Артемовы Секреты

Артемовы Секреты

АРТЕМОВЫ СЕКРЕТЫ

Горбатый Артем слыл в рыбалке корифеем. Где бы он ни удил, весть о нем непонятным образом мигом разносилась по реке. «Артем в протоке ловит! – вздыхая, судачили меж собой рыболовы. – Надо было там сегодня рыбачить!» Неудачники ордой снимались с насиженных якорей, вытаскивали из воды скрученные проволокой чугунные железяки, ржавые тяжеленные шестерни, а то и просто авоську, набитую булыжниками, и, как тараканы на съестное, мчались к Артему, надеясь полакомиться хотя бы крохами от основательного улова. Особенно часто осаждали Артема наезжавшие городские рыболовы, обкладывали его, и тут уж прощай, безмятежная любезная рыбалка. Дед бранился, ершился, а потом перестал рыбачить по субботам и воскресеньям. «Рыба не мерин! – стал поговаривать старик. – И ей по выходным передышка нужна!»

Само собою разумеется, что все рыбаки восхищались стариком, завидовали его нюху на рыбу. Говаривали, что он ее под водой зрит и окостенелой горбатой наружностью приманивает. Исключительные завистники и злюки – свет не без таких – и кто в рыбалке ничего не разумел, ехидничали, болтали, что старичок, мол, втихаря браконьерствует, а донки и всякие удочки таскает для отвода глаз.

Особенно упорно злобствовал верзила Буряков. Вот он-то как раз не гнушался побаловаться сетью, а разложенными для близиру на корме катера кружками попросту мозолил глаза. Сеть спрячет, укроет в тайнике на берегу и возвращается домой, скаля зубы всем рыбнадзорам. Попробуй прицепись! Вот они, красные пенопластовые кружки, а вот и судаки, законно пойманные. «Чхал я на рыбнадзоров! – во хмелю бахвалился Буряков. – Они пущай следят, как  по весне смывает с полей удобрение в реку и рыба околевает… Для меня рыба – прокорм! А раз прокорм, попробуй меня поймай! Нет, ты поймай! Подловишь – взыскивай!..Чхал я на штраф…» Вся деревня знала – судаки Бурякову не прокорм, а бесшабашная деньга и многоградусная выпивка. Но при встрече с рыбнадзором огромный Буряков превращался в добродушного любителя рыбной ловли:  все-таки не хотелось  платить штраф. Взор у него в моменты встреч с представителями рыбной власти становился елейным, казалось – к липкому взгляду на лету могли приклеиться мухи. 

Дед Артем однажды все-таки заставил прикусить Бурякова его ядовитый язык – вытянул из омута  сверхъестественнейшего карпа. Карп был до того велик, что не проходил в дыру обшарпанного, всегда висевшего на поручнях деревенской  пристани, никого не разу не спасшего спасательного круга. Вот эта была рыба! Всем только оставалось растерянно пощупать глазами безмерную неправдоподобность хвостатого   гиганта.  В рыбацких воспоминаниях сохранился тот карп вчерашним несбывшимся  сном-мечтой.   Крепко   заудили Артемов омут,  целый год  там рыба вообще не водилась, лишь потом Петька Кукин сочинил, что он чуть было не поймал второго такого карпа. Но «чуть-чуть», всем рыбакам известно, не в счет. Кто же поверит мальчишке? Мало ли чего они, сорванцы, не напридумывают, глядя прямо на вас честнейшими глазами!

Только Артем не сомневался в Петькином рассказе. Когда над Петькой насмехались, спрашивали, не утащил ли его карп на дно, и тот покрывался буро-малиновой краской, одним большим пятном до ушей скрывающим бесчисленные веснушки, Артем убежденно, серьезно заступался за мальчишку: «И чего ржете?! Есть там двухпудовый карп!.. Да не у каждого возьмет! Что он заподлинно там, я сам наблюдал!» А у Артема был авторитет. Попробуй не согласись с таким докой по части рыбалки!

–  Дед Артем! Как же ты сам-то ловишь, что у тебя рыба будто заговоренная? – спрашивали его.

– Как ловлю? – как бы не расслышав, переспрашивал старик. – А с таком... Рыба чует, кто ее ловит... Я возьму одну-две, и до дома. Вы же, окаянные, с утра до вечера шакалите... Какая же безмозглая тварь в ваши мешки полезет?!

Рыбачил Артем обычно с самого раннего утра, часа по два, не больше. Зато еще солнце хорошенько не накалится, а горбатый дед по-парадному величаво подваливает на старой лодке к причалу. «Вась, Васек! — кричал он матросу, отчего-то всегда заспанному. – Помоги достать мелочь. Гостинчик старухе!» Дожидающиеся приезда собирались толпой, знали – сейчас появится что-нибудь диковинное для нынешнего, искушенного семужными яствами обжорливого времени: то ли это будет длинный, вытянутый, как торпеда, судак, то ли бронзовый, похожий на музейный канделябр, с растопыренными плавниками широкоплечий язь. Этакую рыбу, как говорится, к ремню подвяжи – она дорогу подметает. Очухавшийся от спячки Вась-Васек двумя руками хватал рыбу  за  голову, просовывал  большие пальцы под жаберные крышки и, когда она начинала лупить хвостом по деревянным доскам причала, будто их пришибала,   как-то   сластолюбиво  ахал:

–  Вот выкидывает фортели!  Вот какие фортели! Ах,   лапочка, вертихвосточка!  – фамильярно  обращался  он  к  рыбе,   как  к какой-нибудь  заблудившейся  смазливой  девахе, брошенной или позабытой кем-то из городских гуляк на деревенской пристани. – Щас мы лапочку угомоним!

Напыщенный Артем, поднимая из лодки ведро с рыбой помельче, словно и не просил только что матроса   о   помощи,   начинал ворчать:

– Не лапь! Помягше...

Пораженный невиданностью зрелища какой-нибудь простак в синтетической шляпе, из интеллигентов-дачников, спрашивал из толпы:

–  Простите, на что вы ее поймали?!

–  На  банан!   – невозмутимо   отвечал Артем. – На что еще тута, в деревне, рыбу ловить прикажете?

Дед с помощью Васьки взваливал рыбину на горб. Походя, кричал матросу, вытиравшему руки о брезентовые штаны, давно слюдянисто-окаменелые от слизи: