Bloody cognac/кровавый коньяк

Bloody cognac/кровавый коньяк

-Ты еще приползешь ко мне на коленях! – прорыдала женщина, придерживая голову мертвого мужа.

-Ха. Ха. Ха, – как-то невесело улыбнулась вампирша, стирая кровь с губ уголком белоснежной скатерти. 

-Ты тварь, и ты умрешь как тварь этой же ночью! Исчадие ада! 

-Можно подумать ты способна меня убить. Жалкая ведьма, забывшая даже заклинание поиска! Если хочешь жить, то найди мне его! Быстро!

-Пошла вон из моего дома! – мулатка вскочила, вытянув вперед руку и начала шептать что-то неразборчивое. В комнате стало холоднее, а у ведьмы пошла носом кровь. Вампирша только усмехнулась на это. Внезапно у нее в глазах потемнело, и мир стал медленно исчезать. Последним, что она услышала, были предсмертные проклятия,  бьющейся в агонии ведьмы. А дальше темнота и страшная боль, от которой девушка вскоре потеряла сознание.

-Да, не везет мне на погоду… 

-Все равно я рад, что ты приехал. Твое присутствие здесь будет весьма полезно по многим причинам.

-Не помню, чтобы в моих обязанностях числились разборки ваших с Колом склок и  усмирение гиперактивной Ребекки, – первородный отвернулся от окна, по которому со страшной силой молотил дождь вперемешку с градом. Погода в Новом Орлеане редко встречала его солнцем, но вампира это мало волновало. Брюнет, в последнее время склонный к плохому настроению и не слишком необходимым убийствам, предпочитал экскурсионным прогулкам по солнечному городу, сидеть перед камином со стаканом красноватого коньяка и смотреть на огонь в камине. Эта традиция зародилась несчетное количество лет назад. Тогда он проделывал это не один. Он, она, огонь, коньяк с небольшим добавлением второй отрицательной, проливной дождь, ее недовольное сопение и иногда жалобы на невозможность прогулки, его книги на французском, жаркие поцелуи, когда книги прочитаны, а коньяк допит… 

-Элайджа! Ты наконец-то приехал. Почему сразу не зашел? – в комнату вбежала блондинка в мини-мини платье и со всего размаху прыгнула на кровать брата.

-Ребекка, ты как всегда! Кол тоже сейчас придет, верно? – простонал Никлаус, понимая, что одной родственницей дело не ограничится. 

-Нет, он новую видуху скачал. Сказал, что не выйдет из комнаты, пока не пройдет ее до конца, так что…

-Ясно, вечер обойдется без травм. Эл, ты опять завис? – он коснулся плеча старшего брата, опять отвернувшегося к окну.

-Это странно, верно? – немного грустно спросил первородный. Его младшие брат и сестра недоуменно переглянулись.

-Что странно? – спросила блондинка.

-Ну, чувствовать себя отрезанным от мира. Жить, осознавая, что на самом деле давно мертв.

-С чего такие мысли? Ты что крови перепил? – рассмеялся Никлаус.

-Таких мыслей не было, пока с тобой была Кэтрин – выходя, заметила Ребекка. Элайджа чуть заметно вздрогнул, при желании это можно было списать на колебание воздуха, как и подумал Клаус, уходя вслед за сестрой.

-Я выйду ненадолго, – будто каменный прозвучал голос брюнета.

-Там осенний ливень.

-Плевать.

-Как знаешь.

Темно, холодно, очень мокро, грязно… Да, Кэтрин, в таком месте тебе еще не приходилось просыпаться. Она села. Что-то не так. Что-то явно было не так, как обычно. Она осмотрелась. Дома, еле видные в кромешной тьме, казались огромными. Слишком огромными. Все тело болело, будто ее придавило бетонной плитой. Кэтрин оглядела себя и по улице раздался истошный визг. Она подняла руку, оказавшуюся мохнатой лапой. Попробовала встать, получилось только на четвереньки. Задняя лапа, бывшая когда-то ногой, почему-то болела больше всего тела. Доковыляла до лужи. Посмотрелась в нее. Вместо вскрика «Кошка, я кошка!» вышло только жалкое «Мяу!» промокшего, озябшего котенка. Всем, что осталось от Кэтрин Пирс, оказался браслет, теперь скорее ошейник, еле заметный среди густой черной шерсти. Кэт присела на задние лапы, чуть не плача. В такие передряги она еще никогда не попадала. Противнее всего была беспомощность. Ведь, теперь ее может убить кто угодно. 
«Точно!» - промелькнуло в ушастой голове. «Ведьма сказала, что я умру как тварь. Это она виновата. Надо было сразу ее убить.» Где-то раздался лай собак. Кэтрин вздрогнула, только до нее дошло, что теперь даже бродячие псы представляют угрозу ее жизни. Она попробовала бежать, но больная лапа дала о себе знать. Оставалось только забиться в угол, за какую-то коробку и надеяться, что из-за дождя собаки не почуют ее. 

Первородный никогда не любил собак. Связанно ли это с братом-гибридом, или может в детстве его укусила собака, он уже давно забыл почему, но неприязнь осталась. Собака. Преданный друг человека, но лишь часть его жизни. А для собаки человек и есть вся жизнь. Это разве правильно? Первородный никогда не любил собак. Слишком раболепные, слишком преданные, слишком податливые существа. По этой же причине, убивая, он ненавидит внушать. Вампиры – охотники. С покорной жертвой охота не приносит былого удовольствия. Может, именно поэтому вампир не любит собак?
В темноте Нового Орлеана раздался вой бродячих псов. Дождь закончился, в воздухе запахло свежестью и мокрым асфальтом. Вампир поморщился от неприятного звука и развернулся, чтобы покинуть этот район. Но вслед за воем раздался еле различимый даже для уха вампира писк. Усмехнувшись на это, он все же пошел в сторону собак, решив лишить их позднего ужина. 

Еще до того, как первородный подошел на расстояние десяти шагов, собаки, почуяв запах смерти, исходящий от вампира, исчезли в соседней подворотне. Он приблизился к коробкам. За одной из них сидел черный котенок, весь мокрый и, похоже, ужасно испуганный. Элайджа протянул руку, но тут же отдернул ее, потому что черный комок шерсти больно полоснул по ней когтями. Царапина быстро заросла. 

-Нахалка! – буркнул на котенка вампир. Он ловко засунул руку за коробку и за шкирку вытащил котенка, подняв его в воздух. 

-Я был прав. Ты маленькая нахалка! – усмехнулся он, когда на него с недовольством уставились два огромных карих глаза. Вампир снял шарф и принялся вытирать ее. Все сознание Кэтрин впало в шок. Почему именно он? Она знает столько вампиров, людей, ведьм. Почему именно он снова спасает ее жизнь? За что? Лучше бы собаки ее разодрали, чем терпеть такое унижение.