Башня

Башня

 - Прекрасная, как утренний бриз над полем просыпающихся цветов, нежная, как потоки воды в ручье после порогов, теплая, словно оранжевый осенний день. Со взглядом, от которого немеешь, голосом, похожим на весеннюю капель, и волосами, достающими до пола...

  - Ну, не до пола. До пояса только, - сказал голос, похожий на весеннюю капель.

  Я открыл глаза и посмотрел на девушку рядом. В точности такую, как я описал. Она глядела на меня и улыбалась. А потом сказала:

  - И парень ей под стать, да?

  - Конечно, - согласился я и потянулся.

  Утренние лучи солнца, пройдя через витражи, раскидывали по полу разноцветные фишки. "Витражи - это хорошо, это правильно", - подумал я и сел на кровати. Моя спутница обняла меня сзади и прижалась к моей спине. Теплая, словно оранжевый осенний день, да.

  - Думаю, - сказал я, - что если бы о нас написали историю, то тот, кто дочитал бы ее до конца, сразу же взялся бы перечитывать с начала.

  - Правда? - Она положила голову мне на плечо. Помолчав, добавила: - Похоже, тебе сегодня захотелось поиграть в любовь.

  Я набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, но она меня опередила:

  - Кажется, в дверь стучат!

  - Послышалось, - буркнул я, но невольно прислушался. Теперь стук был отчетливым.

  Я высвободился из объятий и укоризненно посмотрел в насмешливые глаза, тут же ставшие слегка виноватыми, но не менее насмешливыми.

  Что тут сказать? Взгляд, от которого немеешь...

  Стук зазвучал настойчивее.

  - Сейчас! - крикнул я и поднялся с кровати.

  - Одежда на сундуке, - подсказали мне извиняющимся тоном, но я не оглянулся.

  Винтовая лестница пересекалась кинжалами солнечных лучей, бьющих через узкие бойницы. Пылинки, обезумевшие от теплого летнего утра, весело толкались в ярком потоке, и не думая расступаться передо мной. Спускаясь, я пересекал одну солнечную преграду за другой. На двери не было засова, и, чтобы открыть ее, я просто толкнул доски рукой.

  У башни стоял путник. Мой взгляд начал привычно ощупывать его фигуру, по мелочам восстанавливая полную картину его жизни, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы прекратить. Умеренность в мыслях избавляет от ненужных сущностей. Неужели так важно, кто именно пришел с утра пораньше и стучит в дверь? Кстати, почему с утра? Обычно гости приходят под вечер; если же кто-то явился утром, значит шел всю ночь, а у этого должны быть причины. Например...

  Я встряхнул головой и открыл глаза. Все равно не думать не получалось. Путник, в свою очередь, рассматривал меня. Он выглядел усталым - все-таки всю ночь на ногах. Наконец он остановил взгляд на моем лице:

  - Доброго вам дня! Я шел от Пурпурных гор, смотрю, башня стоит, я и думаю...

  - Заходи, - прервал я его, повернулся спиной и пошел наверх. Все равно ведь не отвяжется.

  На пороге комнаты гость замялся, чувствуя себя неловко. Моя подруга уже оделась и с любопытством разглядывала пришельца. Я показал, куда кинуть вещи, и придвинул к столу стул.

  - Будем на ты, - определил я. - Меня зовут Гуго, а ее... Тебя как зовут-то, красавица?

  Девушка улыбнулась, помолчала немного и представилась:

  - Года.

  - А я... - начал наш гость, но я его перебил:

  - Ансельм, да?

  Путник удивленно замолчал. Потом открыл было рот, но закрыл его вновь. Мы с интересом наблюдали за его замешательством. Наконец Ансельм сформулировал:

  - Если ты знаешь, как зовут меня, почему не знаешь, как зовут твою подругу? Или она не твоя подруга?

  Тут мне в голову пришла мысль, как нейтрализовать нашего любопытного собеседника до вечера, чтобы он не мешал нам, по выражению Годы, "играть в любовь":

  - Это все оттого, что ты не спал всю ночь и устал с дороги. Вот голова у тебя и не соображает. Так что, как говорится, вечер утра сообразительней. Года, постелешь ему на чердаке?

  Такие чудесные дни всегда проходят быстро. Солнце, зардевшись стыдливым румянцем, аккуратно трогало краешком поверхность моря, перед тем как окунуть в него свое разгоряченное тело: не холодна ли вода? На чердаке заворочался наш гость, заскрипели половицы, и мы быстро приняли приличный вид.

  - Ты вовремя, - сказала Года спускающемуся с чердака Ансельму. - Ужин как раз поспел.

  Ансельм неловко замешкался, но послушно сел за стол.

  - Благодарю вас покорнейше. Я страшно проголодался. Я шел всю ночь...

  - Да-да, от Пурпурных гор, - продолжил я за него. - Ты говорил.

  - Пурпурные горы... - мечтательно произнесла Года, ставя нам и себе тарелки с чечевичной похлебкой. - Представляю, какими они должны быть красивыми с таким названием.

  - Конечно, - подтвердил я. - Пурпурными они называются потому, что склоны их заросли кленами и осенью становятся огненно-красными.

  - А осень в высокогорном климате почти постоянно, - подхватила Года, - и...

  Ансельм так увлекся едой, что совсем не обращал внимания на нашу болтовню. Наконец, довольный, он отодвинул пустую тарелку в сторону, и сразу же перед ним поставили стакан с подогретым вином. Видя, что гость готов к разговору, я спросил:

  - Итак. Зачем же ты на ночь глядя отправился в путь от самых Пурпурных гор, да еще и к нашей башне, за которой только море до горизонта?

  Ансельм хотел было ответить, но Года его опередила: