Аврора. Заря сгорает дотла

Глава 1. О пикси, неаполитанцах и хозяевах кружевных платков

Паром «Аузония», курс Неаполь-Палермо, верхняя палуба, поздняя весна 2024 года.

Беду предвещало все. Отправиться на Лампедузу спасать черепах в рамках борьбы с агорафобией — да разве нормальному человеку придет в голову подобное?.. А там, между прочим, наплыв нелегальных беженцев куда выше черепашьего, так что — неконтролируемые беспорядки.

Нормальный человек просто обратится к врачу.

Но Зоряна — точнее, просто Ро — не из нормальных. У нее фобии вместо дуэний, войнушки с вредными, как пикси, страхами, душа — сплошной синяк, а она все еще влюблена в жизнь, прячется от мира на верхней палубе парома и плывет в неизвестность.

— Ты, Ро, молодчина, а не клякса, не забывай, — прошептала себе, вглядываясь в темноту: там прятались горизонт, море и небо, и даже седые волны.

Поежившись от пронизывающего ветра, укуталась поуютнее в широкий длинный свитер с надписью «отвали».

Случайный попутчик дал, сердобольный неаполитанец Нелло. Когда она прятаться от холода ночи в его каюте самонадеянно отказалась.

Умостилась на жесткой лавке на ночлег: волосы в капюшон, рюкзак под голову, шляпа на лицо — заправский приключенец!

Может, согласиться было бы безопаснее. Тогда бы, как минимум, не стала свидетелем убийства.

Лучшими подругами Ро были Агора- и Социофобия. Прерывающие бдение только на четверть часа ради традиционного чаепития в гостиной. В такой момент можно сползти по стеночке коридора и наконец выдохнуть.

Психология врет, будто страхи меркнут, если встретиться с ними лицом к лицу. Ро знала каждый до последней морщинки и фибры души и даже порой жгла в их компании прощальные костры. Под печеную картошку, горячее вино и легенды об ушедших богах. Тогда можно было поверить в лучшее, и что больше никогда… Но приходил день, и гадкие пикси принимались за старое: хихикая, бросались под ноги, неожиданно взмывали в небо, давая по дороге в рожу, прятались, аукались и путали дорожки, тыкали исподтишка колючками по больным местам и создавали невроз любым другим доступным и недоступным способом. Дуэньи же неусыпно блюли хорошие манеры и карали за каждое нарушение. Невроз плохому поведению — не оправдание.

Новый день — и страшно сделать шаг. Ты затаиваешь дыхание и пытаешься предугадать, откуда ждать удара на сей раз. Справишься ты с ним или с тобой будет покончено на еще одну маленькую вечность?

Но ты его делаешь.

Ро вовсе не была трусихой. Не могла себе позволить. Ведь если все время дерешься, ты уже не трус никогда. Просто постоянно бредешь на последнем издыхании, у тебя вечно мало ресурса и однажды — это неизбежно — ты падаешь. Внутренние демоны радостно запинают душу до потери сознания. Но ты придешь в себя — ты всегда приходишь. Смерть почему-то не торопится освободить из этого заколдованного круга.

Ты увидишь небо. И улыбнешься. И встанешь. И пойдешь. Потому что влюблен в жизнь навсегда и бесповоротно.

Так что война никогда не проиграна, а игра всегда стоит свеч.

Пусть растоптанная в прах маленькая клякса Ро постоянно забывает, что верит в это.

Разбудили отчаянную путешественницу странные звуки, которые могли бы сойти за салют, землетрясение и революцию в одном флаконе. Но когда над головой что-то тонко просвистело вкупе со звоном бьющегося стекла, сон лопнул как мыльный пузырь.

Ро замерла, открыла под шляпой глаза и превратилась в слух. Битва с пикси учит, что порой лучше не подавать лишних признаков жизни, пока не разберешься, что к че…

Крик боли и хрип — совершенно отчетливые — раздались прямо за стеной. И глухой звук падения. Об эту самую стену.

Ро резко села; шляпа свалилась на пол и канула в небытие. На себя начхать можно, но на чужие жизни и смерти — никак.

Даже хлопать глазами не пришлось, чтобы понять, что она вовсе не на верхней палубе «Аузонии». Каюта. Узкая койка.

Можно было бы проклясть заботу или другого рода интерес радушного Нелло, но только вот на эконом класс эта комната не тянула. Стол, заваленный беспорядочной кипой бумаг, одинокий табурет, флаконы в деревянных подставках с неизвестным содержимым — подставки прикручены к столу, и синенькие склянки болтаются в такт качки, да не выпадают — пространство, окно на всю стену… Никаких малюсеньких кроваток и душевой размером с кладовку.

Натужный, яростный, непрекращающийся звон и гвалт. Дальнейшие крики, стук и стоны. И совершенно точно не салют. Это… выстрелы!

Тяжелый влажный запах гари.

Беженцы добрались уже и до Тирренского моря?..

Или плесень на неаполитанском сыре, который вчера ей втемяшил Нелло, была неслучайной и привела к галлюцинациям. Ибо это совершенно точно не…

Ро соскользнула с кровати и крадучись направилась к столу. В глаза бросилась странная деталь: никакого пластика или металла, каюта сплошь из дерева. И качка ой как заметна, не только флакончикам, что так и звенят. Ее похитили и… и что?

Если бы чего хотели, то уже давно бы… ну, сделали. Или просто ждали, когда очнется? От сыра. Ага.

Великолепное объяснение.

Бумаги на столе рассыпались от первого прикосновения; в дверь заскреблись. Ро успела заметить лишь карточку с розой ветров, вроде бы карту, испещренную пометками от руки, чертежи человеческих фигур.

— Господин! — зашептали из-за двери с тяжелым придыханием. — Откройте!

Ага. Так и открыла. Ро оглянулась в поисках чего-нибудь в духе средства самозащиты. Рука сама собой нащупала в бумажном хаосе увесистую дубинку из металла.

— Не убивайте! — завопили из-за двери, и та задрожала.

— Так значит твой господин там?

Второй голос был громовым, ему вторили все те же непонятные звяканья, а еще гогот, совершенно не вяжущийся с обстановкой.

— Не убивайте, умоляю!

— С дороги!

Ро сглотнула. Так, если рабочая гипотеза — беженцы, то дело плохо. Отчаяние превращает людей в зверей. Воодушевить их возможно, если дать хоть немного обоснованную надежду. Стоит попробовать. В любом случае — никаких смертей!