Блэквуды

Холодный край

When I thought that I fought this war alone

Когда я думал, что я воевал на этой войне один,

You were there by my side on the frontline

Ты была там, рядом со мной на передовой.

When I thought that I fought without a cause

Когда я думал, что я сражался без причины

You gave me a reason to try

Ты дала мне повод не сдаваться.

Poets of the Fall — War

— Давай, еще немного, еще чуть-чуть, постарайся, у тебя почти получилось. Ну же, совсем немного.

Вытерев пот со лба и носа, я подставил руки помощнице, и, ополоснув их, вновь повернулся к девушке, лежащей среди покрывал на полу душной, жаркой бани. Ее всхлипывающий, тихий голос слабел с каждой минутой. Времени оставалось мало, так мало, ребенок мог вот-вот задохнуться.

— Не могу… не могу…

Мужчина рядом с ней, болезненно бледневший при виде страданий супруги, затараторил, даже сейчас по привычке торгуясь:

— Данечка, умоляю, постарайся, я что хочешь сделаю, шубу соболиную куплю, второй этаж в доме отстрою, драгоценности все в столице скуплю, только тужься, тужься, родная, капельку потерпеть осталось.

Поморщившись от него, как от зубной боли, роженица недовольно покачала головой. Кажется, останься у нее силы, она влепила бы супругу оплеуху.

— Иди ты со своей шубой! Ой…

Стиснув и без того жутковато багровевшую ладонь мужчины, девушка последний раз взвыла и вытолкнула из себя дитя.

— Простыню, живо!

— Сейчас-сейчас.

Дрожащими руками я подхватил ребенка, ожидая, пока помощница отставит кувшин и принесет ткань. Получив долгожданный покой, роженица расслабилась, откинувшись на бубнящего благодарности мужа, вновь обещающего все ценности мира к ногам супруги.

Отдав мне всё нужное, помощница выглянула из-за плеча, с интересом рассматривая вовремя расплакавшегося мальчишку в руках.

— Ой, красный какой…

— Рось, помоги роженице, не стой без дела.

— Угу.

Спустя еще полчаса возни, когда наконец-то все нужные процедуры остались позади, я вышел из бани, мокрый и слабый, будто действительно там парился. Ноги и разум гудели от усталости, коридор до основной части дома будто удлинился втрое. Забравшись по короткой лестнице к кухне, я с неимоверным трудом перешагнул высокий порог и рухнул за стол, откинувшись на высокую резную спинку, как тряпичная кукла.

— Ну как всё прошло?

— Ты и так знаешь.

— Угу, но как ощущения?

— Я сам чуть не… не важно.

— Готов повторять это примерно каждые полгода?

— Полгода?

— Да-а.

— Бо-оги…

Долив из большого пузатого чайника кипяток в пустую чашку, Геката добавила заварки и пододвинула сосуд поближе ко мне, явно рассчитывая, что я разделю ее спокойное чаепитие. Она обещала, что останется на подхвате, что проследит за нынешним «экзаменом» и в случае чего вмешается в процесс. Я наивно надеялся, что ведьма таким образом будет с нами в бане, но она даже не показалась до конца родов. С одной стороны, я понимал, что она всё равно наблюдает, и ей не обязательно сидеть над душой, но с другой, когда начались первые трудности, я вообще забыл о том, что может появиться помощь извне. Опирался только на себя.

— По-моему, ты вполне готов разбираться со всем сам.

— Нет, не-а.

— Правда?

— Угу.

— Не хочешь один оставаться?

— Не хочу.

— Но ты уже большой мальчик.

— Тебе кажется.

Выпив горячий напиток залпом, я оперся локтями на столешницу и хорошенько растер лицо, пытаясь собраться с мыслями. Гета протянула ко мне руки, будто позволяя последний раз одолжить ее силы и найти опору, перед тем как она окончательно исчезнет.

— Что, снова тебя перевоспитывать надо?

— Не-ет. Просто… не уезжай, я ж… только жить начал.

— Поэтому мне и придется тебя оставить. Не стану мешать тебе жить.

— Ты и не мешала.

— А буду.

— Нет.

— Буду, как же, мне виднее.

Поймав теплые ладони, я сложил голову на её руки, украдкой коснувшись губами бледной кожи, пропахшей лавром и мятой.

— Нет-нет-нет.

— Без присмотра ты не останешься, не думай, что я тебя совсем на произвол судьбы брошу. Мавки остаются с тобой, и Роська, вон, всегда готова помочь.

— Но это ж не ты.

— А мне и не нужно за тобой всю жизнь по пятам ходить да подсказывать. Взрослый уже, самому справляться надо.

— Не-а.

— Ой, упрямый, как и все Блэквуды.

Тяжело вздохнув, Гета поднялась и пересела ближе, обняв меня за плечи и запустив пальцы в кудри. Она могла часами так сидеть, перебирая локоны и думая о чем-то своем. В такие моменты мне всегда казалось, что она вспоминает кого-то, кого уже нет рядом.

— Угу, наследство такое.

— Ты ж от меня избавиться хотел.

— Не-ет.

— Смерти желал.

— Это было давно, и неправда.

— Сбегал из дома.

— Нет-нет, врешь ты всё, я сам приехал.

— Сам?

— Отдохнуть, помочь по дому своей старенькой любимой бабуле.

— Стервец.

— Есть немного. Чуть-чуть. Самую малость.

Прикрыв глаза, я ощутил, как Гета начала медленно гладить меня по спине, успокаивая, как расшалившееся или расстроенное дитя. Она всегда так делала, сколько я себя теперешнего помнил, каждый раз, когда я срывался, кричал и злился на нее, вверяя все обиды, она находила способ скрутить в бараний рог и, обездвижив, приласкать. В первые разы, помнится, я долго мог ругаться и буянить, говорил ей всякое, снова и снова, и снова, пока в какой-то момент не выдыхался. И тогда на всю злость, выплеснувшийся гнев и яд она отвечала лаской и благодатным спокойствием, а не наказанием и тумаками, к которым я привык из-за отца. Это было похоже на вскрытие гнойника, мне нужно было выдавить из себя всё, что накопилось, чтобы рану можно было промыть и обработать должным образом.

Не сказать, конечно, что только это помогло, нет, ни разу, первые месяцы у ведьмы я почти не помнил, так много в голове работало неправильно. Но шаг за шагом распутывая клубок моих мыслей и чувств, она нашла где-то внутри среди грязи и пепла прошлого того самого Мома, который, как мне казалось, погиб уже давно.