Безумие

Безумие

Сидя на перекладине одной из Токийских вышек, свесив ноги, Хомура глядела вверх, на тёмное небо, прочно стоявшее над городом. Ночь была прохладной, беззвёздной. Губы волшебницы трогала усмешка – ответная реакция на появление очередной порции зла, о которой мирно сопящие в своих постелях жители даже не догадывались. Всё происходящее сливалось в бесконечном неоновом свете вывесок, сиянии фонарей и сигнальных лампочек, вереницей тянущихся вдоль нескончаемых серых автотрасс, переплетающихся между собой. Поднимался ветер. Ни в одном окне не горел свет. И лишь отсюда, свысока, казалось, что даже ночью мир живёт своей, особой жизнью. Мёртвой жизнью. Игрой света и тени. 

«Говорила, что всегда будет со мной, даже если я не смогу её увидеть, коснуться, как раньше, сказать «Привет» и спросить о домашнем задании. Однако я, наверное, никогда этого не пойму», – юная волшебница вновь прокручивала в голове кадры их последнего прощания. Две тоненькие ленточки соприкасаются с поверхностью кожи. Пальцы ощущают остатки тепла, намекающего на то, что прежде маленькая Богиня была самой обыкновенной девочкой, которая очень любила тех, кем дорожила. Девочкой, которая, по мнению Хомуры, совершила самую глупую ошибку. Нет, оно однозначно не стоило того. Никто на свете не стоит того, чтобы ради него жертвовать судьбами: своей и тех, кто был смыслом твоей жизни. Никто не стоит того, чтобы ради него тебя стёрли с лица Земли, забыли, вырвали с корнем, затолкали глубоко, туда, где никто не сможет найти. Мадока. Глупая Мадока. 

«Я ведь тебя забуду…». 
«Лучше бы забыла», – стараясь быть равнодушной, на секунду подумала Хомура, стыдясь и тут же прогоняя эту мысль. 

«Ты была моей лучшей подругой…» 
«И что с того?!» – гнев накатывает с новой силой, заставляя девочку подавить себе сиюминутный порыв, который может выйти ей боком. Одна оплошность может стоить жизни. «Разве ты это оценила?». 

«Прости, мне нужно быть со всеми…». 
- И это – твоя благодарность, Канамэ Мадока?! – кричит в воздух волшебница, отбиваясь тут же и отчаянно кидаясь на очередного противника. 

Хомура понимает, что это слишком больно. Что невозможно простить неоправданную жертву. Она обещала, что это будет не напрасно. Солгала. Не напрасно лишь для тех наивных волшебниц, что не сумели с собою справиться, рассчитать собственные силы, вступая в очередную схватку. Хомуре это всё, по большому счёту, параллельно. Хомура чувствует, что это – крайняя степень сумасшествия, безумия, отчаяния, и всё равно не может с собою справиться. Потому что слишком многим она жертвовала раз за разом, сгорая и возрождаясь, умирая и возвращаясь, стирая барьеры между реальностями, в которых уже сама же начала путаться. Это – апогей. Нельзя так играть людьми. 

Хомура чувствует бескрайнюю злость и обиду. Потому что ей безумно хочется, чтобы и ради неё кто-то так же прошёл, если не сквозь всё, на что она решилась, так хотя бы через мизер этого. Хомура столько раз переживала одно и то же, находясь на грани, чтобы не обезуметь, ведь никто не поймёт, не выслушает, не подскажет. Что-то держало её. Но этого не будет. Потому что Канамэ Мадока стала выше всего, что можно и нельзя было представить. Всех перехитрила. 

«Вот дура! Какой смысл умирать ради своего любимого парня?!» – сдерживая слёзы, с болью в голосе произносит рыжеволосая подруга, не щадя костяшки о металл. И я соглашусь. Умереть, чтобы увидеть, как он впитывает славу и любовь другой девушки. И это – цена собственной жизни. Пример Саяки был слишком ярким, слишком болезненным, чтобы спокойно вынести выходку Мадоки. Ничто того не стоит. 

«Была бы у меня дочка, обязательно взяла бы ей такую…» 
Больно. Очень больно. 

Луна выглядит слишком неестественной, небо – пугающе мрачным. Кристалл на руке вибрирует и светится. Вышки и краны исчерчивают город черными тенями, превращая его в мрачный сгусток страха и холода. Хомура прыгает, оставляя позади множество окон, за которыми, может быть, живут такие же девочки, дорожащие дружбой и семьей. Хомура раскрывает крылья перед самым приземлением. Ветер, налетая, поднимает столбы пыли, что упрямо лезла в глаза. Хомура улыбается. Натянуто. Пытаясь прогнать боль и слёзы. И не понимает, отчего крылья стали такими тяжелыми, полными несбывшихся надежд, неоправданных ожиданий, несдержанных обещаний, пустых слов, не нужных никому жертв, печали, которую не с кем было разделить, потому что последний человек – и тот оставил на произвол собственной боли. Хомура не чувствует ничего, кроме заполняющего душу отчаяния, тянущегося длинным шлейфом позади, охватывающего, кажется, весь мир одеялом, сотканным из ошмётков былых воспоминаний. 

Хомура вступает в очередной бой, уже не пытаясь быть сильной. Держаться изо дня в день становится всё сложнее.