шатре с тяжелоранеными воинами, ее лекарское платье основательно запачкалось, косы в лентах растрепались, а она сама уже совсем запарилась.
- Княжна.
Девушка разогнулась от болезного, которому сам Светобог не был в силах помочь, и потерла уставшие глаза:
- Воевода?
- Пришел потолковать с тобой, милосердная. Неспокойно мне что-то.
Она вздохнула, омыла руки, утерла их рушником, поданным младшим служкой, потянулась за черным платком.
- Говоришь, будто жрец тебя не упреждал. Не след живым с мертвыми заигрывать. Особенно с такими кровожадными, как Ухафей.
- Меня боронишь, а сама?
- Служители Смертибога не принадлежат этому миру, - траурно повязала медную голову та. – И с того самого дня, когда на капище зажгли не родильные огни, а погребальные свечи, я - мертвая.
- И взора Уха не боишься? Видел, как он на тебя глядел. Сдается, приглянулась ты ему, матушка.
- Ухафей не только самый кровожадный среди демонов, но и редко в чем себе отказывает, - она спокойно посмотрела своими тигриными глазами на воеводу. Ее абсолютно не шокировали его слова. - И всегда собирает жатву, - княжна павой скользнула за чашей масла для омовения мертвых тел, поджала губки. – Коли поманит, уйду – не оглянусь, - и одним отточенным движением закрыла глаза воину, чей последний вдох стал точкой в разговоре со Жданом и концом ее смены.
6
Когда его босого и мокрого после купания, подвели к месту временного содержания, Ух даже закашлялся:
- Серьезно? – и только что не с тоской, вспомнил свою африканскую принцессу.
Она, хоть и мечтала его изуродовать, но была довольно ласковой. Стелила мягко, кормила вкусно, и если на личико не смотреть, вполне себе фигуристая «мамзель». Как знать, не станет ли скоро бегать там, по саванне, наперегонки со львами, кто-то голозадый и босоногий, с явными евразийскими чертами?
Ну, да поздно рефлексировать, как и сожалеть о туземской хижине, в которой было тепло. Градусов под сорок. Здесь ему если и грозила подобная температурка, то не внешней среды, а собственная, сопряженная с затяжной, двусторонней пневмонией.
Дружинник озадаченно почесал тыковку под шлемом и растерянно обернулся на Ждана. Воевода с сомнением осмотрел яму, заполненную жидкой грязью уже на три четверти, оценил масштабы затопления и крепко выругался.
- А пущай сам вычерпывает, - предложил охранник и скуксился под пристальным взглядом демонически-черных глаз. Ухафей без слов транслировал, что, в ближайшее время, ничего копать не планирует. – Или можно примотать его к дереву.
Ждан, комкавший в руках княжеский указ, срочно присланный с гонцом, еще раз заглянул в него, утер усы и принял волевое решение:
- Веди его к княжне Горяне.
- Что-о-о? – офанарел Арфей, только недавно размышлявший об уюте покоев власть имущих дочек, а теперь конвоируемый к роскошному шатру целой «Прынцессы».
Умытая княжна в одной рубахе, поверх которой был накинут пуховый платок, с распущенными косами и встревоженной мордашкой, выглянула на грохот кольчуг. Мамка-нянька, готовившая ее ко сну, всплеснула руками и запричитала:
- Куда, ирод! Побойся... – но была решительно отстранена воеводой, который кардинально решил поставленную задачу самодержца.
- Приказ князя, - тоном, не терпящем возражения, заявил тетке и велел стражу. - Заводи.
Тот впихнул Уха в объятия Прислужницы Смертибога. Она на секунду оторопело посмотрела на пуговицу его пижамы, а потом словно что-то поняла, схватила пленника за руку и потащила внутрь.
- Ступайте. Дале, я сама, - и занавесила вход в шатер.
Мужчина мрачно окинул взором внутреннее убранство. Все в коврах, шелках, мягких подушках. Богато. Еще и девичья опочивальня. Даже неловко как-то в своей ночной одеже на босу... пятую точку, при том, что девица тоже не совсем одета, а за занавеской совсем не свободная от норм морали Африка. Тут со всех сторон компрометирующая ситуация.
- И что это было, Огневушка-Поскакушка? Уж не сватают ли тебе меня? – вспомнил Арфей свой разговор с воеводой.
Рыжая вздохнула:
- Что-то такое я и ожидала. Только думала, батюшка какому тысяцкому навяжет или очередного боярского последыша соблазнит приданым завидным. Чтоб не сильно боялись, да не сокрушались тем, что я... - опустила медную голову. - ...некрасивая... - и потянула за шнурок своей сорочки.
Под обалдевшим взглядом попаданца, ночнушка легко соскользнула с плеч, стекла с маленькой, но крепкой груди, прочертила бедра и белой пеной укутала лодыжки. Княжна переступила ее своими длиннющими ногами и уже полностью нагая оказалась в шаге от него.
- Дурдом, - рвано выдохнул Ух. – И в нем ты главная дурочка. Хорошенькая...
Ну, если сравнивать с африканкой, она действительно не самая страшная из его невест. Но Арфей смотрел на обнаженную Горяну в драгоценно-шелковом интерьере и офигевал. Он – списанный армейский инвалид в синтетической китайской пижаме, который жениться не планировал в ближайшие... «никогда», что серьезно должен был стать мужем княжны? Или все это ему снилось под наркозом, во время обширной трепанации черепа? Точно бред.
Ух стянул с себя рубаху омерзительного искусственного одеяния и завернул в нее Канапушку.
- ...Маленькая только. Посмотри на меня хоть. Ливера частично нет, еще и рожа такая, что перекреститься и сплюнуть. Неужели, в самом деле, считаешь, что я хорошая партия для тебя, а, Принцесса?
Горяна сильно удивилась его самоуничижению. Ничуть не меньше, чем он ее. Но за наличием ума, поняла, о чем он. Действительно, если сравнивать Ухафея с молодыми дружинниками, хоть и отмеченными шрамами, но относительно целыми, в комплекте демона был ряд недовложений. Она коснулась шрама на груди и задала странный вопрос:
- А без него совсем никак?
Арфей недоуменно свел брови, отчего между ними пролегли две отчетливые морщины. И внезапно понял, в чем дело. Он-то, когда говорил про ливер, имел в виду удаленную селезенку и заштопанное легкое, а она решила, что у него не хватает сердца! Забавная. Мужчина едва не расхохотался, но проглотил смех, спрятавшись за кривой ухмылкой.
- Для того, что ты предлагаешь, не помеха, но разве ты не хочешь по любви? – ему вспомнился мультфильм «Летучий корабль» и царевна, не желавшая брака по расчету с безобразным боярином.
Поскакушка посмотрела на строгую линию рта, искривленную в иронии, но ответила прямо:
- Очень хочу, - и поцеловала демона... опять в щеку.
Ух закатил глаза. Нет, это безнадежно. Хоть бы целоваться научилась для начала. А потом вспомнил, что целоваться незамужней дочери князя, пожалуй, не разрешалось даже с женихом, и плюнул. Запустил ладонь в косы, крепко зафиксировал голову девицы и поцеловал. По-взрослому, прижимая к своим бедрам, чтобы не питала в его отношении иллюзий.
Таким образом, он думал немного напугать эту Веснушку и отпустить с миром, и потому не слишком вникал в эротическую подоплеку. Мало ли ему в жизни доводилось целоваться без продолжения? Но, внезапно, одна тонкая ладошка легла ему на затылок, а вторая... нырнула в пижамные брюки, доказывая ошибочность, всей этой сказочной невинности и принципиальности особ голубых кровей.
«Да, твою, дивизию!».
- Кто ж так делает? А напоить накормить, доброго молодца? А в баньке косточки попарить, прежде чем есть... то есть, на перины зазывать? Или не учили тебя, как с мужиками обходиться? - прервал он ревизию своих органов, среди которых все было на месте и строго по списку. А потом откинул полог шатра: - Эй, Ждан.
7
Воевода выплыл из темноты:
- Что уже? – удивился, очевидно, скорости, не допустимой, даже для первого раза... у джунгариков. – Мог бы и не спешить. До утра времени еще много.
- Не могу я утра ждать.
- Ну, раз не можешь... – Ждан оценил полураздетый вид демона.
- Угу. Мочи нет, - съехидничал тот и буркнул. – Но я чту Закон, в котором строго сказано, что нехорошо детей в койку к взрослым дядям подбрасывать.
В самом деле, Арфею Уху вроде как сорок недавно протрубило, в то время как этой крохе на вид не больше шестнадцати. А ему, как представителю силовых структур своей страны, прелюбодействовать с несовершеннолетними не позволяли Уголовный кодекс мамкины наказы, запрещавшие спать с принцессами, царевнами и княжескими дочками за просто так.
- Ну, у нас тут токмо жрец Смертибога. Он может, разве что в последний путь спровадить. Утром приедет служитель Светобога и тогда...
Попаданец зло плюнул:
- Думаешь, мне – демону можно обряд проводить в чистом поле первому попавшемуся недоучке в балахоне? Княжна не может стать моей супружницей, коли не возьму ее не на жертвенном алтаре священного круга перед ликом, сам понимаешь кого, - воевода ахнул. А Арфей почувствовал мстительное удовлетворение. Так сказать, компенсацию за все свои мытарства. И злорадно добавил. – И чтобы князь при этом присутствовал, - угу, чтобы засунул свой приказ туда, где ему и место. В самые темные закоулки своей ж... Жарафрики!
- Зачем? – хрипло спросил главнокомандующий княжеской рати. - Свечку подержать? Черную?
В ответ Ух кровожадно улыбнулся:
- А как же. Он ведь главный свидетель со стороны невесты.
- А с твоей?
- Ну, сам подумай, кто же это может быть...
Отъезд отложили все же до утра. Мотивировалось это тем, что Ухафей-то, ладно, крылья растопырит. А остальные? В темноте, да со скалы... эпичный выйдет полет на рысаках. В итоге, воевода и рыдающая Меланья вымелись из шатра, оставив невесту с женихом... женихаться, что ли?
Арфей, который никакими такими глупостями среди ночи заниматься не собирался, сел на одну из подушек.
- Пожрать есть что? – рявкнул на притихшую Поскакушку.
Горяна сглотнула и метнулась куда-то вглубь своей палатки. Вскоре перед Ухом паявились: холодное мясо, мягкий сыр, каравай хлеба, овощи в миске, фрукты на блюде и кувшин с квасом. Он осмотрел продуктовый набор:
- Мухи, мед, гам...гм..мно и пчелы. Сойдет, - и соорудил два вполне пухлых на вид бутерброда.
Один, из которых, вручил малявке, и тут же впился крепкими зубами во второй. Какая диета? Какой Повзнер? Да простит его бывшая селезенка, местные божества и далекие африканские фиги-финикики, но это Рай! Почти Египетский all inclusive.
Девушка с недоумением осмотрела кособокий сэндвич, ощетинившийся листьями салата между мясом и сыром, и спросила:
- Ты специально про капище придумал, да?
- Признаю, с прилюдной дефлорацией на жертвенном алтаре, это я, пожалуй, лишку дал... Но ты, что же, хотела, чтобы твоя старая карга уже сегодня постелила нам простыню, которую, небось, в качестве доказательства поутру нужно было бы вывесить на всеобщее обозрение? - судя по побелевшей, как проклятая брачная тряпка, княжне, так оно и было. Ух даже подавился бутербродом. - Чертовы извращенцы! В любом случае, до святилища еще доехать надобно. И, желательно, живыми и с не переломанными ногами. А уж потом думать о заявленном обряде.
Огневушка с сомнением покачала головой, видимо слабо веря в успех его затеи, но перечить не стала. А Ух доел свой самоделковый фаст-фуд и с наслаждением растянулся животом по мягкому ковру, уткнувшись лицом в подушку.
- Я подремлю? – только и успел спросить, прежде чем его веки закрылись, и он провалился в крепчайший сон.
Княжна затаив дыхание смотрела на спящего мужчину и не могла оторвать ладоней от горящих щек. Подумать только, у нее, конопатой Гори, уже четвертый жених кряду, в то время как златовласые красавицы и разумницы Ульяна с Устиной еще в девках ходят!
Глаза девушки невольно скользнули по обнаженной спине демона, и она попробовала представить, какими станут его крылья, когда он их раскроет... над ней... Наверное, огромными.
8
От лошади Арфей отказался категорически. Не таким уж безупречным наездником он был. В детстве брал пару уроков верховой езды... на оленях, да на моджахедских хребтах сделал несколько переходов на туповато-флегматичном ишаке. Но на этом его кавалерийский стаж и заканчивался.
- А поклажа..? – начал было Ждан, и умолк, когда демон, плотно уложив коврик и маленький походный шатер, хитро увязал их веревкой и аккуратной скаткой забросил за спину.
Уж кому-кому, а не древнему богатырю-маломерку учить современного вояку многодневным переходам с многокилограммовым обременением.
- Нападения ожидаются? – хмуро уточнил безоружный Ух, не понаслышке знавший о коварности засад в горах.
- С чего ты взял?
- Иначе ты отправил бы нас по другой тропе. А раз нет, то либо легких путей не ищешь, либо твои лазутчики прознали о сюрпризе на тракте, - и пояснил. - Видел я ваших противников. По виду, жители долины. Селятся, скорее всего, на побережье. Земли скудные, песчаные. А по тому, как они бодро на вас рванули, и с рыбным промыслом неважно. Только и в горах им нехорошо. Слизистая... то есть сильно пересыхает и постоянно кровит нос, голова кружится, в глазах темнеет.
- Твоя правда, - с прищуром глядя на демона, кивнул воевода.
- И все же ты, уважаемый, дергаешься. А значит, есть у них запасной вариант. Перебежчики из ваших или собственный подготовленный отряд-другой. Еще, как вариант, есть третья заинтересованная сторона из тех, кто не подвержен горной болезни и не хуже скальных коз по перевалам скачет.
Ждан снова кивнул:
- Викены веренам Северные горы обещали. А ты к чему ведешь? Меч что ли хочешь?
Арфей отрицательно покачал головой и с отвращением посмотрел на железяку скверного качества и безумного веса. Клинок всем своим видом кричал, что до булатной стали тут прогресс еще не дохромал, а то до чего доковылял, не поднять и Святогору. Ух предпочел бы скорее добрый нож. Желательно медный.
Тут он судил по украшениям княжны, среди которых были безделушки довольно тонкой работы. А значит с этим металлом дела обстояли получше, чем с железом. Но вряд ли (пока опасность каменным булыжником на голову не свалится) воевода станет вооружать пленника, а по совместительству добровольно-принудительного жениха. Жадоба он, а не Ждан.
- Нет. Просто хочу знать, от кого стрелу ловить.
- Не волнуйся, стражники вас щитами прикроют.
Ух, уже не скрываясь, фыркнул:
- Сомневаюсь.
- Отчего же?
- Что-то мне подсказывает, ручки у них будут заняты... лошадками.
Воевода отмахнулся. Видимо, как и викены плохо знал особенности высокогорных перевалов. Хоть и сторожил горные рубежи, а выше трехсотметровой отметки самолично не поднимался.
- Если сомневаешься, выбери себе кольчугу.
Мужчина с сомнением осмотрел аналог местного бронежилета. Нет, по-прежнему не кевлар с углеродной керамикой.
- Лучше угости щитом, - деревяшка не деревяшка, а стрелу остановит с гарантией. Вдобавок, в случае прямого боевого столкновения и рукопашной, от него будет гораздо легче избавиться, чем выпутываться из десятикилограммовой сетки-рябицы. – Я видел, у вас тут маленькие, круглые такие есть. И еще бы теплой одежей разжиться. А то, ну, как ненароком, что отморожу наверху, чем жениться, прикажешь?
С сапогами, к счастью, проблем не возникло. Как выяснилось «сорок последний» имелся и среди низкорослых славинов. Чего нельзя было сказать об одежде. Самого большого размера, который имелся – с рукавами и колошами из хипстерской коллекции «Подстрел». Модно. Только опять же, меховые семейники к ним не прилагались. Вместо них обнаружились полотняные кальсоны и нательная рубаха. Недурно. Ждан Арфею еще и шлем подарил от щедрот своих.
В общем, выдвинулись небольшим отрядом. Несколько конников-разведчиков, потом десятник с Княжной, жрецом и пешим демоном, в окружении еще нескольких дружинников.
Командир летуче-горного отряда, который должен был безопасно доставить княжну к батюшке и бдительно отконвоировать ее «жениха» к свадебному капищу, недоверчиво хмыкал, наблюдая за Ухафеем, который, ничуть не запыхавшись, легким пехотным бегом перемещался наравне с лошадьми. Потом удивленно хмурил густые всклокоченные брови, а далее пошел первый перевал, и до физической подготовки условного демона резко стало параллельно. Ну, а тот лишь насмешливо кривил губы, глядя, как его спутники, матерясь под нос то одним богом, то другим, сражались с непослушными животными. Те словно обезумели на ненадежных, осыпающихся склонах ущелья, и грозились сверзить наездников в пропасть.
- Ты поэтому от лошади отказался? – отдуваясь на очередном каменном уступе, спросил ратник свежего, как цветущий кактус, Уха.
- Поэтому. И воеводу вашего предупреждал. А ты почему промолчал? В горах же не новичок.
- Так я человек подневольный, кто меня спрашивать станет? В крайний час упредили через сотника, что верхами пойдем, узду в руки дали и тебя с меченой на шею повесили.
- Сильно за скотинку спросят, в случае чего?
Воин прищурился:
- Зависит от обстоятельств.
- Понимаю, кони дорогие, да и жалко их. Только сдается мне, прости, не знаю, как по батюшке...
- Деян, - представился тот, с доброжелательностью глядя на конвойного. – Можно без батюшки. Сирота я.
- Так вот, Деян, сдается мне, что голова княжны, меченная она там, или просто солнышком любимая, дороже встанет.
- Что, предлагаешь, бросить?
- Ну, зачем так негуманно? Они ж тут ноги переломают или в пропасть сиганут с перепугу. Прирежь их, чтоб не мучились. Переговори со своими воями, а с княжной и жрецом сам объяснюсь. Чтоб, ежели спросят, все хором клялись - я коняшек пожрал, - Арфей подмигнул разбойничьим глазом. – Согласишься, к третьему дню в долину спустимся. А нет, головы сложим. Уж больно неспокойно тут, - и руками обвел мирно нависающие камни. – А эти еще и блеют... то есть ржут, как кони.
- Кони и есть, - но при этом десятник неохотно признал правоту Уха и отправился консультировать своих орлов.
Пленник же подошел к почетным спутникам.
- Все слышали? – спросил, притихшую Горяну и задумчивого служителя местного Тартара. Те кивнули. – Жить хотите? – опять подтверждение. – Тогда слушаем командира Деяна, как отца родного. И не вздумайте на него кляузничать, как в град войдем. Его слово – истина. Поняли?
- Что ж непонятного, Ухафей-батюшка, - заблеял прислужник Смертибога. – Как скажешь, так и сделаем.
- Вот и чудненько.
