Аромат Счастья

Аромат Счастья

Мария

Мария проснулась. Она продолжала лежать с закрытыми глазами, а её сознание всё ещё блуждало по кадрам сна.

– Просто так такое не приснится, – думала она.

Всю ночь ей снилась давно ушедшая в иной мир бабушка, которую она очень любила. После её ухода она постоянно вспоминала о ней. Но на кладбище приходила редко. Не потому, что ей было лень или страшно, а потому, что наличие могилы, памятника с уже поблёкшей фотографией подтверждало, что бабушки больше нет и никогда не будет. А Маше так хотелось, чтобы она была жива и всегда была рядом с ней.

Там сидя у могилки, она всегда плакала, потом долго приходила в себя. Ей было

неудобно за поблёкшую фотографию любимого лица. За покосившуюся оградку, которую правильно поправить было некому, а для того, чтобы нанять кого-то, не было денег. И от понимания того, что из-за постоянного безденежья она никак не может проявить свою благодарность бабушке и сделать хорошую оградку и добротный памятник, ей становилось очень тяжело на душе. Единственно, что она делала, так это высаживала красивые цветы на могилке и как могла сама укрепляла подручными средствами ограду.

Маша где-то прочитала, что нельзя плакать у могил. И нельзя часто посещать кладбища. Нельзя мешать мёртвым, давая им возможность оглядываться назад, в прожитую жизнь. Да и вообще нельзя плакать по умершим. Надо вспоминать хорошие события, происходившие у тебя с этими людьми, и благодарить их. Надо приходить к ним в определённые церковью дни. Но как не плакать, когда от тебя ушёл навсегда последний человек, который тебя любил. Бабушка для Маши была всем: мамой, подругой, советчицей, защитницей. С ней было всегда тепло на душе и спокойно. В её доме всегда витал аромат счастья.

Мария не ходила часто на кладбище, но бабушке спокойно существовать в другом мире не давала и постоянно звала её перед сном, просила присниться и посоветовать ей, как она должна поступить в трудную минуту. А трудных минут у Маши насобиралось столько…

***

Родители Маши занимались альпинизмом. Работали инструкторами в Домбае. Она их почти не помнила. Они рано погибли в горах, попав под лавину. Но у неё была бабушка, которая учила её жить, общаться с людьми.

Маша, наверное, как все девчонки, была уверена, что первая любовь, это самая чистая и верная. Любовь на всю жизнь. Настало время, и она влюбилась. Тогда она была уверена, что в её доме с Анатолием всегда будет витать не только аромат любимых пирогов, приготовленных для мужа, но и такой же аромат счастья, который витал в доме бабушки. Вот только бабушка, пообщавшись с Анатолием, осторожно намекала Маше, что не стоит так быстро выходить замуж за этого человека. Наверное, её опытный взгляд определил то, на что Маша потом долго закрывала глаза.

Маша, выросшая без матери, всегда относилась к свекрови, как если бы это была её мама. Да и свекровь особо к ней не придиралась, когда они жили в её квартире, а бабушкину однокомнатную после её смерти сдавали жильцам. Наоборот, ей нравилось, что Маша и уберёт вовремя, и приготовит обед к вечернему чаю, всегда что-то испечёт. Только она была против того, что Маша работает. А работала она мужским мастером в парикмахерской, где, кстати, и познакомилась со своим будущим мужем Анатолием.

– У нас не центр города, проходимость маленькая, что твои копейки. Больше пользы, когда ты дома. Да зачем тебе разрываться между работой и домом и муж ревновать не будет. Увольняйся, – уговаривала её свекровь. Хотя Маше очень не хотелось терять работу, да и ревности никакой у мужа она не замечала. Под напором свекрови ей пришлось уволиться. Сначала ей немного льстила такая забота о ней. Но. Когда она пришла из женской консультации с радостной вестью, то свекровь изменила своё отношение к невестке.

– Ты что, с ума сошла? Куда тебе рожать? У тебя муж как ребёнок, за ним уход требуется. Да и с его зарплатой! О каком ребёнке ты мечтаешь? Сейчас на моей шее сидите и ещё ребёнка на меня хотите повесить?

Доводы Марии, что свекровь получает каждый месяц определённую сумму от квартирантов, и Анатолий отдаёт ей всё, что получает, а она, Маша, за всё время проживания в этом доме ничего не приобрела для себя, не только не остудили свекровь, а наоборот, довели её до крика.

– Это ты упрекаешь меня этими копейками? Всё, больше никаких квартирантов, переезжайте!

Но пока жильцы искали новую съёмную квартиру, свекровь поостыла и внесла предложение, обменять Машину однокомнатную на двухкомнатную квартиру.

– Пусть маленькую, но место будет и для вас, и для ребёнка. А деньги на доплату я дам, чтобы ты больше не упрекала меня.

Маша не хотела потерять квартиру, в которой провела самые счастливые годы. Но аргументы свекрови: кровать детскую некуда ставить и что больше такой возможности не будет, всё-таки перевесили её желание и обмен состоялся.

Машу мучил страшный токсикоз, да такой, что пришлось лечь в больницу, где определили, что она носит двойню. Когда обмен был закончен, и её выписали из больницы, она даже не обратила внимания на то, что документы на квартиру и её приватизация были оформлены на Анатолия.

– Действительно, какая разница. Мы же семья, – думала Маша.

***

Предательство Анатолия, который ушёл к другой женщине, оставив её с четырёхлетними близнецами, совершенно выбило её из колеи. Но с этим она справилась.

Это теперь легко говорить, что справилась, всё пережила, всё вынесла. А вот как она всё это вынесла на самом деле, вспоминать ей не хотелось. И не потому, что было тяжело физически. А потому, что в душе сидела, как заноза, обида. Почему, за что он так поступил с ней, да ещё в такое трудное время. Тогда она не могла выйти на работу, потому что садики в своём большинстве исчезли, а в те, которые остались, устроиться было совершенно не возможно.

Хорошо, что помогла ей бывшая сотрудница парикмахерской, где раньше работала Мария. Она взяла её к себе в уже кооперативную парикмахерскую, которой заведовала, и разрешила шестилетним мальчишкам находится рядом с матерью до конца смены. Теперь мальчики подросли, стали самостоятельными, да и относились к ней с пониманием. Да и Маша успокоилась, стала уверенней в своих силах. И теперь, когда жизнь стала налаживаться, вдруг опять беда.