Аритмия

Глава 19. Скотина бесчувственная

ЯН

Шмотки, разумеется, не из Италии. Пошиты где-нибудь в Подмосковье. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.

– Отлично сидит! – рассыпается в комплиментах администратор.

– Сойдёт.

– Отрежем бирочки? – предлагает она.

– Нет, пойду отсвечивать ими по Питеру, рекламируя ваш «итальянский» бренд.

– Секунду, – прокашливается в кулак и уходит. – Лен! Ножницы!

– «Когда же юности мятежной

Пришла Евгению пора,

Пора надежд и грусти нежной,

Monsieur прогнали со двора.

Вот мой Онегин на свободе;

Острижен по последней моде;

Как dandy лондонский одет

И наконец увидел свет»

Девчонка цитирует Пушкина, и я подавляю в себе порыв улыбнуться. Вместо этого, по обыкновению, стреляю порцией яда.

– Арсеньева, ты снова обрела голос? – смотрю на её отражение в зеркале, расправляя воротник пальто.

Упорно делает вид, что занята сборами. Так отчаянно торопится, что в рукав попадает только с третьего раза.

Крайне забавно наблюдать за тем, как её щёки в очередной раз заливаются румянцем. Ибо застенчивость давно уже не в моде.

Забираю ножницы у продавщицы, обозвавшей меня «чумазым бичом», и она непроизвольно дёргается. По ходу выражение лица у меня то ещё... Небось решила, что заколю её этими самыми ножницами.

Покрутив бирки в руках, подсчитываю в уме общую стоимость и достаю портмоне, которое перед отъездом подарила мать.

Очередной откуп моего донора. На этот раз наличными.

– Без чаевых, Лен, – некрасивым, унизительным жестом швыряю бумажки ей в морду. – Пошли, Арсеньева.

Подхожу к двери, поворачиваю ключ в замке и выхожу на улицу.

– Зачем ты так сделал? Она, конечно, не имела права с нами так разговаривать, но…

– Но что?

– Она в матери тебе годится. Это было очень грубо, – осуждающе качает головой.

– Пойди извинись. Это в твоём духе, – бросаю через плечо.

– А в твоём – смешивать людей с грязью, – отзывается она.

– Если они того заслуживают, то почему бы и нет... – останавливаюсь у перекрёстка.

– Если бы только так, – тяжко вздыхает. Поправляет свою идиотскую шапку и осматривается по сторонам. Я тем временем открываю в телефоне приложение и вызываю такси.

На экране высвечивается входящее сообщение.

«Ян, ты где? Всё нормально? Дарина с тобой?»

«Со мной»

«Возвращайтесь, уже поздно!»

«Прикроешь. В первый раз, что ли?»

«Не буду! Немедленно приезжайте в гостиницу!»

«Ты прикроешь, Ковальцова. Сама знаешь почему!»

Одна фраза – и она больше мне не пишет. Дюже дорожит своим местом в Гимназии.

Замечаю мерс прямо по курсу и сверяюсь с номером.

– Арсеньева, загружаемся.

– Я думала, мы поедем на автобусе, – недовольно хмурится она.

Открываю заднюю дверь.

– А сколько стоит? – спрашивает настороженно. – Напополам тогда, ладно?

Вскидываю бровь.

– Садись давай.

– Я серьёзно, – забирается в тачку и продолжает тарахтеть без умолку.

– Двигайся.

– Добрый вечер, – приветствует нас водитель. – Поездка займёт восемнадцать минут. Какие-нибудь предпочтения?

– Нет.

Машина трогается с места.

– Ян, сумму разделим поровну. Потому что я не собираюсь раскатывать по Петербургу за твой счёт. Ещё и на дорогущей машине! – никак не уймётся девчонка.

«Не собираюсь раскатывать по Петербургу за твой счёт»

Придушил бы…

– Сделай одолжение, перестань нести ахинею, – цежу сквозь зубы.

И откуда такие, как она, вообще берутся? Тащите красную книгу. Обнаружен вымирающий вид.

В салоне звучит какая-то тупая примитивщина. Я зову это музыкой для деградантов. Минимум смысла, незатейливая рифма и мотив. Ещё и голос у певицы премерзкий. Уши вянут.

– Сменить радиостанцию? – интересуется парень, замечая мою кислую морду.

– Пусть тишина поиграет.

Выключает эту жесть.

Массирую висок и закрываю на пару секунд глаза. Голова болит просто адски и, как назло, с собой нет колёс.

Арсеньева всю дорогу, как приклеенная, пялится в окно. Небось боится пропустить что-нибудь важное. Хотя оно и понятно, город толком так и не увидела. Сегодняшняя пешая прогулка не в счёт.