Белые паруса

Пролог. Часть 1

Анна Дорриан

Закаты над морем — необычайно красивое явление: вода словно окрашивается в кроваво-фиолетовые цвета, волны искрятся в свете лучей заходящего солнца, шум воды умиротворяет, а её прохлада мягко обволакивает ноги, если идти по песку вдоль берега. Там, за горизонтом, скрывается та самая жизнь, о которой в нашем обществе запрещено говорить, её стараются порицать и уничтожать. Это жизнь вольного пирата, вольной птицы.

Я усмехнулась, опуская подол платья и позволяя ему касаться воды; приятная прохлада, поднимающаяся по ткани, расслабляла. Сделав несколько шагов в сторону от берега, я зашла в воду по колено, наслаждаясь успокаивающим покачиванием волн. Умиротворение, да и только. Мягкий порыв ветра принёс с моря пропитанный грозой запах, приближался шторм.

— Мисс, не упадите! — голос моего сопровождающего, мистера Кольмана, вырвал меня из размышлений о море, заставляя вздрогнуть. Тем временем мужчина уже выбежал на песчаный берег, строго смотря мне в спину. Я чувствовала его гневный взгляд.

— Я не упаду, мистер Кольман, не переживайте. — Я всё-таки обернулась, смотря на кипишного сопровождающего. Его старческое лицо выражало крайнюю степень недовольства, серые глаза с нескрываемым презрением смотрели на меня. Он был явно недоволен моей выходкой. Подобное поведение считалось в высшем свете недопустимым и порочащим честь девушки.

— Мисс Анна, — громко и строго проговорил он, — вы намочили платье, ваш отец будет недоволен. Вы же знаете, что он не любит, когда вы заходите в воду. Более того, вам запрещено даже подходить к морю! Выходите, Анна, вы рискуете простудиться и разгневать отца, когда он узнает. А он узнает! Будьте в этом уверены!

— Я прекрасно это помню, мистер Кольман. А также помню, что господин Дорриан сегодня в порту, поэтому проблем возникнуть не должно.

Я, развернувшись, улыбнулась старику, а он с укором посмотрел на меня, явно желая, чтобы подчинилась его приказу и вышла из воды. Мне пришлось это сделать, поскольку злость Кольмана могла перерасти в доклад Дорриану, в котором краски бы сгустились до состояния:<i> «Она сидела на коленях какого-то матроса и пила с ним ром из одной кружки»</i>. И такое бы каралось домашним арестом, повтором правил этикета и поведения в высшем свете, а также дополнительными часами танцев или рисования улочек нашего порта.

Выйдя на берег, я ощутила противную скованность, на меня цепляют оковы светского поведения, моральных требований и того, что сопутствовало жизни девушки в статусе «на выданье»: скромность, покорность, уступчивость, мягкость и женственность. Я лениво надела туфли, мечтая, чтобы когда-нибудь их заменили сапоги из мягкой кожи.

— Пойдёмте домой, Анна, — сухо сказал мой провожатый, предлагая мне руку, от которой я не имела права отказаться. Я схватилась за него, улыбаясь.

— Конечно, как скажете. — Я, как и положено, кротко кивнула.

Старик чуть снисходительно улыбнулся и повёл меня в дом, который располагался практически на вершине города, дом губернатора Джастина Дорриана.

Бросив прощальный взгляд на море, я опустила голову и, держа спину ровно, пошла за Кольманом, который в очередной раз читал мне нотации о правильном поведении девушки, если она хочет, чтобы её взяли замуж. Всё это делалось по приказу Дорриана.

Сам Джастин был человеком выдержки и слова, его иногда боялись, поскольку его жестокости, с которой он расправлялся с пиратами, могли позавидовать некоторые наёмные убийцы-садисты. Мне кажется, что это следствие травмы головы, полученной около двух или трёх лет назад, когда его линкор попал в передрягу. И с тех пор он трепетно относился к подчинению. Малейшее неподчинение каралось либо поркой, либо казнью.

…Дома меня ждали тёплый чай из трав и недовольная жена мистера Кольмана, Мария. Старуха, как только мы с Кольманом зашли в дом, начала причитать: мол, опять ходила по воде, сколько раз запрещали. Я только кивала, извиняющееся улыбаясь и что-то даже приговаривая.

— Вас такую, своевольную и шальную, никто замуж не возьмёт, — сетовала Мария, помогая мне развязать тугой корсет. Как только шнуровка ослабла, я смогла вздохнуть полной грудью, чуть расправляя плечи и наслаждаясь свободой от ужасной детали гардероба.

— Не нашёлся просто ещё мой принц, — засмеялась я, а миссис Кольман всплеснула руками.

— Анна, — она заговорщически наклонилась ко мне, — вы же приличная девушка, вы не должны о таком думать! Ваш папа всё устроит за вас. Он найдёт вам достойную кандидатуру в мужья.

— А чем же мне заниматься? — вздохнула я, осматривая себя в зеркале и отмечая, что серо-голубой цвет домашнего платья напоминает мне волны на восходе солнца, когда воду окутывает сизый туман, скрывая в себе всю тайну морских глубин.

— Учиться петь, вышивать, рисовать, за мужем же вы должны будете ухаживать.

— Муж же не маленький ребёнок. И не калека, в конце концов, — ровно сказала я. — А вдруг мне пират мил окажется? Да, с саблей на поясе, мозолями на руках от канатов, громким смехом и страстной любовью к морю. — Я посмотрела на женщину.

Та прижала руку к губам:

— Да что вы такое говорите, Анна?! Как можно?! — Мария от переизбытка чувств села на кровать.

— А что такого? — Я усмехнулась, искренне не понимая, почему она так кипишует. Я взяла гребешок, желая уже расчесать волосы и вытащить из них украшения. Мне крайне надоели всякие шпильки в волосах. Миссис Кольман поспешила встать и забрать у меня гребень, принимаясь сама водить им по волосам, достаточно властно выдёргивая у меня из причёски шпильки. Я научилась терпеть подобное, ибо обычно всё это сопровождалось причитанием: «А как же рожать будете, Анна?! Терпите».