9
После неприятной процедуры освобождения от обременения, отряд скрытно двинул по тропе. Даже маршрут немного изменил на менее удобный, но гораздо более безопасный. Устали, как собаки, но зато вечером на привале спокойно развели костерок в потаенной пещере разведчиков и приготовили на вертеле кусок конины, заботливо вырезанный из кобылки, что помоложе. Как и ожидал Ух, никто не выказал протеста походному меню. Видимо, оценили свободу от негодного в горах транспорта.
После ужина Арфей, которому никто не вменял в обязанности становиться в караул, раскатал древнерусский спальник и вытянул свои длиннющие ноги. Поморщился. После марш-броска тянули швы. Причем даже старые.
- Дай, перевяжу, – раздался рядом тихий голос Горяны.
Она тоже выглядела уставшей, но как мужчине не хотелось изобразить из себя офицера-джентльмена и отправить ее спать, раны в таких диких условиях к шуткам не располагали. Скрепя сердце и внутренне ежась, перед очередной пыточной процедурой без обезболивания, согласился на помощь.
Девушка разложила содержимое своего походно-лекарского сундучка и принялась обрабатывать швы. Делала она это очень осторожно и деликатно. Куда там пергидрольной медсестричке Юленьке из госпиталя. Но избежать очень «приятных» ощущений, как это выходило у гуталиновой Эш, все же не получилось. И Арфей изо всех сил стискивал зубы, чтобы не материться при особе, мало того, что женского полу, так еще и княжеских кровей.
- Спасибо, Поскакушка, - бледный лицом, он все же нашел силы благодарно улыбнуться ей.
Она ловко утерла ему лицо от пота своей косынкой.
- Ночью отблагодаришь.
- Че? – от неожиданности мужчина даже перешел на некультурный язык дворового гопника.
- Страшно тут и холодно, - невинно хлопая ресничками, пояснила Горяна. – Я тебе не помешаю. Лягу с краю. Хорошо?
Ну, и что он мог ответить? Веснушка отошла вглубь пещеры, чтобы сложить свои медицинские причиндалы, а Ух все так же недоуменно пялился ей вслед, пока десятник не хлопнул его по плечу.
- Кажись, попал ты, Ухафей. По нраву пришелся милосердной. Ишь, как льнет.
- Надеюсь, только мне ее милосердие боком не выйдет... Или не войдет очередной стрелой в бок, – буркнул в ответ Арфей, прикидывая, как отвертеться от звания почетной грелки.
- На все воля Богов, - расплывчато подбодрил его Деян. Добрый... – Но, помяни мое слово, возьмет тебя меченая измором, ох, возьмет.
Ночь для Уха выдалась интересной. Девчушку он, под предлогом промозглого высокогорного холода, а на деле, чтобы не испытывать пределы своей прочности, завернул в два одеяла и, таким образом, отгородился от обжигающе горячего молодого тела. Но она непонятным образом перекатилась со своего спальника ему под бок, уткнулась носом между лопаток и еще закинула на него руку. В район... бедра. Отчего спать Арфею не то чтобы не хотелось, а не моглось! Хорошо еще, что мрак пещеры скрывал их нескромный тандем.
«Вот же... Огневушка! - про себя думал мужчина, скрипя зубами и воспламеняясь от ее близости. - Завалить бы тебя в углу и отодрать во всех позициях, чтобы не повадно было дурить со взрослым мужиком!» - зло думал он, чувствуя бесконечную усталость от своей... наверное, стойкости. Которая становилась все более несгибаемой и очень мешала. Да хотя бы думать. Хотя с какого черта, если воздержание его насчитывало всего-то третьи сутки?
Помниться, с Эш у него тоже такое было. И после расставания она ему чуть ли не каждую ночь снилась... без юбки из банановых листьев. Он тогда решил, что предательское тело подсознательно восприняло черную невесту, как свой законный трофей, и даже задумался, вернуться в родную мазанку. Но тут случилось несанкционированное дезертирство организма в это царство безумных верований. Словно мироздание ему сказало: «Не хотел генеральскую кровиночку в мини-юбке, не ценил дочь вождя в стиле ню? Ох, и привереда же ты, Ух! Ладно, так и быть, бери княжну в сарафане по самые пятки! И не жалуйся».
Но Арфей жаловался. Особенно, когда понял, что арфу и Африку он уже не увидит, а вроде бы неосознанные поглаживания вполне себе целенаправленные.
- Горяна, - зашипел он.
- Я боюсь, - внезапно прошептала озорница.
- Хм, и чем это тебе поможет? – неохотно поворачиваясь к ней лицом.
В темноте этого было не видно, но Ух обладал достаточно живым воображением, чтобы представить ее смущенную мордочку.
- Я не хочу умирать вечной невестой, - внезапно созналась та.
- Да с чего ты засобиралась на тот свет? – удивился он.
- А вдруг, нас выследят верены?
- Может и выследят, только это не повод отдаваться непонятно кому перед толпой народа, - осадил Ух.
На что Веснушка вполне резонно возразила:
- Тут хоть темно. А если все случится на капище, как ты закомандовал... – и не поспоришь.
- Что я, по-твоему, совсем юродивый? - прервал ее адский жених. – Не будет никакого жертвенника. Вот спустимся с гор...
- Ты не понимаешь, Ухафей, - вздохнула княжна. – Батюшка неспроста отдал приказ воеводе меня с тобой обручить. Ежели не выйдет между нами свадьбы, то стану мертвою. Совсем.
- Почему?
- Сестры у меня две не мужние. Коли бросишь, вековать им старыми девами. Да и брату моему, Любомиру, князь Добромысл может отказать в сватовстве к дочери своей Ладе. Так что, отец пожертвует мной. Меченую, не жалко, - Горяна не давила на жалость, не манипулировала, просто констатировала очевидную для нее истину, но отчего-то ее слова отдавали горечью.
- Спи спокойно. Никто тебя не убьет. Слышишь? – тихо, но четко, уведомил ее брыкающийся жених. – Где-то же у вас живут адекватные люди, про Смертибога даже не слыхавшие?
- Далеко, на юге есть.
- Вот. Найдем там тебе нормального мужа, а не старого черта из ваших сказок и...
- Так они дикие! Черные, как головешки. Страшные!
Огневушка всхлипнула, но мужчина, который про черных, некрасивых и страшных папуасов знал как-то побольше, чем княжна, перевернулся на живот, прерывая шалости и зевнул:
- А вот это ты зря. Среди них и симпатичные есть, - и, по армейской привычке, моментально отрубился. Во сне прямиком рухнув в объятия Эш, по которой уже нешуточно скучал.
10
В утреннем тумане раздался лязг мечей.
- К бою! – скомандовал десятник.
Ух схватил сонную княжну, разбросавшую по нему уже все конечности, в охапку и откатился за ближайший нарост сталагмитов. Очень своевременно. В известковом образовании, служившем твердой и неудобной подушкой, появились первые соцветия стрел. Мужчина сунул девушке в руки щит.
- Прикройся и молчи, - шепнул он ей, и рванул на выручку дружинникам.
Тем приходилось тяжело. Противник, атаковавший в самый нехороший и сонный час, хоть и не застал отряд совсем уж врасплох, но имел численное преимущество. И, прежде чем пойти на штурм, засыпал их оперенным боекомплектом. Кому-то, если ориентироваться на стоны, перепало. Хорошо бы не с летальными последствиями, а то Горяна со жрецом запарятся вдвоем и болезных выхаживать, и покойников на тот свет спроваживать.
Арфей насмотрелся на их обычаи. Тот еще у них обряд, похлеще советского наследия с катафалком, в сопровождении маршевого оркестра и почетных залпов. Тут же только что Царь-пушку не выкатывали...
Проскользнул к выходу из пещеры, где уже вовсю громыхал железом яростный бой, а остатки отряда под натиском противника отступал вглубь. Он вытащил у одного из павших дружинников кинжал, у второго разжился крепким щитом, и неожиданным вихрем врубился в сечу.
На близком расстоянии, он вполне ловко мог увернуться от тяжелого и неповоротливого меча, а вот соперники в легкой кожаной броне, от его клинка и длинных ног-рук, уже нет. Верены, впрочем, тоже оказались не лыком шиты. Один такой бойкий чудом выбил у Арфея кинжал, и только рефлексы уберегли его от потери конечности.
Тем не менее, мужчина не растерялся, выхватил из-за пояса бритву и одним движением шахул где-то в районе чьего-то бородатого кадыка. Его тут же окатило фантаном ужасно горячей и темной крови, отчего боевая ярость вспыхнула внутри, и он, оскалив зубы и издав утробный рык, нанес впечатляющий удар угловатым щитом с одной руки и локтем другой руки очередным желающим не дышать, опять же в горло – единственное, плохо защищенное место этих горцев.
- Ухафей! – раздался полный ужаса крик налетчиков.
И внезапно в пещере сделалось светло и очень пусто. Верены добровольно покинули место сражения, по-козьи улепетывая вверх по горной тропе.
Арфей устало прислонился к вымотанному Деяну и заплетающимся языком вопросил:
- Ну, не жалеешь, что в отряде демон затесался?
Десятник расхохотался, хлопнул его по спине:
- Если сядешь на княжеский трон, я первым тебе присягу принесу.
- С чего бы это? Там же у вас еще княжич-наследник имеется?
Деян даже скривился, и брезгливо бросил:
- Не хочу сплетен разводить, только из Любомира такой наследник, после которого княжество и передать будет некому.
- Что, в монахи решил податься?
- Хуже. Он опосля того, как в заморских землях поломничал, тамошней модой увлекся. Не по бабам он нынче.
«И тут п...сы...» - с тоской подумал музыкант, с подозрением обводя выживших зорким глазом.
Вроде мужики, как мужики. Ночью никто не приставал. Или это из-за того, что янтарного ока княжны опасались? Княжна!
