Блокадницы

Блокадницы

Это не были звуки Новогоднего салюта…

Ленинград опять бомбили…

Зима стояла морозная. Скорее всего, зимы и раньше были такими же, но маленькой Ире казалось, что сейчас холод был везде. Думалось, что он внутри неё самой. И именно из-за него так холодно на улице. А, может, так холодно оттого, что идёт война? Злоба людей сделала зиму тоже злой?

Или оттого, что везде была смерть? Впрочем, все уже привыкли к ней. Иногда даже ждали её. А смерти было безразлично, кого забирать – детей или взрослых. Она просто гуляла по улицам чёрного от горя города и выбирала голодных и ослабших.

Но страшнее смерти стало другое – равнодушие. Было всё равно, что с тобой случится. Главное – чтобы всё закончилось. Всё равно как. Сил бороться не было. Умирали кто где: кто-то в нетопленной, промозглой квартире, а кто-то на улице, прямо на ходу. Люди будто засыпали: от истощения, холода, безысходности. Только уже никто из них не проснулся. Трупы долго лежали на улице, ведь их некому убирать…

- Не оглядывайся, - шикнула на Иру старшая сестра Марина. Она тащила Иру за руку по заснеженной улице мимо замёрзшей женщины, в обнимку с младенцем. – Смотри куда идёшь!

Марина вовремя предупредила, а то Ира споткнулась бы о следующий труп. А так смогла переступить. Почему-то отсутствовала жалость. Раньше она была, а сейчас прошла. Жалеть хотелось живых. Мёртвым теперь всё равно.

- Надо поспешить, - заговорила Марина, прикрывая рот шарфом. Каждое её слово вылетало изо рта в виде пара. – Мама сказала, что если мы придём в пункт приёма сирот, и скажем, что наши родители умерли, то нас возьмут в детдом, и будут хорошо кормить. Иришка, милая, представляешь, мы будем спать в тёплых кроватях!

Хоть сестра постаралась придать голосу весёлость, но Ира чувствовала неискренность. Марина всего на пару лет старше, и ей тоже страшно.

- Не хочу туда, - захныкала Ира и закрутила головой. – Хочу домой, к маме.

Марина промолчала и остервенело потянула сестру дальше.

Почти все знакомые умерли. Мама хотела, чтобы дочери выжили. В детдоме их накормят… Думая о маме, Марина чуть не заплакала. Тут Ира поскользнулась и упала.

- Не хочу, - захныкала она, усаживаясь в сугроб. – Там не будет лучше, чем дома. Просто мама боится, что если она умрёт, мы останемся одни. Но мы не будем одни. У нас есть тётя Клава!

Марина стиснула зубы, чтобы сдержать крик отчаяния. Несколько секунд молчания позволили ей придти в себя от боли утраты.

- Нет у нас уже тёти Клавы, - выдохнула Марина, вспоминая, как вчера вечером пришла мама и тяжело села на последний уцелевший стул. Она в изнеможении закрыла лицо ладонями и вздохнула: «Клава из соседней квартиры умерла». А потом подошла к окну, с заклеенными накрест стёклами и сухо заплакала. Без слёз. Плечи вздрагивали, сбивалось дыхание, а сухие глаза смотрели в сизое небо.

В их доме было три этажа по четыре квартиры на каждом. И вот сейчас из всех семей, обитавших здесь ранее, осталась лишь одна из трёх человек: мама, да Ира с Мариной. Месяц назад половина их дома рухнула во время бомбёжки, погребя под собой четыре семьи. Лестница и несколько квартир устояли.

- Хочу домой, - ныла Ира, не собираясь вставать. Если встанет, то сестра поведёт дальше. А так вряд ли поднимет – сил не хватит. Уж больно худая. – Нет, Марина, не пойду. Давай вернёмся. Мама придёт с работы, и мы ляжем спать. Нам будет хорошо, потому, что мы будем вместе. Мама любит нас.

Марина тяжёлым взглядом посмотрела на сестру.

- Иришка, перестань упрямиться, - перешла она к уговорам. – Сегодня ночью старый год сменится новым, и у нас начнётся новая жизнь. Новый дом, новые друзья. Новое всё! В детском доме Дед Мороз подарки нам подарит!

Сложно сказать, верила ли Маринка сама в эту прекрасную сказку, но старательно пыталась заставить сестру поверить в неё.

- Всё равно не хочу, - упорствовала Ира. – Если бы там было хорошо, мама нас сама отвела бы. Почему она не захотела пойти с нами? – в голосе послышалась обида.

Говоря это, девочка даже не представляла, как тяжело было матери решиться отправить дочерей в детдом. Как немыслимо трудно было одеть их и выпроводить из дома. Женщина не нашла в себе сил отвести их. Она знала, что если поведёт, то по дороге передумает и не сможет отдать чужим людям. Отправив дочерей в новую жизнь, она в изнеможении упала на кровать и выла, как раненная волчица. В какой-то момент поняла, что можно всё остановить. Подскочила, чтобы догнать, но вовремя остановилась: там им будет лучше…

Она не хотела, чтобы дети видели, как умрёт от голода их мать. Продуктов больше не было. Хлеба давали так мало, что им не наешься. Мать делила свой кусок между дочерьми, а сама шаталась от голода и пару раз теряла сознание.

Последнюю неделю тётя Клава всё ругала её, что она помрёт, если есть не будет. А потом тётя Клава сказала, что у неё появился знакомый. Военный. А им продовольствия немного больше давали, чем гражданским. Сказала, что хлеб у него есть, так что она и маме принесла:

- На вот, покорми своих.