Белые ночи

Белые ночи

В конце июня 1983 года, сдав весеннюю сессию, я решил поехать в Ленинград, посмотреть белые ночи. Вояж решил совершить один, без друзей. Я бы с удовольствием поехал с подругой, но у меня таковой не было. Я намеревался поселиться в гостинице, однако бабушка на всякий дала мне адрес своей школьной подруги, тети Полины (моя бабушка сама из Ленинграда). Я сунул листок с адресом в карман в уверенности, что он мне не пригодится. Однако мест в гостиницах не оказалось: не я один хотел окунуться в белые ночи. Поэтому пришлось разыскать таксофон и звонить тете Полине.

— Что же ты сразу не приехал ко мне? — пробасила она в трубку, как мне показалось, не очень обрадовано. — Конечно же, я дам тебе приют!

Чтобы не являться с пустыми руками, я купил по дороге коробку конфет и бутылку шампанского. Тетя Полина жила на Васильевском острове и занимала две смежные комнаты в большой коммунальной квартире. Одна из комнат была просто громадна, а вторая совсем крохотная, видимо ее отгородили когда-то, чтобы сделать детскую, а теперь там была спальня тети Полины. Муж ее погиб на войне, дети разъехались, теперь она проживала одна. Хотя, в данный момент была не одна — к ней (опять же на белые ночи) прикатила племянница из Горького, женщина двадцати семи лет, полноватая брюнетка и далеко не красавица. Она была не замужем и, похоже, из тех, кого обычно называют «синий чулок».

Явился я уже поздним вечером. Конфеты тетя Полина убрала в буфет, а шампанское поставила на стол. Она собрала нехитрый ужин, мы выпили за знакомство и засиделись до полуночи, ведя светскую беседу. Племянницу тети Полины звали Варвара. Она по профессии искусствовед и много знала о памятниках Ленинграда, хотя сама посетила творенье Петра впервые.

— Вот как повезло тебе, Саша! — обратилась ко мне тетя Полина. — Будет у тебя экскурсовод.

Надо сказать, меня это не сильно обрадовало. Я рассчитывал гулять по городу в одиночестве и в тайне надеялся познакомиться тут с какой-нибудь красавицей-блондинкой с кругленькой попкой, осиной талией и высокой грудью. Общество Варвары никак не входило в мои планы, но, избежать его, похоже, уже не удастся.

Я немного устал с дороги, а поиски гостиницы утомили меня окончательно. От выпитого шампанского я сомлел, а нудная лекция Варвары о памятниках довершила дело — я стал клевать носом. Заметив это, тетя Полина решила, что пора укладываться спать.

— Ничего, если я положу вас вместе? — спросила она.

Я удивился, а Варвара покраснела.

— В смысле в одной комнате. В моей спальне тесно, к тому же, я храплю. А тут у меня есть большой диван и кресло-кровать. И ширма. Ты, Варя, ляжешь на диване, а Саше я постелю вон там, в уголке на кресле.

Мы возражать не стали, мне уже было все равно где лечь, хоть в собачьей конуре. Старинный кожаный диван был настолько обширен, что на нем мог разместиться эскадрон гусар вместе с лошадьми. Его отгородили складной ширмой на деревянном каркасе, там и устроилась Варя. А я разложил кресло-кровать и уснул почти мгновенно.

На следующий день за завтраком Варвара огласила план мероприятий: Исаакиевский собор, кунсткамера, Эрмитаж, гуляние по набережной и наблюдение за разведением мостов. Пока Варвара таскала меня по улицам и музеям, она непрерывно щебетала об архитекторах, художниках, ваятелях и их творениях. При этом я обратил внимание, как пристально и как внимательно она разглядывает скульптуры обнаженных мужчин. В общем-то, и мне, никогда не видевшему голого женского тела, самому было интересно рассматривать скульптуры античных богинь, но я старался скрывать свое любопытство. Варвара же делала это уж слишком откровенно, ее словно гипнотизировали обнаженные гениталии какого-нибудь Аполлона или Геракла.

Ночью на набережных было полно народу. Все гуляли парочками, и Варвара прижималась ко мне. Пришлось взять ее под руку. Пусть это не полногрудая блондинка, не девушка моей мечты, но что делать, раз мне выпала роль кавалера.

Вернулись мы поздно, уже в третьем часу, и сразу легли спать. Тетя Полина предусмотрительно дала нам ключи, чтобы мы не будили ее и соседей. Несмотря на усталость, уснуть я никак не мог. За стеной раздавался богатырский храп тети Полины, тикали огромные напольные часы. Только я стал задремывать, они пробили три раза. Я лежал, тупо глядя в потолок, как вдруг услышал странные звуки из-за ширмы, не то всхлипывание, но то стон. Варваре плохо? Быть может, ей нужна помощь?

Прежде чем разбудить тетю Полину, я решил сам выяснить, в чем проблема. Я на цыпочках подкрался к ширме и заглянул за нее. В комнате было достаточно светло: четвертый час ночи в конце июня в Ленинграде — почти рассвет. То, что я увидел, поразило меня до потери пульса. Варвара лежала на спине, задрав ночнушку до подбородка и обнажив все тело. Нижнего белья на ней не было. Глаза Варвары были закрыты, колени разведены в стороны. Одной рукой она теребила сосок обнаженной груди, а средний палец другой руки утопал в густом черном треугольнике под животом, она шевелила этим пальцем и постанывала.

Внезапно в соседней комнате прекратился храп, и раздалось шарканье босых ног по паркету, звякнула крышка, донеслось характерное журчание струи в ночной горшок. Варвара открыла глаза, а я стоял, застыв как в столбняке, не зная, что делать дальше. Она резко одернула ночнушку и смотрела на меня затравленным волчонком. Сейчас это была не взрослая женщина, а провинившаяся школьница, которую застукали курящей в туалете. Мое сердце тоже опустилось в пятки, лицо вспыхнуло огнем, мне стало жутко стыдно за то, что я оказался свидетелем столь интимного процесса. Наконец я опомнился и быстро юркнул в свою постель. За спиной раздался грохот — очевидно, в спешке я задел ширму и опрокинул ее. 

Скрипнула дверь, тетя Полина заглянула к нам в комнату.

— Что случилось?

Я с головой накрылся одеялом.

— Ничего-ничего, теть Поль, — успокоила ее Варвара. — Ширма упала, я во сне ее ногой толкнула. Спите, все хорошо.

* * *

Все утро Варвара прятала от меня глаза, смущалась и краснела, а я старался делать вид, что ничего не видел и не слышал. Мало ли? Может, я страдаю лунатизмом. Постепенно неловкость прошла, мы побродили по городу, зашли в пару музеев. В музее морского флота я рассказывал Варваре про корабли, поскольку много читал об этом. Она слушала с интересом, быть может, деланным, порой переспрашивала, но по-прежнему прятала глаза. У меня же после увиденного этой ночью возникло какое-то нежное чувство к этой женщине. Она мне теперь казалась удивительно утонченной и по-своему несчастной. Меня уже не раздражало то, что она некрасива, она не казалась мне теперь старой девой и синим чулком, я не ощущал разницу в возрасте, мне даже хотелось стать для нее покровителем. Хотелось обнять ее, утешить, прижать к груди…

Ночью я снова никак не мог заснуть. Часы пробили час, потом два. За ширмой было тихо, а за стеной, как и вчера, раздавался богатырский храп. Внезапно я услышал тихий шепот:

— Саш, а Саш… подойди, пожалуйста.

Я встал и заглянул за ширму. Варя сидела на диване, поджав под себя ноги. Ночную рубашку она натянула на колени. Жестом она пригласила меня присесть рядом.

— Саш, ведь ты… видел вчера. Да?

Я не стал отпираться и кивнул головой.

— Я ничего не могу поделать, это моя беда. У меня с одиннадцати лет эта привычка. Конечно, мне все равно как ты ко мне будешь относиться. Мы через несколько дней расстанемся. Но я не хочу, чтобы ты обо мне думал плохо. Мне стыдно, я готова была сквозь землю провалиться. Ехала сюда, думала, в чужом доме сдержусь… Но… ночь в поезде, потом здесь еще одна ночь. А вчера… скульптуры и… и мужчина привлекательный рядом в комнате… вот не сдержалась…

Я кивал головой. Порадовал комплимент: меня назвали привлекательным мужчиной. Мне хотелось взять ее за руку, обнять, пожалеть, но я не знал, как это сделать поделикатнее, чтоб мой порыв не был воспринят как домогательство. 

— Саш, у тебя есть девушка?

Я покачал головой.

— Странно. Такой видный парень… А у меня мужчины ни разу еще не было.

Мне было не совсем понятно, зачем она завела этот доверительный разговор. «А что если это намёк?— осенила шальная догадка. — Она предлагает мне сделать ее женщиной?» Если девушка сама навязывается, глупо было бы не воспользоваться. Ну не в моем вкусе она, и что? В конце концов, не о свадьбе речь, а это и мой шанс стать мужчиной.