- Горяна! – Ух так резво рванул в сторону защитных зубцов натечно-капельных образований, что Деян, потерявший опору, чуть не рухнул всей своей бронированной тушей.
Но не успели ноги донести Арфея до убежища, как из-за спины раздался тихий голос Веснушки:
- Тут я, - она уже сноровисто перевязывала очередного бойца, по виду, имевшего все шансы на выживание, если только не отхватит какую гангрену газовую. – А ты не ранен?
В свете горячки, вызванной сражением, мужчина мог и не почувствовать повреждений, но прислушавшись к себе, помимо ломоты в мышцах от накопленной молочной кислоты, ничего не обнаружил. Ну, разве только пару швов разошлось.
- Живой. Потом сменишь повязку. А пока займись теми, кто потяжелей, - совсем как в бытность своего командования, распорядился он и отправился помогать остальным воякам, вытаскивать из пещеры трупы.
Свои и чужие, они мирно лежали аккуратным рядком. Их глаза были прикрыты заботливой рукой Горяны, жрец заунывно выводил погребальный гимн, от монотонного напева которого во рту было хуже, чем от незрелого лимона.
- Камнями закидывать некогда, - ненавязчиво шепнул Ух Деяну, наконец, вспомнив, кто тут отец-командир и вообще главный. – По-хорошему, нам бы убраться отсюда побыстрей, пока верены не расхрабрились и не вздумали повторить свой ратный подвиг.
- Я бы рад, да жрец... будь он не ладен, - пробубнил в свою бороду десятник.
- Моим велением, - сказал пленник, а потом оттеснил служителя Смертибога в сторону, ухватил крайнего покойничка за ноги и резко стянул с тропы. Под ахи и охи, тяжелое туловище покатилось по склону и отправилось в полет на дно глубокого ущелья. – Ну, что стоим, родные? – нахмурил брови в сторону поредевшего отряда. - Ждем следующих гостей?
Больше завываний жреца о том, какие они безбожные безбожники, воины слушать не стали. Быстро спровадив в последний полет и врагов, и бывших приятелей, бросились собирать манатки.
- Ну, что? – сердито обернулся он к черному прислужнику местного сатаны. – Что тебе объяснить?
Тот сиганул к своему спальнику. А руки разгневанного Уха коснулась девичья ладонь.
- Тебе бы умыться.
Он недоуменно поморгал, а потом почувствовал, как кожу на лице стягивает. Неудивительно, что его так беспрекословно слушались не самые трусливые носители кольчуг. Он же нынче сама невинность в брызгах крови.
11
Водопад был невысокий и шириной метра два. Стоять в одних полотняных портках под его не слишком теплыми струями на пронизывающем ветру было весьма условно полезно для здоровья, но однозначно улучшало гигиену, смывая боевую раскраску в стиле эфиопского козлопаса, развлекающего туристов.
Вообще-то, был момент, когда Арфей задумывался, чтобы оставить потеки смерти, и тем самым отпугивать налетчиков, нанятых местными скандинавами. Подумывал, ровно пока не споткнулся о здравый смысл. Тот шепнул, что второй раз номер не прокатит, и его демонического рыка горные партизаны не испугаются. И поэтому, хочешь, не хочешь, а полезай Кимович в суровый скальный душ.
Нет, однозначно, он все сильнее скучал по своей чернокожей царевне. Кажется, не такая она и страшная была. Уху припомнились плавные изгибы черного тела, лоснящегося и скользящего в его руках от пальмового и кокосового масел. Длинные сильные ноги, обвивавшие его чресла с такой силой, словно она объезжала дикого магрибского барба. Высокая, упругая грудь колыхавшаяся у его губ в такт движений. И лицо... Словно после грациозного полета сквозь лобовое стекло...
Красотка! Не то, что эта рыжая и конопатая жрица военно-полевого морга. Еще и стоит, бесстыжая, пялится на него, рот раззявив. Полотенчико в руках, правда держит. И одежу свежую притащила.
- Отвернись, - гаркнул, потому что воспоминание о несостоявшемся личном африканском счастье вылезло отнюдь не боком, и теперь ощутимо рвалось из кальсон наружу.
Девушка после окрика сделала резкий разворот, едва слышно пробубнив:
- Что я там не видела.
Может и видела. Патологоанатомам даже требуху демонстрируют. Только она никакой не уролог со специализацией в сексопатологии. И вообще, нахалка, пусть лучше скажет «спасибо», что сам Ух не стоял к ней передом и ничем кроме седалища не светил. Рано несовершеннолетним на такое любоваться.
Арфей шустро выполз из водопада, подошел со спины, вытащил из рук полотно, служившее полотенцем:
- Ждать было необязательно. Положила бы рядом с вещами...
- А я к тебе хотела, - и прижалась к его перевозбужденному естеству своим горячим телом. Тем, что пониже спины.
«Смертибог, если ты, гад тутошний, существуешь, дай мне сил. Я ж не железный».
Да, он не железный. А все его измышления на тему «Афро против Огневушки-Покакушки» и яйца выеденного не стоят. Куда бесхитростной и прямолинейной дочери саванн против этой хитрюшки в канапушках?
- Не надо, - сурово отступил от нее Ух, и сознался в том, о чем запрещал себе даже думать. – Не могу я на тебе жениться. Занят я. Жена есть и ребенок... будет скоро. Далеко только они. Мне о них переживать надо, а не о твоих княжеских закидонах, поняла?! – холодно так рявкнул, чтоб не дурила больше.
Она яростным вихрем снова развернулась лицом к лицу. Запрокинула голову и, гневно сверкая тигриными глазищами, спросила:
- Закидонах? Княжеских? Да ты хоть знаешь, как я жила? Хуже чернавки последней. Все по капищам, ратным полям, да по погребальным местам! Вместо перин – шатер походный, вместо уборов дорогих, черный платок вдовий. Кровь, гной, грязь, вонь! Черви с опарышами!
- И что мне тебя, несчастную, второй женой сделать? Чего ты от меня хочешь?!
Нет, никакие местные Перуны и Семарглы Арфея не услышали, и целовалось, на этот раз, это солнечное чудо... чудесно. И так жарко, словно нигде ничего не поддувало. Но... мужчина все же нашел в себе силы, и с силой оттолкнул настырную малолетку.
- Я сказал, НЕТ. Не будет ничего.
Она хмыкнула, резко развернувшись хлестнула его косой поперек физиономии и снисходительно сказала:
- Посмотрим, - и по-княжески показала ему свою удаляющуюся спину.
- Мне уже страшно, - пробормотал ей вслед Ух, и на всякий случай спрятался за валун, чтобы переодеться в сухое, не сверкая причиндалами. Внезапно за спиной раздался шорох. – Ну, что еще? – недовольно обернулся, ожидая увидеть Горяну, и получил сильный пинок в грудь.
Не глядя, ухватился за нападавшего. На автомате провел бросок через бедро. И перед глазами мелькнуло, испуганное лицо жреца, пролетавшего мимо, в пропасть. Арфей, которому фантастически повезло в последний момент извернуться и погасить инерцию толчка, успел уцепиться за край дороги.
«Вот когда бы пригодились крылья, - успел подумать он, чувствуя, что соскальзывает. - Жаль, что мой африканский художник таки не был колдуном. На фига, спрашивается, такой девайс вырезал, если им пользоваться нельзя? Если бы эта красота еще и работала, я бы и на правку физиономии согласился, чтобы и на лице отрастить защитное забрало. А еще оформил бы гражданство одного чудесного голозадого государства. Бананы-кокосы бы жрал, на антилоп и львов охотился, а по праздникам с чернокожим семейством-племенем пугал своим обгоревшим белым тылом все приличные кактусы в ближайшей пустыне. Ну, хороший же план?».
Хороший. Но только в мечтах. А по факту, Арфей скользил, из последних сил, цепляясь пальцами за осыпающиеся камни.
«Какой-то дурацкий конец. А я, белый мерзавец, своему ребенку даже алименты заплатить не смогу», - успел подумать, прежде чем полетел...
12
К счастью, на пути попалось уродливое, вывернутое едва ли не на изнанку, деревце, крепко запустившее свои корни в скальную породу. Оно-то и спасло Арфея, здорово приложившегося животом о самую толстую ветку, но при этом проявившего африканские навыки, позаимствованные у приматов.
Удар выбил из легких весь кислород, явно повредил пару ребер, но был все же получше знакомства с каменным матрасом снизу. И отдышавшись, Ух вспомнил все свои альпинистские навыки. С той лишь разницей, что лезть назад не стал, а предпочел воспользоваться притяжением и спуститься. Нутро и кости болели нещадно, дорога была крутовата, чтобы проделать ее без страховки, но для опытного альпиниста-экстримала в пределах допустимого.
Во время спуска, Арфею пару раз чудились голоса, доносящиеся сверху. Кто-то явно сбежался на крик жреца, ибо тот орал коротко, но громко, и эха на все ущелье наделал. К счастью, из-за уступа, удачно нависавшего над головой, труп священнослужителя, которого при падении с отметки метров в семьсот, размазало в хорошую отбивную, никому не было видно. Как, впрочем, и ползущего по камням демона.
- Ну, и что мне теперь делать? – спросил он у стейка на ножках, когда, наконец, сполз и повалился рядом с покойником.
Вопрос был об одежде. Он же вроде, как только сбросил портки, а потому оказался, хоть и не чудом в перьях, но все же голым, у которого, кроме собственных ног, рук и вырезанных крыльев, только хрен имелся для самозащиты.
