Библиотекарь

Библиотекарь

Меня разбудил тихий стук, удивительным образом вплетшийся в сон, в котором я шел по темному осеннему лесу, представ в виде звука ударов топора по дереву. Медленно открыв глаза в темной квартире, я не сразу осознал, что вернулся в реальность; перед взглядом все еще мелькали силуэты темных деревьев, с нависшими над головой, словно руки скелетов, длинными ветвями, которые выхватывал свет от фонарика в моих руках.

Стук снова повторился. Широко распахнув глаза на несколько мгновений (это всегда помогало мне быстро прийти в себя после сна), я встал с кровати и направился в сторону входной двери, в которую кто-то тихо, но настойчиво стучал. По пути я схватил смартфон с прикроватной тумбочки, чтобы узнать время: было всего три ночи.

Я уже начал было набирать номер нашего местного ОВД, когда в голове проскочила безумная, в своей наивности, мысль, заставив рвануть к двери.

«А что если она действительно решила вернуться?».

Все-таки любовь и надежда — коктейль из чувств, от которого человек пьянеет похлеще, чем от самого крепкого алкоголя.

Посмотрев в глазок, я увидел лишь пустую лестничную площадку. Этажом ниже мелькнул свет срабатывающей на движение лампы, свидетельствующий о том, что ночной визитер уходит прочь.

С трудом справившись с замками из-за охвативших меня чувств, я распахнул дверь, намереваясь догнать Ирину. Однако вспыхнувший от движения двери свет позволил мне увидеть стоящий на полу лестничной клетки предмет, который здесь оставила определенно не моя бывшая жена: книгу, раскрытую посередине для большей устойчивости. Ее обложка была изготовлена из некоего материала желтоватого цвета, чем-то напомнившего мне одну из любимых сумок Ирины, которая была сделана дизайнерами популярного модного дома из натуральной кожи.

Мне следовало бы не трогать оставленный предмет, а запереть дверь на все замки и вызвать полицию, но я этого не сделал. Являя своим поступком правдивость утверждения, что любопытство — порок, я, опасливо озираясь, схватил книгу, натянув рукав ночной рубашки на кисть, чтобы не касаться книги голой кожей, а затем нырнул в квартиру, быстро закрыв дверь.

Пройдя на кухню, я бухнул книгу на стол, включил свет и пошел за латексными перчатками, потому что касаться ее голыми руками брезговал. Из вечерних новостей я знал, что за автором этой (и множеством других) книг полицией объявлена настоящая охота, и мне стоило бы опасаться этого человека... Но я его совершенно не боялся. Его разум определенно был поражен безумием, но безумие это, на мой взгляд, граничило с гениальностью. Не могу сказать, что между нами было дружеское чувство, но какая-то особая эмоциональная связь точно была. Справедливость этого подтверждает его прощальная книга, которую он оставил у меня на пороге тогда, когда город кишит полицией, жаждущей его поймать.

Оставалось только надеяться, что история в ней не покажется мне знакомой.

Открывая труд человека, которого я называл «библиотекарем», меня охватили воспоминания нашего относительно непродолжительного, но необычайно интересного знакомства. И пусть по всем правилам морали мне должно быть стыдно от того, что я восхищался его книгами - ничего не могу с собой поделать.

***

Впервые я увидел его около восьми месяцев назад. Тогда я работал в крупной старинной библиотеке, построенной в восемнадцатом веке опальным князем, сосланным в ссылку в наш маленький (а в то время и вовсе крохотный) провинциальный городок, с населением в сорок тысяч душ. Оставалось только удивляться, как библиотека пережила Революцию, бомбардировки немцев и бандитский беспредел девяностых (которому вторил беспредел чиновничий), оставаясь практически в первозданном виде. Внутри была, не побоюсь этого слова, роскошная обстановка: обшитые панелями из красного дерева стены, лепнина на потолке, старые дубовые столы для читателей, на которых стояли внушительные лампы с абажурами, не дающими свету распространяться дальше столешницы.

Но главную ценность представляли, конечно же, книги. Тут была не только популярная беллетристика, но и собрания сочинений известных на весь мир авторов, по какой-то причине не печатавшиеся при их жизни - при этом многие представляли собой оригинальные рукописи. Кроме того, в нашей библиотеке нашлось место и полулегендарным книгам, в существование которых я не верил до тех пор, пока не нашел их в глубинах книжных полок. Тут были записи судебных разбирательств над ведьмами в Европе, датированные семнадцатым веком; безымянные труды, раскрывающие процесс оживления египетских жрецов; собрания описаний демонов, которых, якобы, можно вызвать из другой реальности с помощью определенных практик и прочая оккультика.

Казалось бы, этим книгам место где-нибудь в музее, но по неизвестным мне причинам они оставались пылиться у нас в библиотеке. Однажды я спросил об этом директора, на что получил ответ, что эти книги «не имеют какой-либо литературной ценности» и «являются выдумкой от корки до корки». Тем не менее, их было запрещено выдавать посетителям на дом — лишь для чтения в библиотеке. Впрочем, ими никто и не интересовался. Да чего уж говорить: в век цифровых технологий, когда практически любую книжку можно скачать себе на телефон без особых проблем, к нам приходило весьма небольшое количество людей.

Именно поэтому я сразу запомнил его.

Это был молодой мужчина лет тридцати. Худощавый, в одежде преобладают темные тона, а лицо закрывали черные, как смоль, волосы.

-Я бы хотел почитать эту книгу, - с улыбкой произнес посетитель, протягивая мне бланк, где был записан номер шкафа, полки и книги, которую он хотел взять.

-Отличный выбор, - произнес я, сразу же вспомнив, что за книга скрывалась под номером, записанном на бланке. Это было описание Земли и населяющих ее существ до появления Человека, написанное неким арабом, которого ряд историков литературы обвинял в безумии. Я же, хоть и тоже был сторонником «безумной» теории, не мог не восхищаться воображением автора, позволившим ему создать подобное.