Уж лучше бы с неба полило по-настоящему, чтобы уж дождь так дождь! Но вместо этого, природа наградила солдат, сидящих в траншее, чем-то средним между туманом и изморосью. Вроде и не капает сверху, вроде капюшоном от плащ-палатки голову накроешь, а морда лица всё равно через пару минут мокрая, хоть и не льёт на неё ничего. Плохая погода, очень плохая. Иван такую не любил, и ждал, когда же, наконец, наступит настоящая зима, чтобы не хлюпать кирзовыми сапогами по вечно скользкой и холодной грязи.
Да, сапоги. Сапоги это хорошо. Кто-то до сих пор вон в ботинках да в обмотках, а ему вот повезло. Чудом каким-то, наверное, на призывном пункте, интендант задумался, да и выдал ему сапоги, а когда спохватился, было уже поздно, Иван за всё уже расписался.
Хотя вот у его приятеля Бориса, с которым они как-то сдружились и уже не в одном бою побывали, тоже были сапоги. Тоже, видать, успел урвать. Правда, сейчас они ему явно не помогали, выглядел Борис реально неважнецки. Вроде ещё недавно был здоров как бык, а тут прямо как подменили: побледнел, посерел, потеет всё время, да ещё колотит его, будь здоров как! Как бы какую заразу в полку не распространил. А то надо будет в бой идти, а тебе дриcтать припрёт.
Тем более, что наступления ждали со дня на день. Понять бы ещё только чьего: немецкого или нашего. Среди солдат ходят слухи что к немцам подкрепление прибыло в виде роты эсэсовцев, а эти твари упёртые на всю голову, идейные. Нет, дриcтать было никак нельзя. Особенно перед эсэсовцами. Хотя, если подумать… да не, это уже какое-то химическое оружие получается.
- Что-то ты совсем никакой, Боря. Болит что? - Иван чистил свой ППШ, разложив детали на тряпочку, рядом горстью лежали патроны и пара пустых барабанов.
Оружие хорошее, но чтобы патрон не переклинивало, полностью барабан лучше не заряжать. В любом случае, количество выстрелов у советского пистолета-пулемёта было раза в два больше, что очень даже было важным преимуществом в бою. И это при том, что опытные немецкие пехотинцы тоже заряжали рожки от своих МП-40 не полностью.
- Да, есть немного, - согласился Борис и поплотнее запахнулся в плащ, надетый поверх шинели.
Невооружённым взглядом было видно, как его знобит, а лицо стало почти белым как простыня.
- Ты, это, показался бы в санчасти, а то вдруг тиф, или дизентерия. Тут лучше не ждать, а то продpищишьcя до кончины, а оно как-то не очень хорошая смepть. В бою-то оно всяко лучше, чем в нужнике, как думаешь?
Борис только шмыгнул и вытер пот со лба. Вяло посмотрел на Ивана.
- В бою-то оно лучше, конечно. Что верно, то верно. Только это не тиф и не дизентерия.
- А что тогда? – не отставал Иван, закончив сборку автомата и начав снаряжать первый барабан.
- Да так, ничего особенного, подхватил заразу, когда ещё на границе служил на юге. До войны.
- Это, как его, - начал вспоминать когда-то услышанное слово Иван, - марля… мыло…
- Малярия, - закончил Борис мучения Ивана.
- О! Точно! Она! – обрадовался Иван. – А это она? Ма-ля-рия?
- Похоже на то, Ваня, - Борис откинулся на укреплённую берёзовыми стволами стенку траншеи. Деревья нарубили здесь же в лесу, неподалёку.
Иван с видом знающего человека вставил последний патрон в барабан и произнёс:
- Так оно это, сходил бы в санчасть всё равно, тебе бы чего прописали, а то смотреть больно, как мучаешься.
- Да нет у них того, что мне надо. Совсем нет. Ни-че-го, - махнул рукой Борис. - Я уж как-нибудь перекантуюсь, приступ пройдёт, всё нормально будет. Главное до того, как в атаку пойдём не помереть.
Иван даже усмехнулся такой логике.
- Так оно же в бою-то и прихлопнуть могут, чего ж его ждать-то то!
Поняв, что ляпнул что-то не то, добавил:
- Не слушай меня, это я от нервов болтаю. Всё нормально будет, вот до Берлина дойдём, потом вернёмся, ещё в гости друг к другу ходить будем. Или ездить. Всё забываю спросить: у тебя жена-то есть? Дети?
Борис как-то неопределённо кивнул.
- Далеко от сюда?
Опять усталый кивок.
- Понятно, в эвакуации, значит. Ну, лучше уж в эвакуации, чем к оккупации. Наверное, в Казахстан твоих переправили?
На этот раз ответа даже в виде кивка Иван не дождался.
- Странный ты, Боря. Любой другой бы за счастье посчитал лечь в госпиталь, чтобы в атаку не идти, а ты прям как будто её ждёшь - не дождёшься. Тут вот один хрен с горы специально писал всякую контру в письмах домой, зная, что цензура их просматривает.
- Зачем?
- Чтобы с фронта сняли, что тут не понятно. Из НКВД, понятное дело, приехали и забрали для допроса. Наверное, сейчас где-нибудь лес валит подальше от линии фронта.
- Понятно, только я - не любой, Ваня, - еле слышно ответил Борис. - Да и не каждый готов ради спасения собственной шкуры свалить с фронта под любым предлогом.
- Ну, ты это, не серчай. Я ж не со зла. Страшно просто. Что завтра будет - не знаешь. Каждый день, как последний. К тому же я же вот не свалил в больничку!
- Ваня, - устало произнёс Борис, - ты здоров как бык! Тебя даже холера боится! Ну какая, нахрeн, больничка?!
- Вот я и говорю: сижу вот с тобой в траншее, мёрзну. Вот если не я, то кто тебя в бою прикроет?
Но Борис ничего не отвечал, а только продолжал дрожать крупной дрожью.
Когда Иван закончил снаряжать свой ППШ, душа его продолжала требовать хоть какого-то общения. Слишком много времени он молчал. В конце-то концов, если сейчас не поговорить, то завтра не факт, что получится! Война же! Кто знает, что там завтра с тобой будет? Прилетит «штука» и на тебе бомбой по макушке – собирай тебя потом по округе.
- Тут это, - начал он, - говорят, немцы здесь неподалёку прошлой зимой дом сожгли.
- Они много где дома сожгли, Ваня. Немцы ведь… - кутаясь в плащ, устало отреагировал Борис.
- Да ты просто не знаешь! – оживился Иван. – Дом-то они сожгли, а вместе с ним бабку, что в нём жила. Как-то она себя не так повела с ними. То ли послала их, то ли просто глухая была и не услышала, что от неё хотели.