Барышня во Франции

Глава 1

Медовый месяц во Франции, начался ранним утром на Варшавском вокзале, зная, чем все обернется, осталась бы в России. Только в то необычайно, холодное августовским утром, было радостно и тепло. Тело согревала накидка подбитая мехом, а душу любимый мужчина, который не выпускал руку из теплой ладони.

К собственному вагону Большаковых, мы подъехали на карете, стоял он в глубине и был скрыт от посторонних глаз. “Еще одна небольшая привилегия мира имущих”, - сказал Алексей. Раньше думала, что личный вагон на железной дороге, это нереальная затея. Куда проще выкупить купе или св по нужному маршруту в текущей момент, но это уже был совершенно новый уровень для меня, и совершенно привычный для Алексея.

В вагоне была полноценная гостиная, спальня, уборная. Конечно это далеко не современные поезда с душем, феном в каждом вагоне, где простота и экономия пространства побеждали. Это была роскошь, в отдельно взятом месте, для узкого круга людей, что могли себе это позволить и позволяли. Не нужно было ходить к гадалке, чтобы понять, кто занимался внутренним оформлением. Конечно, Елизавета Алексеевна, кажется была бы воля свекрови, она бы и Рембрандта повесила тут, но картины не было. Стены отделаны плотным, темно вишневым бархатом. Резная мебель из красного дерева, пара кресел и диван, с обивкой из золотого шелка. На полу пушистый ковер. В спальне напротив преобладали светлые оттенки, но все с теми же золотыми нитями были пронизана ткань на стенах и изголовье кровати. Был и будуар в стиле ампир. В душе периодически вспыхивали протесты, что нельзя же жить бесконечно в музее. Когда за окном по-прежнему ходят, люди которым откровенно говоря повезло меньше, но протесты становились, все мягче… а волнения часто улетучивались головы. Постепенно стала привыкать к тому, что сейчас доступно все! Наверное, какими-то поступками, не знаю правда в какой жизни - это заслужила!

Вагон дернулся, пошатнувшись, - Нас сейчас выкатят из тупика и прицепят к основному составу, - сказал Алексей просматривая бумаги. Варя налила кофе, и ушла разбирать вещи в спальню.

Сидя напротив окна, наблюдала, как медленно катится вагон, появился перрон, как и в будущем там толпился разношерстный люд, уезжающие, провожающие, носильщики сновали туду-сюда с гружеными до верха тележками, плач детей, лай собак. Знатная дама, в шляпке с густой вуалью, торопливо идет по перрону, выражение лица собрано, впереди грузчик с нагруженной до верха телегой, полосатые чемоданы, шляпные коробки составляют всю поклажу, дама машет рукой и что то говорит, периодически посматривая назад, отставая на пару шагов идет мужчина в дорожном костюме, в руке саквояж, под руку держит девицу. Девушка не поспевает из за платья и периодически, переходит на бег. Следом, в том же темпе мужчина и женщина, одеты в форменные платья, наверное слуги. Женщина руководит всей процессией, словно ледокол посреди Антарктики. Улыбнулась мысленному сравнению.

-Что вас так развеселило? - спросил Алексей отодвинув, шторку со своей стороны.

- Видите, женщину в черной шляпке с вуалью?

- Да. Это супруга капитана первого ранга Семенова, но как видишь, дома живет генерал. - сказал Алексей. - Пробивная женщина, а Павел Сергеевич, спокойный и кроткий человек. - добавил Большаков.

- Заметно. - ответила Алексею, и муж вновь погрузился в бумаги. Вагон остановился и качнулся. Раздался скрежет металла.

- Нас прицепили, - все так же не отрывая взгляд от документов сказал Большаков.

Люди торопливо рассаживались по вагонам, постепенно на перроне становилось все меньше людей, последние объятия. Запели сирены, поезд дернулся и начал потихоньку набирать скорость, проходя мимо провожающих, что продолжали махать вслед.

Вокзал остался позади. Алексей, сказал, что путь до Парижа примерно пятьдесят два часа, если все пойдет в штатном режиме. А это полные два дня вместе. Чему нисколько не расстроилась, немного узнав темпераменте мужа.

В голове никак не укладывался факт, что свадьба прошла без сюрпризов. Иван не выскочил из-за колонны, и Серафима "настоящая" тоже не появилась.

Наверно, можно было наслаждаться жизнью, но внутри, что то не давало покоя.