Биохимия против

18. Знакомство

От погружения в пучину беспамятства нас спас Тюлькин. Он-то помнил первое ментальное нападение и подготовился к отражению новой атаки. Не мешкая, Тюлькин выстроил вокруг нас щит, который он назвал "куполом мира". По сути, это был абсолютный кокон, непроницаемый ни для физического тела, ни для излучения. Пользуясь энергией, накопленной в хвосте-аккумуляторе, Тюлькин в микросекунду разорвал носки, взломал шлем, разбил пластик щитка, распорол куртку и, не успели лохмотья свалиться с тела, скрыл нас от нескромных взглядов.

Внутри царил непроглядный мрак, естественно. Солнечный свет, как любое излучение, задерживался на границе кокона. Со стороны же, наоборот, мы сияли как жемчужное яйцо. Отличная штука этот купол мира, только не надолго. Достопочтенный Ментор вновь вытащил нас из беды, и снова с изъяном. Но Тюлькину я ничего не сказал. Наоборот, похвалил за расторопность.

С воздухом, понятно, тоже возникли проблемы. Дышалось с трудом, а регенератор внутрь купола Тюлькин внести не додумался. Минут десять мы так простояли и я уговорил Льва снять защиту.

Аборигены притихли. Из одежды на мне остались только ботинки и космические перчатки. Я ткнул пальцем себя в грудь.

— Ваня, — отчётливо произнёс я, выполняя инструкцию по установлению первого контакта. И только потом до меня дошло, что инструкция писалась для слышащих гуманоидов, которыми, возможно, были рептилоиды, но из числа которых выпал я. Что толку спрашивать, если не можешь услышать ответ?

Однако рептилоиды не растерялись. Вперёд вышел наш первый встречающий — его я различил по орнаменту, отличному от остальных, — и потыкал в грудь себя, а затем передал эту же картинку ментально! Я повторил его действия и тоже дублировал действия ментальным образом.

Оказалось, мы вполне можем общаться, передавая друг другу менто-картинки. Тут же встрял Тюлькин, ехидно заметив, что самый отсталый житель самой дикой планеты способен к мыслеобщению, за исключением так называемой высшей расы.

Я пытался понять, чем спровоцировано нападение аборигенов. Что за "несоответствие формы"? Может, они приняли меня за одного из своих? Чтобы разубедить рептилоидов, я вытащил из челнока гроб с Десятовым и раскрыл.

Аборигены одобрительно вскинули палки. Ко рту Десятова прилипли травинки, на груди лежали травы, в ногах. "Нет-нет, — попытался показать я, — это не еда, это такой же человек, как и я. Только без хвоста".

Аборигены сгрудились посовещаться, а потом показали картинку, где мы все уходим от корабля прочь. Я возражал, что нельзя челнок оставить без маскировки. И тогда рептилоиды вновь показали своё превосходство. Один из них подошёл к веткам, набросанным на корпус корабля, склонился, пошептал что-то, судя по шевелящейся пасти, затем стукнул своей палкой оземь и… концы веток, касающиеся земли, впились в почву, проросли корешками, а верхние концы зазмеились новыми отростками, почками, листьями, да с такой скоростью, что не успел я моргнуть, как весь челнок и половина скалы были укутаны густым слоем выросших листьев и веток.

Мало того, трое кудесников встали вкруг гроба Десятова и стали ускорять рост травы. Я еле успел захлопнуть крышку, как под гробом образовалась травяная подушка… и она покатилась. Движущиеся части, если и были, скрывала масса травы, так что способ передвижения остался для меня загадкой, но мы еле поспевали за плывущим над землёй металлическим ящиком.

Чудеса продолжались: деревья изгибали стволы, кусты раздвигались на нашем пути. Мы понеслись через лес как нож сквозь масло или как рыбка между речных камней. Спуск, подъём, снова спуск. Лес расступился, и мы вышли к селению рептилоидов.

Я воспринимал местных жителей скорее как людей с хвостами, — которым и сам обладал, между прочим, — чем как потомков пресмыкающихся. И ожидал увидеть типичное обиталище людей-туземцев: хижины из составленные в конус жердей и накрытые шкурами убитых животных; очаг в круге из камней; вертел с жарящимся кабаном; множество самок, что-то скребущих, подметающих, вычищающих.

Нас встретило болото. Почти ровное, только в кочках видны потолочные окна. Ни дыма, ни огня. Ни следа внешних построек. Никаких загонов для скота. Ни одного расчищенного поля. Вода, кочки, ряска.

Один из сопровождающих подбежал к берегу, воткнул в воду палку и как на крючке вытянул прямоугольник губчатого мха, на котором мы все уместились. Платформа понеслась по водной глади и вскоре мы пристали к единственному на болоте островку с одиноким деревцем чахлого вида. Ближайшие кочки пришли в движение, занимая круговую оборону.

Я, Тюлькин и Десятов оказались в плену у болотных ящериц.