Эх, не любил он мародерство. Но оценил дробленую тушку. В целом, из одежки жреца Арфею мало что годилось. Сапоги на том были прямо-таки дамского размера. Портки, после естественных биологических выделений, сильно испуганного человека, без мыла эксплуатации не подлежали. Теплый плащ, окаянный Феофат, отправляясь на диверсию, оставил у скатки. Оставалась лишь колючая ряса из серой рогожи, чтобы прикрыть срам.
Ух подвязал одеяние бечевкой и, чувствуя себя консерваторским извращенцем на шпильках, неодобрительно покосился на разрезы почти до середины бедра с двух сторон. Они, может и были актуальны в оркестровой яме с удобными стульями, но в глубоком холодном ущелье, где по камням бежала все та же ледяная река, представлялись не особо удачной модной тенденцией.
- Хочу домой, в Африку, - зло процедил мужчина в кровавое месиво, оставшееся от жреческого лица. – И бабу свою черную хочу, слышишь? Нубийскую богиню в тростниково-навозном доме круглой геометрии, а не эту вашу конопатую дуру в косынке, с шатром по капищам слоняющуюся!
Африканская невеста, может и не блистала белизной, но была совсем не такая страшная, как ему запомнилась. На лице всего несколько традиционных насечек: по три на щеках, две на лбу между бровей и две на подбородке. Ничего критичного, чтобы испортило внешность девушки. Да и что теперь придираться, когда у самого не спина, а решето в полосочку?
К тому же Эш была далека от европейских стереотипов. Истерик, пощечин и слез водопадом не практиковала. Может и удалось бы ее убедить, что он всего лишь отлучился на охоту/войну/копку бананов (нужное подчеркнуть), и заблудился в трех баобабах? Ну, с кем из мужиков не бывает? Бывает, еще как бывает. Особенно когда в соседнем племени/континенте/измерении производителей не хватает...
Горевать над утраченным, хреновый арфист, однако, не стал. И после эмоционального всплеска, шустро поскакал по влажному берегу в направлении течения. Куда-то ж эта речечка впадает?
Целый день он без устали шел, как Робокоп с ядерным реакторов в одном деликатном месте. Перерывы делал небольшие, в основном глотнуть кристальной водицы и оправиться. К обеду удалось поймать руками вполне приличную рыбу неизвестного вида.
Во всяком случае Ух думал, что это рыба. По форме похожа, только вместо тонкой чешуи ее покрывали костные наросты, а зубам могла позавидовать даже не пиранья... минимум аллигатор. Доисторическая родственница Ихтиандра только потому не оттяпала ему пальцы, что, видимо, обалдела от подобной наглости. Не привыкла, дескать, что бы на нее, такую большую, бронированную и зубастую кто-то с голыми лапками ходил.
Ознакомившись с тем Чудом-Юдом, которое местный Смертибог послал, мужчина сделал себе пометку, не лезть без надобности на глубину. А то еще всплывет какое Лох-Несское чудовище, объясняйся с ним потом. Что ты не съедобный, и что лишних частей тела, которыми готов пожертвовать на корм голодным бездомным животным, не оснащен.
Вечером, наломав на склонах каких-то чахлых деревцев, наскоблив сухого мха и вооружившись двумя крепкими камнями, по виду похожих на кремень, с матом высек искру и изобразил на чуждых просторах пионерский костер. Тщательно, во избежание глистной инвазии, прожарил речного жителя. Перекусил и уже в сумерках вышел к предгорью.
Ниже раскинулась долина. Долина дымила шатрами. И Арфей поднял руки вверх, сдаваясь.
- Ну, здравствуй, милая Африка... – поздоровался он со злобно-бородатым Жданом, который, пока они с княжной и жрецом-предателем бодро скакали, не разбирая троп, спустился вниз со своей дружиной удобным и широким трактом в единственном возможном месте выхода из горного лабиринта.
- Налетался? – спросил воевода, и кулаком отправил Арфея в нокаут.
13
Очнулся Ух глубокой ночью. Прочувствовал такое знакомое сотрясение мозга и, потому как едва сумел с трудом разомкнуть, склеенные от крови из разбитой головы, веки, понял, что на лице не только застыла маска кровавого Бэтмена, но и нарисовался креативный макияж Джокера в районе треснувшей нижней губы. Не говоря уже про то, что ребра болели вообще все, а не только те, что занемогли после полета.
Интересно. Бил его Ждан в подбородок, а остальное? Или тут принято кулачно-разъяснительную работу проводить с бессознательными демонами?
Внезапно кто-то крепко ухватил его за волосы, запрокидывая голову, и Арфей едва сумел удержать рвоту, но не стон.
- Очнулся, соколик, – услышал над собой спокойный голос главного вояки. – Ну, и зачем Феофата сгубил? Он же ваш Служитель?
- Хреновый он прихлебайло, - сквозь кровь с желчью пробулькал пленник. – Продался вашим викенам-веренам. Напал на меня. Ну, я его и уронил немножко. А что было делать?
- Вернуться к княжне не захотел? – иронично вопросил тот.
- Я ж тебе по-человечески еще в прошлый раз объяснил, летаю плохо. А ползать по скалам с ранами неудобно. Вот я и спустился вниз, к тебе. Думаю, подожду невестушку со всеми.
- Ох, и заливаешь, - не поверил правильно недоверчивый воевода. – Ну, да как сказал, так и будет. Дозорный уже просигналил, что видел за уступом десяток Деяна. К вечеру спустятся.
- Ну, десяток это ты преувеличил. И не смотри так. Не моя работа. Говорю же, Феофат как-то путь наш сдал лазутчикам-горнякам. Нападение было. Да, что я песни тут тебе пою? У десятника и расспросишь, как оно на самом деле было. Он токмо нашего полета в ущелье не видел. Мылся я... Кстати, одеждой не пожертвуете? Мне-то без разницы. Не стеснительный. Но княжне такое видеть как бы рано.
Одежду ему выдали. Ухмыляющийся Ждан, которому Ухафей не нравился все больше и больше, лично запустил в него. Пижамой! Да-да, той самой. Хранил ее что ли, как сувенир?
Арфей кривиться не стал, влез в полиэтиленовый костюм, а сверху набросил феофатовскую робу.
- Что? – встретился с небесно-удивленным взором вояки. - Это у нас жара круглый год, а тут, чай, не лето на дворе.
- Не лето, - эхом отозвался Ждан, для которого «у нас в Африке» Уха, очевидно, прозвучало, как «у них в Аду», и опасливо опустился рядом. – Слушай, Ухафей, а как там... у вас?
- Нормально, - не сразу врубившись, в чем дело, ответил мужчина. – Тепло, светло и мухи Цеце не кусают. Крокодилы иногда только. А так везде люди живут.
- Люди?
- А что, по-твоему, нет? – заподозрил Ух воеводу в махровом расизме и уже заранее оскорбился за свою черную кошечку. – Живем, женимся, дома строим, пальмы садим, детей рожаем, - внутри что-то дрогнуло, болезненно сжалось, и он стиснул кулаки, стертых до крови веревками, рук.
Ждан внимательно посмотрел в, перекосившееся на мгновение, лицо княжеского жениха и, наконец, докумекал:
- Ждет зазноба?
- Не знаю, - заскрипел зубами Арфей, который только сейчас сообразил, что ни хрена он об Эш и ее желаниях не знает. Ну, как из соседнего племени Тумба-Юмба выпускника университета имени Патриса Лумумбы в мужья взяла? – Надеюсь...
- А как же княжна? – ахнул воин, поднимаясь над сидящим болезным демоном, и всем видом говоря, что вот сейчас он ему как... добавит.
И Арфей засмеялся, что ему аукнулась болью в треснувших ребрах:
- Так вот в чем дело! Ты влюблен в нее! Ждан, придурок, что ж ты сам на ней не женишься?! Боишься стать очередным мертвым среди женихов? – и с брезгливой подозрительностью посмотрел на воеводу.
Тот набычился, насупился:
- Ничего и никого я не боюсь! И за княжну умру!.. Только неровня я ей... Из низов выбился. Да и старый.
- А я, значит, ровня? И не старый?
- Люб ты ей.
- Нет, ты не придурок, Ждан. Ты дурак. Она ж меня знать не знает, ведать не ведает. Ну, какая любовь???
- Ухафей...
- Арфей! – рявкнул мужчина, которому дико надоело подстраиваться под клички нового коллектива. – Арфеем меня зовут, понял? И фамилия моя Ух! По батюшке Кимович. И чтоб больше я не слышал ни Феев, ни Херов. Ясно? – последнее он уже проорал, после чего его, наконец, вывернуло. Сознание подернулось кровавой пеленой и, впадая в забытье, демон прошептал. – Эш... Душа моя...
14
Ух застонал и вынырнул из темноты.
- ...перестарался, - виноватый голос воеводы отозвался звоном в висках, в то время, как нежные девичьи руки смывали с лица кровь и опускали на лоб прохладный компресс.. - Ухаф... гм, Арфей, ты как? – надо же, запомнил имя почти с первого раза. И даже практически не заикается.
Но и от рыжей малолетки ни на шаг не отходит, извращенец. Значит, прислушался к совету «демона». Это здорово. Одной головной болью меньше. Головааа... Ну, и дуболом же этот Ждан. Как только череп не проломил?
Жертва сурового армейского произвола попыталась принять устойчивое сидячее положение:
- А ты как думаешь? Чувствую себя на миллион золотых, не меньше, - приблизительно столько стоила качественная реабилитация его мозгов, которые воевода так успешно пытался извлечь из попаданца подручными средствами для трепанации в виде суковатой дубины, зовущейся палицей. – Привезешь своему князю в мешке мой труп, положит он такую ценность в сокровищницу и будет перед соседями похваляться. У них, дескать, златом-серебром, да самоцветными каменьями сундуки ломятся, а у него цельный демон сушеный, бесценный валяется. Только, как доказывать, что не доча, любимая, очередного женишка не уходила, пусть у боярина вашего, Тихомира головка болит. А я больше не могу сочинять, - и со стоном повалился назад, не в силах бороться с муторным головокружением.
