Башня

Глава 1. Имитация жизни

Сначала был звук: чей-то голос — низкий, звучный, очевидно, мужской. В нем не было ни злобы, ни агрессии. Такой добрый и обволакивающий, словно голос родителя. Я слушал его, не вдумываясь в значение слов. Мои веки закрыты, когда я их открою, будет больно от света — он и сейчас пытается сквозь тонкую полупрозрачную мембрану добраться до моих чувствительных глаз. Судя по всему, я в помещении — здесь тихо. Не слышно ни шелеста листвы, ни гула несущихся по скоростным трассам автомобилей, не могу различить даже прерывистого посвистывания ветерка. Собираясь с мыслями, в мутном омуте сознания я пытался уловить воспоминания, но не мог ни за что зацепиться. Мое восприятие ограничивалось собой, своим существом, в котором я не находил ничего кроме ощущений нескольких прошедших минут и ряда базовых вещей, с которыми, кажется, рождается человек. Их не объясняют, просто чувствуют.

На ум приходили разрозненные сухие факты о нашем мире, но ничего личного. Я не знал какие у меня руки, цвет глаз, не помнил звука голоса. Такой ли он на самом деле, как звучит в моей голове? Я понятия не имел, сколько мне лет и кем работаю. Более того, я даже не был уверен, какого я пола. Мужчина, а если нет? Кто же я и откуда? Человек без имени, без истории, без личности — это странно и даже страшно. Лишь одно воспоминание показалось мне родным — это был свет, яркий солнечный свет и запах мокрой травы, то, как она щекочет щеки и ладонь. Я невольно улыбнулся и подумал, что улыбка сама по себе является приятным чувством, мое внутреннее состояние выражалось через этот особый изгиб мышц рта.

Наконец, я открыл глаза и с удивлением обнаружил, что мое представление об этом действии разнится с тем, что я почувствовал. У заспанного человека одно веко липнет к другому. Моя память отчетливо рисует этот момент: натягивается кожа и раздается едва различимый звук — словно что-то лопается. Это разошлись кожные складки и открыли световым волнам путь к мозгу. Но мои веки раскрылись свободно, с мягким шуршанием. Они работали словно отлаженный механизм. Я инстинктивно сощурился, но глазам не понадобилась адаптация к свету. Казалось, будто в голове зашиты рефлексы другого тела, куда более чуткого и уязвимого, чем мое.

Прямо в глаза мне светила огромная круглая лампа, похожая на те, что стоят в стоматологических кабинетах, и темной фигурой на ее фоне надо мной нависал какой-то седой старик, вероятно, владелец того голоса.

— Добро пожаловать в этот мир.

В руках он держал приборы, назначения которых я не знал. В стеклах зеркальных очков с перекладиной виднелось мое отражение. Я испугался собственной внешности. Был ли я некрасив? О нет, наоборот, идеален. Пугающее совершенство, слишком неестественное, чтобы быть комфортным.

Люди мечтают стать красивыми и в погоне за иллюзорными идеалами изменяют свое тело. Даже самые прекрасные из них зачастую несчастны в мнимом уродстве, создаваемом не столько их телами, сколько червоточиной в завистливых и понурых душах. К красоте стремятся, и из-за нее же бесконечно страдают: одни не могут ее достигнуть, другие — избавиться: перед их ногами целый мир, который превозносит, развращает и лживо улыбается, лишая живого человека глубины и уплощая до пустой оболочки с удачным сочетанием черт.

В отражении я видел апофеоз движения к совершенству, кульминацию, существо без изъянов. Создание достаточно великолепное, чтобы не нуждаться в его душе, слишком изящное, чтобы быть живым. Таким я себе казался.

Наверняка со стороны я выглядел очень растерянным. Зрачки подрагивали от накатившего волнения. Но их движения не были хаотичными, они словно двигались по заранее заданной траектории, не допуская малейшего отклонения. Я чувствовал что-то неладное, неправильное. И никак не мог понять, что именно. Мне мало было известно, но, пока я себя не увидел, сомнений в том, что я - человек, не возникало. Но чем же я тогда могу быть? Какое-то невероятное достижение пластической хирургии? В лучшем случае. Остальные варианты, приходившие на ум, были гораздо более мрачными, они предполагали механическое происхождение.

— Как ты себя чувствуешь? Подвигай, пожалуйста, рукой и… — дежурные просьбы.

— Что я такое? — перебил я мужчину. Вопрос, в котором заключалось мое самосознание: напуганное и отторгающее самого себя.

— Киборг! Ты — синтетический организм, имитирующий человека. — последовал ответ, в котором я уловил нотки удивления.

— Я был живым человеком?

Старик рассмеялся:

— Никогда. Обычно роботы-компаньоны не интересуются таким, не заложено в вашей программе. Хотя новые модели стали гораздо более чувствительными.

В этот момент внутри будто что-то оборвалось. Наверное, это чувство схоже с тем, что испытывают люди, когда врач констатирует: «ваше тело парализовано, вы никогда не сможете ходить или самостоятельно держать ложку». Больные и сами это чувствуют, но слова со стороны всегда имеют более сильное действие, так как человек до последнего не хочет признавать произошедшее и надеется на то, что завтра все как-то само поправится. Иронично, но такой недуг, как паралич, мне точно не грозит. В машине можно заменить все, что угодно, но от этого падает ее моральная ценность. Сегодня меняешь часть, а завтра списываешь целиком, как устаревший хлам.

Человек куда более уязвим. «Починить» износившуюся деталь без негативных последствий практически невозможно, но этим он и ценен. В рабочем отношении человек подобен машине — с возрастом списывается по непригодности, но найти хорошего специалиста сложнее, чем новый механизм. В сфере личностных отношений человек незаменим в принципе — встретив одного, вы никогда не найдете «такого же», даже если очень захотите. Бесконечная смена партнеров, друзей и коллег не приближает к желаемому результату, каждый лишь пытается восполнить то, что однажды потерял — человека. Но ведь я не человек, я — киборг. Так во мне сформировалось чувство неполноценности. Когда в пору радоваться, что раздробленные колени всегда можно починить, я переживал кризис отсутствия индивидуальности. «Робот-компаньон» звучало как страшный приговор. Однажды им будет выгоднее заменить меня целиком. Но ведь я не один такой? Если мое сознание — программа, значит то, что я испытываю, нормальный процесс адаптации для моей модели? Этот вывод меня несколько успокоил. Есть другие, а значит, когда увижу их, пойму, как мне быть.