Баба-колдуница

Баба-колдуница

Как только пожилой следователь в компании с двумя дюжими полицейскими приблизились к тонущему на границе леса заброшенному хутору, первое, что привлекло внимание детектива, было штативом с установленным на ним фотоаппаратом. Прибор мокнул под проливными осенними дождями по меньшей мере месяца три, и впоследствии явил собой чудо провидения или высшей силы, способной распоряжаться судьбами людей и сведениями о них. Ослепший объектив смотрел на едва заметный земляной холмик метрах в трех перед ним. Карта памяти, столь долгое время подвергавшаяся перепадам температур и влажности за компанию с фотоаппаратом, уцелела. После долгой возни с импровизированной просушкой на батарее, удалось посмотреть ее содержимое; наряду с помятым, едва читаемым дневником, что нашли в одной из покинутых изб и несколькими полосками обгорелой черной ткани, равно как и оплавленным куском лопаты, эти предметы представляли собой единственных свидетелей странной трагедии, произошедшей с безымянным путешественником.

После стандартного звука подключения к USB-порту на царапанном экране древнего ноутбука высветились три одинаковые фотографии. Человек, чье мышление не склонно к ассоциациям, вряд ли нашел бы фотографии странными или пугающими. На них был парень, весьма заурядного вида. В черном пальто и промокших джинсах, заправленных в изрядно стоптанные и залепленные грязью ботинки, он стоял на фоне густого,но облезлого леса. Мужчина оперся на лопату, взгляд его был отсутствующий и явно усталый. Под глазами круги, лицо чуть отекшее, мокрая черная челка нелепо сваливается на лоб. Вообще картина была невероятно печальной. Сквозь ветви деревьев проглядывало серое, тяжелое небо, дело происходило под вечер. Гораздо интереснее то, что за гнилыми стволами виднелись низенькие могильные кресты. Их было штук пять-шесть, все едва видимые из за низкого контраста и схожести мокрого дерева с гнилым мокрым деревом - но все они делали происходящее в кадре еще более тоскливым и меланхоличным. На каждом фото одно и то же. Унылый малый с покрасневшими глазами, на фоне безымянного погоста где похоронена осенняя природа и неизвестные, старые и забытые кости. Примечательно то, что при осмотре местности никакого кладбища обнаружено не было, однако подозрительная земляная насыпь все же имела место быть.

Когда пришла очередь взяться за дневник, то наступило разочарование, еще более сильное чем при знакомстве с фотографиями. Тетрадь была изрядно повреждена водой, почти все записи размыло. Те, что сохранились, представляли собой невнятные каракули, в которых упоминалось о вещах странных и невероятных. Однако стало сразу ясно, что дневник принадлежал герою фотоснимков. Судя по записям, человек отличался изрядным воображением, был начитан и посвятил себя изучению старинных кладбищ в разных городах, заброшенных зданий и поселений, раскиданных по России в бесчисленном множестве. Начиная с почти культурологической тафофилии, он "копал все глубже": со временем находил такие места, которые еще в бытность свою процветающими не были нанесены на карту, а уж захоронения в таких деревнях были чрезвычайно старыми и, подчас, едва проглядывали из-за завалов древесной коры, перегноя и жухлой травы. Он часто сталкивался с вещами откровенно мистическими, которые не могли существовать в наш просвещенный век, а могли иметь место только в мире народных суеверий, темных ритуалов и стариковских заговоров, произнесенных в огонь печи или под звездным небом.

Не стало известно, как звали отчаянного путешественника. Ясно еще то, что все скитания он совершал в одиночку, брал с собой минимум еды, а из всего походного быта были только дешевая одноместная туристическая палатка и "солдатское" одеяло, связка свечей, три бутылки дешевого топлива и, собственно, верхняя одежда. От места, на котором были сделаны эти, видимо, посмертные фотографии, он жил очень далеко.

Утро в тот день, когда он набрел на маленький хуторок из пяти изб, не имеющий никакого названия и стоящий на границе леса и поля, выдалось пасмурным и дождливым. Листва с деревьев давно опала,и это была не "золотая осень", а осень довольно серая и невероятно грязная. Все намеки на тропинки или заросшие колеи от когда - то проезжавшего гужевого транспорта размыло, и они превратились в вязкую глину, в которой ноги тонули по щиколотку. Именно в связи с мытарствами дороги, едва увидев очертания просевших дремучих изб, путешественник обрадовался не только тому, что нашел очередной антикварный остров ушедших в небытие человеческих судеб, а еще аскетичному крову и возможности развести огонь. Для временного пристанища им была выбрана наиболее сохранившаяся изба. Без особого усилия выдернув ржавый засов из трухлявой двери, он зашел в темное, некогда жилое помещение. В нос ударил запах плесени и сырости; то, что могло вызвать у обывателя ощущение пребывания в могиле или склепе, у исследователя вызвало тихую радость и восторг. Он скинул на пол рюкзак. Сразу забыв о голоде и вдрызг промокших ногах он принялся обследовать помещение. Печь - почти священный семейный алтарь в жилище человека прошлого - была закопчена и во многих местах треснула. Заслонка от дымохода валялась в углу, ржавая и подернутая паутиной. Наверняка в ней не имелось надобности, так как труба, скорее всего, стала обителью мертвых птичек и мха. Крыша, как ни странно, сохранилась довольно хорошо; из интерьера были стул без ножки, довольно прочно сбитая скамейка, вконец гнилой, некогда обитый красной тканью диван, и платяной шкаф - именно к нему направился исследователь. Избегая лишнего шума и вандализма, он поддел ножом дверцу шкафа, та неохотно отворилась. Внутри оказалось коричневое, старушачье пальто, трупик крысы и поеденная молью лисья шкурка. Оставив вещи здесь, он решил повзламывать другие избы. Ничего примечательного найдено не было, только пара хозяйственных инструментов, топор без топорища, ржавая коса, разбитые зеркала во множестве и похожие на изношенную портянку занавески. Но была отличная, будто новая, лопата. Именно ее он и решил прихватить с собой.