Снежная ночь накануне нового года заволокла улицу голубоватым, морозным туманом. Даже фонари, казалось, смотрели нынче не привычными жёлтыми, а какими-то зеленоватыми глазами, преломляя свой свет сквозь серебряную дымку падающих хлопьев.
Человек по фамилии Фёдоров жил в этом районе на окраине столицы уже лет десять. Он привык к слякоти и грязи, голому асфальту и искусственному снегу на ёлочный праздник, потому нынешняя снежная феерия сильно его удивила и заставила выйти во двор. Благо, снег пошёл почти сразу после его возвращения домой, и Фёдоров даже не успел скинуть пальто. Ступать по заснеженному крыльцу оказалось довольно странно и непривычно, пушистый настил вместо грязи, только и всего, кто бы мог подумать, что такая обыденность природы может вдохновить горожанина...
Фёдоров потянулся во внутренний карман за сигаретами, но вдруг передумал. Ноздри его приятно освежил запах чистого снега, так сильно им забытый. Всё вокруг было исполнено свежести и красоты, и нарушать сие благоденствие ароматов сигаретами уже не хотелось. Снег, к этому времени влажный и чуть сияющий, облепил все подоконники, козырьки подъездов и фонари с их вездесущими проводами, улица побелела, словно какой-то чудесный маляр выкрасил её в цвет первозданности начала эпох.
Фёдоров решил, что непременно нужно прогуляться, дабы не упустить такую красоту, столь внезапно и неизвестно, надолго ли, сошедшую с небес на грешную землю. Он спустился с крыльца и неспешным шагом двинулся вдоль по улице к далёкому, сверкающему красно-жёлтыми огнями проспекту, что виднелся внизу щёлки между домов в конце улицы.
Шума городского ныне почему-то совсем не было слышно, словно и сам мегаполис застыл, заворожённый этим небесным снежным явлением. Только со стороны проспекта доносились гулкие отзвуки автомобильных клаксонов и урчание моторов мощных большегрузов. Фёдорову показалось, что на него снизошло просветление. В мгновение ока вся дневная усталость улетучилась, и вместо неё пришло умиротворение и вселенский покой. Он мог бы идти так хоть целую вечность, насыщаясь внезапно возникшим ощущением благодати, но не прошёл и тридцати метров, как чей-то голос окликнул его со стороны соседнего дома. Фёдоров обернулся: за каменным парапетом, отгораживающим спуск в подвал, сидел какой-то оборванец в рваном пальто и натянутой на уши шляпе. Шляпа на бродяге выглядела ещё хуже, чем пальто, поля представляли из себя какие-то клочки и были к тому же чрезвычайно затёртыми. Бродяга снова окликнул Фёдорова каким-то нечленораздельным словосочетанием. В другой момент, возможно, Фёдоров просто прошёл бы мимо, он не был милосердным человеком и никогда не давал милостыню, но в окружении такой красоты не мог поступить обычно и решил приблизиться. Он сделал несколько шагов назад по направлению к укрытию, где расположился бродяга, и немного наклонился, чтобы лучше рассмотреть бездомного.
Нищий оказался не таким старым, как показалось издали, лет эдак пятьдесят с хвостиком, и не очень большим. Однако образ жизни и, возможно, злоупотребление спиртным, сказалось на его внешности, визуально сильно состарив. Длинные седые волосы, сбившиеся от грязи в колтуны, делали образ его ещё более древним.
- Вам чего? - попытавшись быть учтивым, поинтересовался Фёдоров привычной деловой интонацией.
- Это, эээ, - нищий поморщился, словно забыл слова, которые собирался сказать, и судорожно перебирал в уме весь свой небогатый лексикон, - у вас не будет немного мелочи?
- Я так и думал, - Фёдоров распрямился и уже собирался уйти, но обернувшись, вновь встретился глазами с первозданной белизной заснеженной улицы и понял, что на это раз просто обязан подать милостыню забулдыге.
- Ладно, - он вынул из кармана полученную в магазине сдачу и протянул оборванцу, - с новым годом, отец!
Бродяга молча взял деньги и, даже не удосужившись сказать "спасибо", принялся их пересчитывать. Видимо, для него сдача показалась хорошим уловом, потому что лицо нищего тут же просияло улыбкой.
Фёдоров уже двинулся дальше, но тут его разум охватило неудержимое желание понять, что заставило этого человека стать бездомным. Фёдоров был предпринимателем не только по роду занятий, но и по характеру. Это завидное сочетание внешнего и внутреннего и сделали его более-менее успешным в деловой сфере, и хоть жил он на окраине, но считался вполне состоятельным человеком. Он всегда был решителен и долго не рассуждал, там, где не мог взять логикой или умом, брал интуицией, которой Господь его тоже не обделил. Так и теперь, решено - сделано, он резко обернулся и снова приблизился к нищему. Старик даже немного подался назад, наученный тяжёлым опытом жизни на улице, очевидно решив, что тот хочет забрать обратно данные деньги. Это движение немного сконфузило Фёдорова, и он впервые в жизни ощутил жалость к бездомному. Раньше он полагал, что все, кто оказался на улице - либо выпивохи, либо тунеядцы, которым лень работать, либо сумасшедшие, но этот человек при ближайшем рассмотрении казался вполне адекватным. Лентяй, пьяница? Это было нужно выяснить, вдруг он всю жизнь заблуждался насчёт этой городской касты?
- Да не шарахайся ты, - небрежно кинул Фёдоров, скрывая внезапно возникшее смущение, - у меня к тебе предложение дельное, хочешь подзаработать?
Бродяга приподнялся, опершись руками на парапет подвального ограждения, и даже попытался пригладить неряшливую бороду, желая выглядеть опрятнее. Ведь ему и в голову не могло прийти, чем он может пригодиться странно щедрому субъекту.