Азалия и Щегол.

Глава первая.

Тягучая, словно расплавленный шоколад мелодия плыла над танцующими парами.Она заставляла меня еще крепче прижиматься к крепкой мужской груди. Еще пару месяцев назад, я бы сказала - к надежной, мужской груди, но теперь уверенности в этом не было. Разве можно назвать надежным собственного мужа которого подозреваешь в любовной связи со своей лучшей подругой?

Кстати, а где она? Мои глаза торопливо пробежались по нарядной толпе гостей. Среди танцующих Милочки не было. Моя подруга в одиночестве сидела в самом дальнем углу праздничного стола и с мрачным видом потягивала вино из своего бокала. Ее глаз мне не было видно. Они надежно были спрятаны под толстыми линзами модных и изящных очков. Милочка была вынуждена носить такие мощные линзы едва ли не с пеленок. Но я твердо была уверенна, что взгляд ее небесно-голубых, подслеповатых глаз был устремлен в нашу сторону. Я даже зябко вздрогнула, стараясь сбросить со своих обнаженных рук и плеч нечто тяжелое, осязаемое и колючее.

- Замерзла? - тут же прозвучал хрипловатый голос мужа, возле самого моего уха.

Он еще сильнее прижал меня к себе, глубоко вздохнул и ткнулся губами в мою макушку.

- М-ммм, как ты сегодня изумительно пахнешь! У тебя новые духи? Знаешь, они будоражат меня настолько, что я только и мечтаю о том, когда наконец-то уедут все гости и мы с тобой останемся наедине, - голос моего мужа был хрипловато-чувственным, даже томным, словно голос токуещего голубя.

Я усмехнулась уткнувшись носом в тонкую ткань светлой рубашки, под которой застыли в напряжении крепкие мышцы.

До этой минуты я мысленно хвалила себя за сдержанность которая была совсем мне не свойственна, а сегодня давалась с огромным трудом. Я целый вечер усыпляла бдительность моего мужа- именинника и самой лучшей подруги. Давала понять, что по прежнему слишком тупая и легкомысленная, что-бы что-то подозревать.

С другой стороны специально провоцировала спокойную и всегда слишком сдержанную Милу, которую, что греха таить, с детства привыкла считать своей бледной и верной тенью.

Если между Щегловым и Милочкой есть что-то более серьезное чем взаимная и горячая симпатия, то моя подруга обязательно должна проколоться. С недавнего времени анализируя все долгие годы нашей дружбы, вдруг неожиданно поняла, что Мила обожает все превращать в драму.

Она, словно играет некую пьесу, в которой ей досталась роль бедной и безропотной страдалицы. Играет так талантливо и виртуозно, что не каждой гениальной актрисе под силу. И почему только не стала поступать в театральное училище? Очень умненькая, обожающая точные науки и боготворящая цифры, она выбрала экономический факультет, который окончила с отличием и сейчас работает на заводе принадлежащем моему мужу главным бухгалтером. Щеглов всегда восхищался, как Милочка ловко жонглирует самыми сложными формулами, он и сам любил точные науки. В юности меня всегда утомляли их разговоры с непонятными для меня терминами и расчетами. Для моего быстрого, но поверхностного ума, это было похоже на разговор двух инопланетян. Сейчас происходит почти тоже самое, с той разницей, что Милочка получает за свое виртуозное владение цифрами весьма приличную зарплату от моего мужа и его бесконечное доверие. Михаил часто говорит о том, как ему повезло с таким специалистом, как Мила. Все чаще он берет в свои командировки только ее.

Я отрываюсь от пахнущей свежей хвоей и мускусом рубашки и вновь отыскиваю взглядом свою лучшую подругу. Она сидит все там же, в самом дальнем углу заставленного угощениями и бутылками с дорогой выпивкой, столом. Тоненькая ручка с длинными, почти прозрачными пальчиками крепко вцепилась в высокую ножку бокала. Он наклонился и рубиновая жидкость льется прямо на парадную, праздничную скатерть, которую вручную вышивали итальянские мастерицы. Но Милочке сейчас не до этого. Она смотрит на нас, и столько боли, столько страдания в ее взгляде, что мне на миг становится стыдно. Но я тут же прогоняю это нелепое, колющее меня прямо в сердце чувство. Стыдно? Это мне стыдно? Нет, пусть будет неловко Милочке, когда я докажу сама себе и им, этой вероломной парочке, что ни капельки не сошла с ума. Не страдаю болезненной, паталогической ревностью. Что сейчас я могу предъявить своему загулявшему мужу и ангелоподобной подружке? Голые, не чем не подкрепленные подозрения? Вот этот отчаянный взгляд Милочки, полный страдания по чужому мужу? А может мне просто рассказать им про мои ощущения и про мою интуицию, которые никогда меня не подводили? Это все смешно и на доказательства не тянет. Мне нужно что-то действительно более существенное и серьезное. Поэтому играем дальше!

Я поднимаюсь на носочки, провожу языком по гладко выбритой, слегка солоноватой щеке. Дотягиваюсь до мочки крупного, но красивого уха и больно прикусываю ее.

Муж замирает на одно мгновенье, начинает дышать часто и хрипло.

- Щеглов, у меня для тебя есть еще один подарок, - мой шепот прерывистый и дрожаший, он как электрический разряд пробивает мужское тело, которое тоже вдруг охватывает едва заметная дрожь.

Всей своей кожей я ощущаю нетерпеливое желание мужчины. Он молчит, прерывисто и жарко дышит в мою макушку.

- Пойдем наверх, в нашу спальню. Гости уже так пьяны, что не заметят короткого отсутствия хозяев!

Я опять кусаю горячую мочку уха, а затем отстраняюсь и тяну за собой покорного, словно телка на веревочке, мужа.

Мы ныряем в неосвещенное пространство за импровизированным танцполом. Торопливо шагаем по мягкому газону. Скошенная вчера утром трава упруго пружинит, старается поймать в плен высокие каблуки моих туфель. Я спотыкаюсь, но подхваченная сильными руками легко отрываюсь от коварной, газонной травы.

Мы хихикаем, словно школьники которые сбегают с уроков. Стараемся держаться в тени и поднимаемся по высоким ступенькам в прохладу старинного дома. Спиной я ощущаю покалывание и жар. Так бывает, когда кто-то пристально наблюдает за тобой. Я даже догадываюсь кому принадлежит этот тяжелый взгляд. А ведь раньше, мне и в голову не могло прийти, что робкая и ангелоподобная подружка Милочка способна буквально прожигать пространство.