Без названия

Без названия

Вот самые благопристойные слова, которые я слышал: «Dans le veritable amour c'est l'ame,

qui enveloppe le corps»1.

1«В истинной любви душа охватывает тело»

Серый свет из окна, обрамленного тонкими шторами, освещал небольшую комнату когда-то полного любви и радости дома. Тонкий, незаметный луч солнца, пробивающийся сквозь томные темные тучи, пал на фортепиано. Заметив это, на лике мужчины заиграла грустная улыбка. Когда-то она часто сидела за этим прекрасным инструментом, а её тонкие премиленькие пальцы виртуозно перебирали белоснежные, как первый снег клавиши, музыкой описывая все свои чувства и эмоции, словно это был её второй язык и голос. Но теперь эти пальцы совсем неподвижны, они никогда не коснуться клавиш вновь, он больше не услышит её прелестной игры.

Тихий, но полный тоски и боли смешок. Мужчина прикусил губу. Совсем недавно, она стола прямо здесь, напротив него, её карие глаза заглядывали прямо в душу, разглядывая и восхищаясь всем тем прелестным и возвышенным, что есть в человеке. Тут, на этом месте, поставив пластинку, она кружилась в ритме танго, что будоражило сердце, раскрывало душу человека в столь изящном и эмоциональном танце.

Весь дом хранил воспоминания о ней, каждая вещь, казалось, до сих пор слышен аромат её прелестного парфюма, который напоминал милые черты бледного, изящного лика, словно сошедшего с полотен титанов ренессанса. Ах, а это тело, словно муза скульпторов античности.

Мужчина томно выдохнул. Вновь и вновь он слышал её голос, напоминающий прелестную Парсифаль Вагнера, Ноктюрны Шопена, которые та очень любила играть на белоснежном фортепиано.

Исхудавшие мужские пальцы крепко сжимали фотографию, не отводя от неё взора покрасневших зрак. Всё, что осталось от части его сердца – всего лишь фотография, на которой та, что была мила всем своим существом, та, что стала для него воздухом, причиной того, что он вновь задыхается, а душат его болезненные, но такие приятные и счастливые воспоминания о ней. Он вновь улыбнулся на миг, представив её лицо, будто бы она тут, будто бы она жива. В это же момент выступили слезы, оставляя дорожки на щеках. Такие горячие, такие обжигающие. Её больше нет, он никогда не увидит её, не коснется столь нежной и мягкой кожи. Жизнь действительно утратила все свои краски и весь свой смысл, вино более не имеет того приятного вкуса. Она неповторима, подобного ей не может существовать.

Боль утраты разъедала изнутри, вот он, самый страшный и ужасный, но в то же время прекрасный яд – любовь. Тоска была настолько чем-то тяжким, что было трудно дышать, ходить и существовать. Мысли и воспоминания мучили – он стал узником собственных мечт и желаний.

Казалось, он вновь услышал ту прекрасную игру, ярче почувствовал до боли знакомый аромат. И вот вновь аккуратные руки перебирают клавиши, играя ноктюрн. Мужчина оперся головой о ладонь, пара седых прядей, поблескивая, пали на лик. Хотелось всё забыть, уснуть вечным сном, лишь бы перестать это чувствовать.

«Зачем ты забрал её у меня?» - постоянно вопрошал тот, обращаясь к Богу.

Всеми сила он пытался её спасти. Было так тошно смотреть на то, как изо дня в день она мучилась, но, несмотря на это ласково улыбалась, по возможности вновь и вновь играя на фортепиано, но её не удалось спасти. Последний раз, взглянув на блистающий диск солнца, она упала и глаза, напоминающие о чарующей осени, о чём-то теплом никогда более не сияли.

Он не мог вновь и вновь думать о том, что от всего этого величия остался лишь прах, упрятанный под землёй, воспоминания, которые играют с его головой, полной горести.

Медленно поднявшись, мужчина, сжимая любимую фотографию, покинул дом.

Лёгкий и прохладный ветер, словно её прикосновение, дул в лик, игриво перебирая темные пряди и пару седых. Он медленно шагал вглубь золотисто-медного поля, приподняв голову. Небо, затянутое тёмными тучами, казалось ему поистине красивым. Мгновение и послышался раскат грома, а после землю начали покрывать небесные слёзы. Маленькие капли стекали по его лику, смешиваясь с собственными слезами. С каждой секундой дождь усиливался, а небо, казалось, стало ещё больше увенчано тучами, подобно терновому венку на голове Иисуса.

Наконец тот остановился. Взор его устремлен в небо. Чувствовалось, что вся печаль и вся тоска собрана сейчас. Ах, как же тяжело дышать. Глаза, полные пустоты и потерянности искали вновь тот утраченный луч света, но вокруг всё серо. С каждой минутой он всё сильнее погружался в сий мрак и, к сожалению, выхода он не мог узреть, уловить, почувствовать. Всё внутри рушится, испепеляется и тлеет.

Дрожащая тонкая рука коснулась кобуры, а после легко скользнула, словно её пальцы, на клавишах фортепиано, достав револьвер, чуть содрогаясь, он поднес его к виску. Металл приятно охлаждал кожу.

Мимолётный взор алых от слёз зрак пал на фотографию. Кроткая и нежная улыбка застыла на его лице.

Очередной раскат грома, дождь полил с новой силой, настолько, что практически ничего не было видно. Приятный шум и аромат, ах, как же всё это неописуемо, прелестно и восхитительно.