Берегини

Берегини

Расплетали девице русу косоньку,

Да вплетали в волосы алую ленточку.

Ты не плачь, красавица, по подруженькам.

Не горюй, голубушка, по роду-племени.

Да взгляни ты на красно-солнышко,

Да загадай-ка добро сородичам.

Да как не горевать-то, когда жить осталось всего-то до полуночи? И всё, что осталось, слушать —плач да причитания подруженек, да самой причитать батюшке с матушкой?

Семидецу назад жила, да не тужила. Плела венки любимому из цветов полевых. Подсобляла во всём матушке. Во всём слушалась батюшку. Хороводы водила с подруженьками, да мечтала, как и все, жизнь прожить под солнышком, пусть и трудную, но счастливую.

Да судьбу, видать, не обманешь светлыми думами. Враз отняли мечты и стремления, возложили тяжелую ношу на плечи девичьи. Даже имя, при рождении данное, не оставили. Нарекли горемычную, Берегинею.

Есть у племени нашего тайна страшная. Тайна страшная, да ярмо тяжелое. Про неё наши деды сказку сказывали. Мы, дети малые, слушали, да заслушивались. Но хоть на веру и принимали, да не ведали, что нам выпадет платить кровавую дань.

Есть под Святилищем дверь запечатанная.

Предками завещено, да передано, как печать обновить, чтобы древнее зло на волю не вырвалось.

В полвека раз грань истончается, печать стирается, дверь отворяется. В полвека раз девица чистая ведунами избирается во невесты мертвецу, своей молитвой и жертвой вновь дверь заговаривая, жениха своего во тьме запечатывая.

Ту, на кого укажут перстом за семидецу до дня летнего Солнцестояния, отведут в терем без окон, без дверей. С тех самых пор не будет у нее больше ни имени, ни родных, ни иной судьбы, кроме как слова заветные выучить, да жизнью своей уберечь сородичей от тьмы и погибели.

Семь дней, семь ночей ей молиться, да пост держать. Лишь перед самой свадебкой дозволят с родными и солнцем проститься. Ей же надлежит принять свою судьбу со смирением, да набраться в душе храбрости, чтобы не позабыть слова заветные, когда суженного своего встретит.

Так деды и сказывали. Что из века в век девицы исполняют свой долг перед племенем. И наутро, лишь пропоют петухи, как заходят ведуны в то Святилище, да хоронят мертвую девицу в заготовленный за ночь гроб, да там и оставляют, ибо негоже мужа с женой разлучать.

Сидит Берегиня на большом застолье в честь своей свадебки. В русу косу вплетены алые ленточки. На голове кокошник, бисером да нитками расшитый. Сама в платье свадебное, своими руками сшитое, ряжена. А поверх лица саван белый накинут. Видит родных и подруженек лишь через белую дымку. Не жива она уже, да не мертвая. Одна ей дорога – под ликом луны, по серебряной дорожке из света идти во тьму к своему суженому.

***

Сидит девице во светлице возле окошка. Руки белые в складки подвенечного платья запрятала. Чтобы не видели люди сжатых кулаков. Глаза тёмные в пол опустила. Чтобы не видели люди, что нет в них слёз. Гордыню свою и страхи за молчанием спрятала. Пусты слова подневольной девицы для людей.

В тугую косу вплели алую ленточку. На голову приладили расшитый кокошник. Покрыли голову белым саваном.

Никто не выл и не плакал по девице. Никто не причитывал по горемычной. Лишь стращали, да запугивали, чтобы была покладиста.

Не было в глазах девичьих горьких слёз. Все слёзы давно повыплакала. Не видно под платьем синяков, да ран. Да на сердце раны были свежие.

Не по своей красе, не по жизни раны ныли.

По своим родичам, да по своим подруженькам.

Не по тому душа воспротивилась, что отдают нелюбимому.

Потому гнев в глазах горел, что любимый, да вместе с родичами, на сырой земле лежит, червями, да диким зверьём съедаемый.

Всё что было – отняли. Всё о чём мечталось – огнём выжжено. Все, кто был дорог – кровью истекли до смерти.

Нет у неё больше имени, данной родителями при рождении.

Слыхала некогда девица сказочку. Сказочку страшную, да правдивую.

Никак не ведала девица, не ведали и её родичи, что нарекут её люди, силой замуж ведущие, никем иным как Берегинею.

***

Закончился пир да празднование. Лишь громче стали причитания.

Увели Берегиню батюшка с матушкой в последний путь по серебряной дорожке, лишь луной и звёздами освещаемой.

Вот уж смолки за спинами голоса людские.

Вот уж и не слышно в лесу ни зверья, ни птиц.

Темна эта ночка не по-привычному. Издревле в эту ночь девицы, да молодцы песни пели, да через костёр скакали весело. В эту ночь водяницы, да лешие выходили из болот, да из чащи, да смотрели за играми людскими. Могли и сами человеком прикинуться, да только через костёр прыгнуть не решились бы. Да и те сегодня сидели по норам, да трясинам, на крест над Святилищем поглядывая.

Никто кроме самых близких родных не шёл вместе с девицей.

Все живые затаилися рядом с огнём. Но и нелюди не стали бы мешать Берегине идти к суженому.

Как же сердце колотится! Как же душа плачет! Как слёзы льются, дорогу видеть мешают.

Хорошо, что родные ведут за руку. Иначе б уже спотынулась бы, да и расшиблась о камень.

И вот перед девицей Святилище. Батюшка с матушкой перекрестилися, и трижды поклонилися, прежде чем зайти.

И открылась дверь.

***

Не удержалась невеста от удивленного восклика.

Стояла пред Берегиней девица. Как и она сама, в подвенечное платье, да в саван наряженная.

И держали ту девицу под руки никто иной как её, Берегини, возлюбленный, да её Крёстный батюшка.

— Любушка, милая!

Саван с Берегини скинули. Любимые руки её обняли и к сердцу прижали.

Берегиня стоит, не шелохнется. Своему горю не веруя.

— Вы что удумали, глупые? Вы что сотворили, несчастные! – зашептала Берегиня, едва опомнилась.

— Не слушай девку, сын. Веди под руки, бегите в город. Там приютит вас брат мой родимый. Нынче лес, да болото спокойные. К утру уже до большого тракта доедете. Нечего тут сырость разводить, да слова пускать по ветру.