Блондинка и серый волк

1. Пролог. Чем глуше лес, тем толще волки.

Запах. Словно тонкая струйка надежды, потянулся забытый давно уже запах, пленяющий, дразняще-манящий.

Женщина? Откуда в этом зеленом кошмаре ей взяться? Огромный волк, дремавший под кустом, встрепенулся, потягиваясь, вздрогнул всем телом стремительно поднимаясь на лапы.

Не могло тут быть женщины, в принципе невозможно. Иллюзия?

Лес был самый глухой. Очень мрачный, замшелый, с завалами непроходимыми. Такой густой, что в некоторых местах солнечные лучи не проникали через густо сросшиеся кроны деревьев, такой дремучий, что в его недрах всегда царили полумрак и влажная прохлада. Именно в таких чащах очень любят устраивать свое логово волки.

Обычные волки, чистокровные звери, не морфы.

Двуликие существа — дети вольного ветра и солнца. Сильные вольные чутко чувствующие и умеющие любить.

Цивилизованные, разумные, во многом они многократно превосходят людей. Морфы также строят дома и растят детей, радуются солнцу и свежему ветру, и не прочь поболтать с хорошим собеседником. Ибо способность облекать свои мысли в слова — один из базовых признаков рассудка.

Морф пока еще был разумен. Но при виде огромного серого и зубастого зверя обычные люди мигом забывали все осмысленные слова, издавали визги, писки и крики «Ааа, волколак!» И поди докажи, что ты оборотень обыкновенный, только лишь заколдованный. Ну да, шерсть кое-где колтунами и зубы три года не чищены, но это все не столь важно, ведь правда? Впрочем, морф был достаточно образован, а уж «основы превращений двуликих» в него вбивали с самого детства. Порой — розгой. Порой — до синяков. Потому что от этих знаний зависела жизнь.

И все же уроки эти не научили главному: как не помутиться человеческому сознанию, насильно запертому в зверином теле.

А между тем неуклонно приближалась катастрофа: почти три года морф бегал по лесу просто волком, уже и разговаривать ни с кем не хотелось, и сны снились нечеловеческие, и на волчиц проглядывалось даже вполне с интересом. Морф одичал, и черта, за которою нет возвращения человека, приближалась. Именно после потери разума появляются в мире волкодлаки — результат кровосмешения морфа и дикого зверя, дичь, неуправляемая и жестокая.

Три года — срок критический: ни один морф не смог до сих пор преодолеть этот рубеж и не лишившись рассудка. Проклятье, настигшее единственного наследника великого клана Бурых, было невероятно жестоким. Наказание, говорите? Тяжести юношеского проступка оно совершенно не соответствовало. Ну подумаешь, поглядел на другую девушку, будучи уже помолвленным с ведьмочкой! Ладно, не только поглядел. Но измены ведь не было! В пятнадцать лет все мы влюбляемся на всю жизнь, и так же легко расстаемся. Если каждого отправлять в темный лес погибать за такую провинность… Все разумные существа обоих полов извелись бы давно и надежно.

Эти мысли пронеслись вихрем в головушке волка, ощутившего вдруг искру разума в этом проклятом лесу. Зверь присел осторожно на лапах. Это среди обычных и неразумных зверушек ему пока не было равных. А охотники народ не в меру ретивый и вооруженный к тому же.

Темной тенью дикий зверь скользнул к оврагу, следуя за божественным ароматом. Невероятным. Дух захватывающим, разом ударившим по разуму и… куда более приземленным органам. Женщина, молодая. Более того — морф, причём незнакомого ему вида.

Этого быть просто не может.

Наследник тихо лег прямо на мох и закрыл крепко глаза. Боги этого мира, неужели молитвы его вы услышали?

Каждый день давался ему сейчас все тяжелее. Он задыхался от отвращения к самому себе — ослабевшему, потерявшему всякий смысл жизни, почти сдавшемуся. Один лишь шаг — и все может быть по-другому. Но видят всесильные боги, сделав этот шаг, склонившись перед той, кто обрекла его на эти несправедливые мучения, он потеряет себя едва ли не больше, чем сейчас, в обличье зверя. Волка тошнило от одной только мысли, что ему придётся гордость свою засунуть под хвост и на всю жизнь связать себя с ведьмой. Громко сказано даже, так себе ведьмочкой. Мелкой, как серая мышь и такой же подленькой.

Чуткий волчий нос сам собой уткнулся в лесной темный мох, ещё хранивший запах незнакомки. Наследник взвыл вдруг, диким усилием удерживая себя от подступавшего неуклонно безумия. Хотелось сорваться с места, рвануть со всех лап за обладательницей умопомрачительного аромата, напрыгнуть, рыча и клацая зубами, ухватить за шею и…

Нет. Он не зверь. Он и человек тоже, мужчина. Нельзя. Даже если очень хочется. Пока — нельзя.

Вдруг вспомнился смех этой ведьмы. И даже всплыло в волчьей памяти ее имя. Алесенька, чтоб ей замуж до конца жизни не выйти. Она бы сейчас в ладоши хлопала от восторга, видя падение морфа до дикости и ничтожества. Наследник не обольщался: ведьма его не любила ни капельки, теперь он понимал это как нельзя ясно. Она вообще не была способна любить. И все, что она сделала с ним, было не порывом ревности, а хорошо продуманным планом. Она сейчас ждёт, что волк, скуля, приползёт к ее ногам на брюхе, поклянётся в верности и будет умолять стать его женой — навеки, до самой смерти, как это принято у морфов.

Наверное, он приполз бы. Если бы не этот запах. Он прозвучал как призрак свободы. Последней надежды. Пусть даже это была лишь иллюзия. Он вдруг понял отчетливо: лучше умереть рядом с этой надеждой, чем потерять навеки себя. Не будет волк свободный и гордый цепным псом ведьмы. Не бывать этому.

И даже если он навеки останется пленником этого леса, такую цену заплатить морф был не готов.

©Марианна Красовская & Нани Кроноцкая 2022 Специально для litnet