В итоге, везли прихворнувшего Посланника Смертибога в клетке, как гориллу на базар в Конго или раба на невольничий рынок в Уганде или Бурунди. Но, к счастью, недолго. Медленное, растянувшееся не на одну версту, войско, очевидно, соскучилось по женам/детям/матерям и вполне бодро доскакало, кто на лошадях, кто на своих двоих, а кто и на обозных телегах, к граду.
Ну, как граду? Даже после Мапуту, радующего глаз небоскребами вперемешку с трущобами, местная столица - деревня деревней. Хотя, разумеется и не такая голозадая, как место жительства его чернокожей мечты. В кольце частокола бревенчатые срубы теремов. Бабы в сарафанах и мужики в подпоясанных рубахах. Рынок с баранками и прочими дарами местных колхозов. Лобное место облюбовано каким-то супостатом, возжелавшим присесть на кол. В общем, атмосферненько так. Для полноты картины, демона лишь не хватало.
Князь с боярами лично вышел встречать свое войско. Долго-долго вещал что-то благодарственное, лобызаясь со Жданом, подле которого вертелась Поскакушка. И, хотя был удивлен такой резкой сменой жениха, в общем-то, был ему рад гораздо больше, чем полудохлому Ухафею. Из-за чего Арфей, которого было решено отправить в поруб, резко и без сожаления засадил одному стражнику локтем в горло, нанося второму удар в висок. И, пока вокруг свистели стрелы и носились паникующие бронированные люди, в поисках сбежавшего черта, влез в окно княжеского терема.
Комната на втором этаже была огромной светелкой, по виду девичей спальней, на мягкой перине которой Ух, впервые за время своего перемещения из современности к славинам, выспался. И то, что на нем уже была пижама, можно считать удачей. Как и Горяну, не успевшую даже завизжать, когда обнаружила его среди пуховых одеялок.
Одной рукой мужчина зажал ей рот, второй удержал руки, а ногами... гм, зажал ножки.
- Ну, здравствуй, девица-красавица, - зло прошептал в конопатое ушко. – Рада меня видеть? Вижу, что счастлива. Дождалась, чего хотела, - рванул сорочку вверх.
Горяна брыкалась... Да. Но уж как-то больно неубедительно. А ее хриплые стоны и вовсе не вязались с вялым сопротивлением, когда Арфей, после короткой прелюдии, показавшей готовность княжны, взял ее. Так, чтобы мало не показалось.
Так берут трофей. Так берут реванш. Так мстят. Так... хорошоооо! И вскрик княжны, продублированный предсмертным хрипом мужчины, которого ее жар и теснота поглотили, сжали, лишили разума, сорвали все стопоры. Тело превратилось в жесткий механизм, подобно поршню двигателя, пришло в движение, методично врубаясь в женское лоно. И Горяна всхлипывала, стонала, шипела, но ее пальца зарывались в черные, скользкие волосы, отросшие за месяцы лечения из уставного армейского ежика до состояний непотребного корейского кей-попа. Руки обвивались вокруг его шеи, скользили под пижамной курткой по резанной спине, чертили коготками узоры на бедрах. И вся Веснушка выгибалась под ним, и летела, летела, летела...
Арфей скатился с девушки, подошел к окну, пытаясь понять, поиски нечистого свернули до утра, или просто смирились с его отлетом? Потому как темно, и лишь по периметру чадили факелы и бродили, очевидно, часовые.
- Ты ведь не останешься?
Нахмурившись, Ух повернулся к ней. Княжна жалко сжалась на краю постели, подальше от пятна крови на перине. В глазах стояли слезы, но пока кричать «караул» по украденному целомудрию и сдавать вора, она не спешила.
- Не останусь, - спокойно подтвердил мужчина, для которого она была не более чем телом для утех, само, между прочим, напросившееся. А он всего лишь выполнил ее желание, ну, и отдал долг неблагодарному воеводе. – Уйду за высокие горы и море-океан. Не доплыть, не дойти, не доехать. Далече.
- Неужто к афрекам податься решил? Они ж людей жрут.
Арфей даже обиделся:
- Никого мы не жрем. Мы на охоту ходим, рыбу ловим, овощи выращиваем, - про то, как некоторые, особенно архаичные племена используют сердца своих врагов, мужчина благоразумно не стал уточнять.
Он и о своем срыве немного пожалел, когда княжна опасливо зарылась в перину, только вытаращенные тигриные глазищи поверх одеяла сверкали:
- Т-ты афрек?
- Африканец, - неохотно поправил ее черкесский кореец Ух.
- Значит сердце твое в черных землях?
«Ну, сердце, не сердце, а селезенка точно там где-то валяется, и возможно шустрые сперматозоиды расползлись внутри дочери Черного континента.
- Моя душа, - спокойно ответил попаданец.
- Лучше бы ты меня убил, - всхлипнула рыженькая прислужница Смертибога.
- Не нравится жить, найдешь способ прервать свое существование, - равнодушно ответил Арфей, надеясь все же, что она проживет достаточно долго, чтобы его гештальт закрылся. – А Ждану... передавай мой поклон. И если дорожишь воеводой, сделай все, чему я тебя научил, но не разрешай ему идти за мной. Убью. А потом вернусь за твоими сестрами: Иветтой, Лизеттой, Мюзеттой, Жанеттой, Жоржеттой и иже с ними. Скомпрометирую каждую так, что весь ваш княжеский род в ближайшем поколении вымрет. Поняла?
- Так это месть? – охнула Огневушка.
Он выдал нарочитую, покровительственно-вежливую, до противности, ухмылку, которая отразилась в его глянцево-черных глазах огнем уличного факела.
- Возмездие.
Девушка вздрогнула, но послушно закивала пестрой мордашкой, потому что хоть и забыла, что с демонами не заигрывают, но то, что им не перечат, даже на смертном одре не запамятуешь:
- Я поняла. И покоряюсь. Иди с миром Ухаф... Арфей.
Да, Горяна смирилась. Ибо лучше выйти замуж не девицей, чем кормить червей на могиле очередного жениха.
15
Безразмерная серая рогожная накидка с капюшоном, что-то вроде нейтральной рясы Феофата, почти полностью скрывала пижаму. Растоптанные лапти какого-то большеного работника, поверх, по-советски намотанных, портянок, оберегали ноги. Ссутуленные плечи и втянутая в них голова, частично скрывали нешуточный рост. А толпа бредущих молящих стала прекрасной ширмой для отхода.
Прощай, град стольный. Не поминай лихом, княжна. Помни до смерти, воевода. Адьес! В какой стороне тут местная Африка? Арфистка едет на гастроли... То есть, топает... Арфей даже лицо апгрейдил – забинтовал, словно после ранения, в области нетипично горбатой переносицы...
Таким образом, в первый же день своего путешествия, прибился к большому торговому обозу. Купеческая охрана с недоверием и подозрением присмотрелась к оборванцу, но, не обнаружив у того при себе ни оружия, ни каких-либо подозрительных вещей в котомке со скудными харчами, позволила присоединиться к смердам, возвращающимся в свои деревни с торгов на рынке.
Во время дневного перехода, камнем подсек кролика и парочку мелких пташек, которых на привале и приготовил в углях, обмазав глиной. Параллельно с этим, наломал лапника и соорудил ночное лежбище.
- Правду говорил твой командир, Арфа, - пробубнил себе под нос. – Сам не знаешь, чего хочешь. Вместо того чтобы на княжеской перине валяться любимым зятем, прешься с табором оптовых коробейников куда-то в поисках Занзибары, Калахари и Сахары, плюс горы Фернандо-По, где гуляет... Эш и Ко.
Рядом послышался шорох.
- Позвольте погреться у вашего костра?
Седобородый слепец, опирающийся на посох и руку юного поводыря, вырос из-за спины Уха, словно гриб. Тот оглядел усталые физиономии, потрепанный и голодный вид и... позволил:
- Садись отец, угощайся. И внучку тоже угощай.
- Внучок – это мой, Горка, - замялся убогий.
Арфей еще раз осмотрел девчулю, не слишком достоверно ряженую под мальчонку, и равнодушно хмыкнул.
- Как скажешь, папаша. Пусть будет пацан. Грудь только бинтуй ему лучше и косу обрежь.
Девушка испуганно натянула на лоб шапку, поплотнее запахнула душегрейку и приготовилась дать стрекача. Но старик улыбнулся в бороду и велел помочь ему сесть. В итоге она подвела его к близстоящей березке, подстелила какие-то тряпки и опустила вниз.
- А ты глазастый, служивый, - кряхтя, бросил тот, как бы между прочим. – Первый, кто Зоряну мою рассмотрел.
- Ты тоже, уважаемый, не так слеп, как все думают, - мужчина прислонился к своей белоствольной подпорке и, откидывая голову, прикрыл веки.
Старец покряхтел:
- Твоя, соколик, правда... – помолчал, но в итоге любопытство одолело. - Куда путь держишь?
- Далече, - скупо бросил мужчина, больше не собираясь распространяться о планах покорения местной Африки. – А вы?
- Туда же. Голь мы, родимый, перекатная. Супостаты викены дом наш разорили, баб угнали, мужиков всех убили. Одного меня, убогого не тронули. А Зоря сбежала оказией, чудом до утра схоронилась, а после меня нашла. Вместе мы и пошли в люди. Уже полгода по миру бродим, лучшей доли ищем.
Девушка стыдливо опустила глаза, и Арфей понял, что ей от захватчиков... уйти так легко не удалось, а дед по слепоте просто не знал о насилии. Да и сейчас судьба ее была немногим лучше, чем у постельной игрушки.
- Все мы ищем где слаще и теплее, - глядя прямо в незрячие бельма, скупо проронил мужчина и вдруг онемел.
Потому что старик извлек из огромного полотняного чехла... гусли и ударил по струнам. Вскоре вокруг их костра уже табунились все, слушая байки гусляра. А тот баял совсем как настоящий Баян, отчего мужики недоверчиво хмыкали, бабы ахали, а детвора обозная восхищенно охала. И только Арфей, как завороженный, тупо пялился на деревянную конструкию.
Ну, и что, что без педалей и в горизонтальной плоскости? Пальцы просто зудели, а с языка так и рвалось легендарное: «Прости, маэстро. Можно я?». Но привлекать внимание было не с руки. Ведь, по россказням Горяны, Зоряны и прочих Феофатов, внешность у него была специфическая, ничуть не афрекская, но вполне себе демоническая. Поэтому повздыхал маленько, сгибая дорогую тренированную спинку с резко прямым позвоночником в позу непроходящего сколиоза, с которым его бы в армию в жизни не взяли, и... в целом, остался очень доволен своими прибившимися попутчикам. И не потому, что приобрел доступ к созерцанию дорогого струнного инструмента или нашел себе перспективный объект для сброса сексуального напряжения.
Разгоняя охрану каравана, в круг ценителей творчества менестреля ворвалась погоня, состоящие из кого-то, кого Ух окрестил чем-то вроде опричников. Ну, или просто дебилами, искавших в стойбище коробейников грозного и одинокого демона, а нашедших семейку убогих скоморохов, где один – слепой, второй – горбатый, а третий – парнишка горемычный. Ну, или девица, которая, наконец-то грудь научилась прятать.
Догоняющие, между прочим, даже с коней не соизволили спуститься. Крутились меж обозных телег, поднимая копытами пыль, да щелкали нагайками. В общем, совершенно зря распугивали, купцов, недоуменно хлопающих глазами, да доводили до истерики баб, кормящих грудью, истошно вопящих малышей.
- Ну, я же просил, не искать меня, - тихо, сам с собой пообщался Арфей спокойно переживший брезгливые взгляды погони и, согнувшись в три погибели, изобразил неловкий уход от удара кнута. При этом незаметно подбросив в седельную сумку главного «опричника» черную свечку.
Свечу он спер у Горяны и не поленился выцарапать на ее боковине: «Привет Ждану от Бармалея». Может непонятно и загадочно, но оттого еще страшнее.
Мужчина понятия не имел, чем это аукнется воеводе, но надеялся, что отмстителя княжеской чести хотя бы пронесет. И пока его прислужники переворачивали телеги и пересматривали мешки с добром, взял пример с английских джентльменов, предпочтя покинуть место обыска совсем не по-африкански. Без ритуальных песен и плясок. В направлении ближайшего болотца.
Памятуя о зубастой горной рыбине в горной реке, в сомнительный водоем он не полез. Мало ли какие тут водятся... пиявки? Вдруг, размером с анаконду? Но привел себя в порядок, смыв пот и пыль от пешего перехода. И резко обернулся на хруст сзади. Из камышей на него смотрели любопытные глазки Зоряны. Видимо, музыкально-развлекательный вечер следственно-розыскных мероприятий закончился.
- А деда куда дела? – строгим голосом спросил он.
- Притомился он, уснул.
- Не боишься, что оберут его до нитки?
- Да что там брать? Гусли? Весь заработок - меди немного от солдатни, да обозные харчи. Хозяин каравана его в своей телеге пристроил.
- А ты тогда, чего по кустам ищешь? Очередных приключений? Соскучилась? Первый раз не хватило?
- Не надо со мной так, - вспыхнула Зоря. - Честно. Я же знаю, что ты мне пытаешься сказать. Что тебе порченная не нужна. А я...
- А ты, сейчас пойдешь к дедуле, а утром сделаешь вид, что не дурила посреди болота. И совсем не потому, что ты там второй свежести. Мы, мужики, знаешь ли, тоже не девственниками вам достаемся... по большей части.
В ответ Зоряна распахнула жилет. Грудь там была. Красивая. Налитая, с нежно розовыми сосками.
- Аргумент, - согласился он, потому что, как уже давно понял, что с тутошними девицами было легче не спорить.
К сожалению, развязаться с ними было уже не так легко. Это вам не Африка, где дал на откуп бусы, или пятерку «баксов», и свободен, словно ветер. А краля твоя темной масти, за щедрый взнос в ее счастливое будущее, в соседнем стойбище «хероев», себе нового мужа... купит.
На этой мысли Арфей как-то сник. Сам он, как и большинство корейцев, был иррелигиозен, но буддистская атрибутика передавалась в их семье по наследству. И, в итоге, он, сперва, нашел применение неуставным агатовым четкам в качестве цепочки для носки армейских жетонов, а после и восе избавился, подарив анимистической Эш. На прощанье.
Помнится, дочь вождя, воспитанная на вере в магию и духов природы, украшению обрадовалась, словно он ей не культовый инструмент для подсчета мантр вручил, а, по меньшей мере, преподнес бриллиантовое колье. Ну или курицу для принесения в жертву. И, пока его грузили в вертолет, с удовольствием нацепила «украшение» на свою длинную шею молодой жирафы. Он же со своих носилок, восхищенно любуясь тем, как красиво его позывной с выгравированной арфой пристроился в ложбинке между упругими полушариями, а темные бусины ласкают черную-пречерную грудь, совсем не вникал в содержание радостного лепета на африкансе. А зря. Не исключено, что в тот момент Эш благодарила его за щедрость и прощалась. Но как же хотелось верить, что все-таки обещала ждать...
С трудом проглотив тоскливый ком по двум, ничем кроме ожерелий не прикрытым, остро заточенным и призывно торчащим в его направлении девяти миллиметровым пулькам Эш, Арфей наблюдал, как Зоряна избавлялась от своего карнавально-маскировочного костюма. Что ж, каждая жертва войны излечивает свой ПТСР по той методике, которая ей больше подходит. Внучка гусляра и бывшая рабыня местных викингов, выбрала способ «клин клином».
Мужчина приподнял девушку, прислонил к стволу плакучей ивы и, одной рукой крепко зажав ей рот, чтобы на громкие стоны не сбежались очередные зрители, убедился, что она достаточно готова, после чего резко подался вверх, насаживая на себя. Девушка оказалась, более чем готова, но, судя по удивленному взгляду васильковых глазок, не к тому, что это окажется так приятно.
Что ж, кажется, стереотип, свершенного над ней насилия, разбился. Но лучше бы было, чтобы Арфей, который мощно врывался в женскую плоть снизу, не выступал доктором, чьи отдельные части тела использовались в качестве медицинских инструментов. Сам он уже трижды проклял свой ревнивый порыв, из-за которого и начал мстить африканской Багире, в его воображении, счастливо отплясывающей брачный танец среди мазанок.
«Дурак. А еще на воеводу блажил. Лучше бы себе свечку куда поставил. От дури», - подумал он, закрывая глаза, чтобы не видеть экстаз на милом и ни в чем не повинном, раскрасневшемся личике, и тем самым, замещая его на пике удовольствия негроидным ликом с темными очами.
16
Утром гусляра закопали под березкой. Ушел старый Баян к своему Смертибогу тихо и мирно во сне, видимо всерьез посчитав, что внучка в надежных руках. Только Арфей перед Заряной себя виноватым не считал и к брачно-обязанным не причислял. Хотя бы, потому что был с ней максимально осторожен, сделав все вовремя, и не в нее. А еще ему было с ней не по пути. Он отчаянно не хотел на Север, а путающаяся под нагами Табаки была ему совсем не в радость...
Мужчина пробежал тонкими пальцами по струнам. И, к своему удивлению, не почувствовал дискомфорта от диспозиции инструмента.
- Афрекские женщины страстные,
Не похожи на бледных славин,
Скрыты лица их страшными масками
Мое место на черной груди.
Обагрю своей кровью алою
Болеснежных каменьев-бус
С негретянкой простой и шалою
Разделю поцелуя вкус.
У костра за безумной пляскою
Над огнем я искрой взлечу.
И чужой сказки, ласки ли
Для себя уж не захочу.
Безутешная Зоря, не сводившая с него, увечного, глаз трепетной лани и слышавшая его песнь-тоску по Африке, тихо присела рядом:
- Возьмешь гусли? Дед бы обрадовался, что они знающему человеку достались.
На это Арфей про себя хмыкнул, вспоминая перекошенные лица своих учителей, когда он, нещадно фальшивя, путал педали классического пыточного инструмента. Но видимо, учили они его крепко, если он, спустя столько лет, еще помнил основные приемы.
- А не жаль? Они денег стоят.
- Доброму человеку добра не жалко. А я... Хозяин каравана меня замуж позвал. Он вдов уже год. Сынок у него маленький.
Арфей отложил инструмент, посмотрел в сторону самого богатого шатра, где распоряжался крепко сбитый и еще не слишком возрастной мужчина в кафтане, отделанном соболями. То, как торгаш поглядывал на Зоряну с умилением, а на Уха с недоумением, выдавало в нем добряка, который девушку не обидит.
- Я тебе не советчик, как жизнь свою строить. Но ежели хочешь в терем хороший женой войти, приветь его сиротку. Тогда точно всю жизнь в шелках да яхонтах проходишь.
- Да разве в том дело? Я бы с тобой на Край пошла, только шепчет мне сердце, что ты – вольный ветер, скоро покатишься по барханам огненным перекати-полем. А я...
- А ты самоутвердилась за мой счет. Я не в обиде. Совет, да любовь. Ступай к жениху и будь спокойна.