Варвара сидела, покачиваясь и, как мне показалось, сжимала и разжимала бедра. Она явно возбуждена и хочет секса. Это и волновало меня и в то же время пугало. Я не мог понять, чем. Видимо, пугала сама ситуация. И то, что женщина слишком уж откровенно предлагает себя. И то, что тетя Полина может в любую минуту сюда заглянуть. Из-за этого, несмотря на всю пикантность момента, я почти не чувствовал возбуждения. Словно передо мной не женщина, с которой возможна интимная близость, а, скажем, моя сестра… или приятель.

— А ты? — Варвара отпустила подол ночнушки и зажала коленями руки. — Ведь ты тоже занимаешься… этим… — она стеснялась произнести слово «онанизм». — Занимаешься, да? Ну, скажи, правда?

Я не стал отпираться и кивнул в ответ.

— Я так и догадалась.

Вот тут я вздрогнул, и у меня похолодело внутри. Я всегда опасался того, что девушки по каким-то только им известным признакам могут догадаться, что парень занимается рукоблудием. И испытывают презрение к таким парням. Быть может, именно поэтому и не хотят со мной встречаться?

— Как? — выдавил я пересохшим горлом.

Варвара улыбнулась и, словно прочитав мои мысли, пояснила:

— Да нет, ты не думай. На лбу у тебя не написано. Это я так, логически. Тебе сколько? Двадцать? Двадцать один?

— Двадцать два.

— Вот. А девушки нет. Должен же ты как-то… По-моему в этом нет ничего постыдного, правда?

Я снова кивнул.

— Ой, да все мальчики это делают. И многие девушки тоже. Не все сознаются.

Подол её ночнушки все больше приподымался к животу, а руки глубже погружались между ног, она сильнее сдавливала их бедрами. Варвара смотрела на мои трусы. Почему-то именно этот взгляд заставил там, в трусах, зашевелиться.

— А знаешь... — Варвара вдруг взяла меня за руку и потянула к себе.

— Что? — глухо переспросил я, потому что пересыхало в горле.

Она хочет что-то предложить. Заняться сексом?

—Нет, ничего, — она отпустила мою руку. — Всё, давай спать.

За окном уже разгорался рассвет нового дня.

* * *

На следующий день мы поехали в Петергоф. Варя любовалась статуей Самсона и разными писающими мальчиками, потом мы гуляли по дорожкам с фонтанами и забрели в густой лес. Внезапно меня охватил какой-то порыв. Я взял Варю за плечи и посмотрел ей в глаза. В них я увидел желание и немного испуг. Мне вдруг захотелось стать грубым мужланом, самцом. Дерзким насильником. Я прижал ее к лиственнице, подхватил ее ногу под колено, задрав при этом юбку до трусов. Другой рукой расстегнул брюки, достал возбужденный член. Она отвернулась, на меня не смотрела, но не сопротивлялась и действиям моим не мешала.

Сдвинув вбок ластовицу ее трусиков, я, помогая рукой, отыскивал членом в мохнатых зарослях то место, куда... Там всё уже было влажно, очевидно она возбудилась, еще разглядывая статуи. Варя закусила губу и тихо вскрикнула, когда, преодолев преграду, я вошел в нее. Кончил я быстро, и не успел вытащить — прямо туда. А у Вари, кажется, оргазма так и не было. Не знаю почему, но мне стало стыдно. Не говоря друг другу ни слова, мы отправились домой.

— Какие-то вы кислые оба, — заметила за ужином тетя Полина. — Не поругались?

— Нет, все нормально, — заверила Варя.

Но мне казалось, что все ненормально. Видимо, Варя на меня злится, и я старался не смотреть на нее и не докучать ей. Все равно на завтра у меня был билет на поезд. Мы расстанемся навсегда и забудем, каким был этот наш первый секс.

Ночью я снова пялился в потолок и не мог уснуть. А Варя? Спит она или нет? Наконец, я не выдержал и спросил шепотом;

— Варь, ты спишь?

— Нет.

— Сердишься на меня?

— Ну что ты, глупенький. Иди сюда.

Варя откинула одеяло, предлагая лечь радом. Ночнушки на ней не было.

* * *

Мы обменялись адресами и переписывались месяца два. Потом все реже и реже, пока эпистолярный жанр не затих вовсе. Я так и не узнал, имелись ли какие-нибудь последствия этих белых ночей. Варя не сообщала мне, а я не спрашивал…