Зоряна вспыхнула:
- Любодар с тобой поговорить хочет.
- Зачем?
- Я тебя выдала за дядьку, материного брата.
- И зачем это было нужно?
- Боязно мне, да и ревность мне его не к чему
- А если он руку у меня твою попросит, будет легче? – сыронизировал Арфей, в чьей жизни, каких только приключений не было. Всяких было, да только своих любовниц он замуж точно не выдавал. – Ну, придет он тебя сватать, и что? Приданого у меня для тебя нет.
- Приданого? – не понимая, захлопала Зоря глазками. Видимо у них тут, наоборот, мужики калым платили. – Любодар коня тебе предложить хочет или...
- Зебру, - огрызнулся Ух. – И слона боевого в придачу. Не надо скотины. Лучше организуй мне сапоги покрепче, да одежу неброскую. На том и сойдемся. А за гусли спасибо.
17
В столице соседнего княжества было настолько уныло, что такое чудо, как Арфей-недоучка, бренчавший нехитрые попсовые мотивчики да травящий сказки «от народных до Пушкина» поимел колоссальный успех. Причем, он к нему не стремился. Так хотел немного деньжатами разжиться, но вышло как-то само. И концерты на «бис» пришлось давать даже в княжеских палатах.
Там Уху потребовались все его навыки дипломатии в стане дикарей, чтобы отвоевать право не обнажать своего лица, скрытого глубоко надвинутым капюшоном. Но когда удалось отстоять свое инкогнито, дело выгорело в очень круглую сумму. Такую круглую, что едва благосостояние начало всерьез тяготить его, сделал из города, и княжества ноги, причем будучи радостным обладателем настоящей арфы. Конечно, не концертной, но и не такой тяжелой, а значит, более удобной в переноске.
С таким посылом, Арфей и шел по землям чуждой ему земли. Худой, обветренный и уже совершенно отчаявшийся. Чьи пальцы, сперва, сражались с колками, подбирая высоту тона, а потом тупили на пассажах, возвращая забытую гибкость. И лишь когда ухо почти перестало резать от фальши, сквозь звон струн из кишок животных, Арфей увидел дрожь горячего воздуха в середине жаркого дня и дал зарок. Если вся эта фантастическая приблуда развеется и он окажется... ладно не в Африке, но хотя бы в своем мире, то... в консерваторию поступит! И Эш отобьет у любого вождя, даже если ради этого с ним придется на копьях сражаться, верхом на буйволе!
- Опасные тут земли. Поворачивал бы ты, музЫка, - отговаривали его очередные случайные попутчики.
Только, лихорадочно блестевший черными глазами Арфей, только что не обнимался с первым попавшимся кактусом и напоминал буйнопомешанного в стадии сезонного обострения. И когда набрел в песках на смутно знакомые мазанки, то даже не возмутился, когда стрела пронзила его сердце. На этот раз с правильной стороны.
- Эшшшш, - кровь обагрила песок...
А Арфей застонал и... очнулся.
- Ну, и напугал ты нас, Арфа! – бодрый, но удивленный голос сослуживца раздался над ним. – Мы думали ты уже все.
- Эш, - в горле торчала какая-то трубка и мешала говорить. – Где она?
- Какая еще Эш? Ты что вообще тут забыл? Мы ж тебя год назад отправили домой спецбортом! А тут на тебе, ползем бодро, высоту занимать, кругом не то моджахеды, не то повстанцы, не то пираты очередные, и ты в крови валяешься. С арфой в обнимку. Кондора, нашего отца-командира, чуть инфаркт не хватил. В общем, взвалили тебя на закорки, и бегом. Короче, жизнь ты нам спас. Ушли мы вовремя. От ракет подальше. Потому что там, сейчас, если верить новостям из ящика, огненный ужас-ужас и ни одного бородатого и вооруженного, кем бы он там ни был.
Арфей выдрал-таки трубку, но тут появились медики, и дальнейшую самодеятельность активно-раненого прекратили, вкатив огромную дозу успокоительного. Отрубаясь, он услышал:
- ...нельзя беспокоить. Стрела на миллиметр всего, как разминулась с сердцем. Угомоните его, иначе эта ваша Арфистка получит Премию Дарвина за самую тупую смерть...
Следующее пробуждение было более... удивительным. На стуле сидела молодая африканка в длинном хлопчатобумажном платье серого цвета, какое носят обычно эфиопки или эритрейские женщины, а никак не там, откуда сия мадемуазель родом. Насколько помнил Ух, в том племени даже традиционный бубу – халат, который в ходу почти по всей Африке, был не в чести. Отчего ему тоже пришлось какое-то время обходиться пальмовыми листами. Но удивительным для возвращенца было отнюдь не платье, и даже не наличие ожерелья-четок, а слинг, в котором явно копошился младенчик.
- Как ты его назвала? – с трудом ворочая в пересохшем рту потрескавшимся языком, спросил мужчина.
- Арфа, - с достоинством отозвалась молодая мать.
Про себя Арфей подумал, что мальчишка им это еще припомнит, но все же сделав усилие, одобрил:
- Хорошее имя.
- Я так и подумала, что, когда ты закончишь свое путешествие, тебе понравится.
- Путешествие?
- Наш шаман, Абеди, сказал, что оно тебе необходимо, иначе ты не вернешься. Знаешь, какое сложное колдовство нам пришлось применить?
Ух даже застонал, припомнив свои «приключения», и волевым усилием удержался от проклятий на голову голозадого колдуна. Он ему еще успеет волшебную палочку отвинтить и воткнуть в необходимое место, а пока...
- Дай мне сына.
Эш широко-широко распахнула свои темно-шоколадные глаза с неправдоподобно белыми белками и аккуратно подала малыша, на фоне иссиня-черной матери больше напоминавшего... Пушкина в детстве.
- Красивый, - из последних сил он запечатлел на лбу ребенка поцелуй и уточнил. – Ты же станешь моей женой?
- Станет, - пробурчал старшина, за спиной которого притаился отряд, спасенных внезапным появлением бывшего сослуживца десантников. – Зря мы, что ли ее по всей Африке разыскивали?
- Прекрасно. Ребята, если вам не в тягость. Найдите мне адрес ближайшей консерватории.
Арфей привык выполнять обещания.
18
За москитной сеткой назойливо жужжала очередная Цеце, а маленький мулатик, размазывая кулачками слезы на чумазой мордашке, с негодованием пинал арфу. Разумеется так, чтобы не оставить следов, и чтобы (борони духи!) не прознал папа, который вот-вот должен был вернуться с охоты.
Музыку Тайо не то что бы совсем ненавидел, но парную партию Берлиоза не переносил на дух. И отца, который, в отличие от деда из племени, не увлекался футболом, и, в противовес деду с Севера, тупил в киберспорте, решительно осуждал. Хотя и не спорил, что глиссандо у него выходило очень эффектное.
Эш вышла из спальни с малышкой на руках и улыбнулась сыну:
- Все выучил?
- Все, - несмотря на нелюбовь к Берлиозу, перечить отцу было себе дороже. Тем более, что игра на адской штуке была единственным требованием сурового, но доброго родителя.
- Тогда бери Ашу, и беги к деду. Они там с бабулей бананы на костре сейчас будут жарить.
- А проверить?
- Я скажу папе, что ты старался.
Арфу дважды просить не пришлось. Ухватив сестренку за ручку, он потащил ее в другой конец деревни, к любимому дедуле, проводить каникулы у которого просто обожал, даже несмотря на то, что интернет тут совсем не работал. Зато было много других развлечений, начиная с футбола, и заканчивая стрельбой из лука. Такого отдыха ни у одного его приятеля не было.
- Балуешь ты его, - по тому что Арфей вошел в дом секундой позже исчезновения детей, было понятно, что сверкающие пятки он видел.
- Он на каникулах, а ты, между прочим, в отпуске, - Эш потянулась к его лицу, любовно проводя по шрамам на щеках, которые ее муж сделал сразу, как отлупил шамана и заставил их поженить.
Свекровь вроде бы не обрадовалась. Эш так и не поняла, шрамам или тем, что женился без ее благословения. Но у Арфея было такое свирепое лицо, что мать промолчала, хотя с невесткой до сих пор не очень разговаривала. А если и общалась, то только по поводу детей. Например, что не стоит растить их в антисанитарии Черного континента... и прочие стереотипы ничего не имеющие общего с работой сына. Особенно учитывая, что тот, после блестящего окончания Санкт-Петербургской консерватории, успешно выступал в Каирской опере, и имел собственный дом в Танзании.
Еще бы он его не имел... когда, уплатив отцу невесты традиционный калым козами и баранами, получил от него ее приданное... в офигенное количество каратов. И признание самой невесты, что она имеет диплом Кембриджа. Ни больше, не меньше.
- В отпуске, говоришь? – промурлыкал Ух, поднимая свою черную царевну на руки и утаскивая на топчан.
- И, что важнее, на каникулах, - подняла жена тонкий пальчик. – С мамой я договорилась. До утра нас не потревожат.
Арфей, уже не слушая, накрыл ее своим телом. Вошел... и тут сзади раздался страшный треск.
- А это что за хрень???
- Ну, так крылья же, - оправдывалась Эш, любуясь их грандиозным размахом и черными перьями, трепещущими от гнева супруга.
- Но почему сейчас, а, например не тогда, когда я в горах над пропастью болтался?! – негодовал тот.
- Значит сейчас нужнее.
- И что мне сними делать?
- Лететь! – засмеялась Эш.
И под ее смех, так перекликавшимся с перебором струн арфы, мир снова закачался в извечно-ритуальном танце, в котором летать может даже тот, у кого крыльев нет...