Болотница

Болотница

–Слышишь? – голос Бажены дрожит, срывается. Ей и без того неуютно – ночь, темно, да и затея уже не кажется весёлой, а всё больше к дурной тянет.

–Эх ты, затетёха! – Малке же хоть бы что. Она привыкшая, она бесстрашная, ей что ночь, что день, что в болотные топи идти – всё едино!

Так думается Бажене. Не знает она ещё натуры людской – юна больно! Не ведает, что Малка нарочно храбрится – страх Бажены ей силы придаёт.

–Может вернёмся? Хватятся же…– Бажена шепчет. Ей страшно. Днём поддалась на уговоры, и как только не смутилась им? Но стирались у речки, и Малка к ней подошла. С Малкой у Бажены дружбы не было, да и в целом Бажена всё стороною толпы обходила, неловкою себя чувствовала, точно каждый шаг ей тяжел. Завидовала тайною, конечно – той же Малке, той же Смилянке – те как разойдутся в пляске, так и глаз не оторвать! Движения плавные, выверенная стать.

А Бажена с утра о порог споткнулась и едва не упала маменьке под ноги.

Малка к Бажене и близко прежде не подходила – коротенько кивала, просто махала рукой, если замечала и не подходила. А днём подошла, спросила, как будет встречать Бажена Русалью Ночь.

Растерялась Бажена. Дома она сидела прежде каждый год. Но признаваться в том Малке, хоть и вся деревня на виду, не хотелось. Но Малка ответа и не ждала, предложила:

–Пойдём со мной? Гадать будем!

Дурно сделалось Бажене, но отлегло по юности сердца быстро, когда увидела она как Малка улыбается. Если та не боится, может и Бажене не стоит?

–Надумаешь – ступай к нам на двор, – наказала Малка и исчезла в толпе, только юбки мелькнули.

Бажена решиться сама б не посмела, да мать её не глупа была. Сама помнила себя молодой, да о своём смекала, увидела Малку, увидела задумчивость дочери своей и подсказала:

–Малка, день ясен, та ещё ветрогонка, но ты сама как насупа! Из дома носу не кажешь, с девками нашими не водишься – дело ли это? В другую весну мы с отцом тебя сватать станем, а ты ещё и из дома по делу лишь кажешся!

Решилась Бажена. Толком ничего не представляя, решилась. Теперь ночь, страшно, жалеет Бажена.

–Да не шелести ты! – ругается Малка. Ей тоже страшно. Идти страшно, но идти недалече. А там уж…

Искоса поглядывает Малка на Бажену – догадалась? Нет, эта не догадается. Ей шутки не понять, коль сама шутить не умеет. А шутка-то и Малке самой не нравится, но разве же против кого пойдёшь? Ничего, ничего дурного не выйдет.

–Мы лишь напугать! – объяснял накануне Гожо, лукаво подмигивал, посмеивался. Ему идея нравилась – его мысли её сплели. – Негоже такой смурной быть, да нас чураться! Увидит, сама смеяться будет с нами, оттает.

Малка знает – скучно им. И самой ей скучно. Но есть по мнению Малки те, кого трогать грешно. Ну не делает же зла Бажена, сидит дома и пусть сидит.

Но почему-то Малка позволяет себя уговорить и сама вплетается в шутку. Просит только:

–Сильно её не пугайте! Не весело будет ведь…

Слова её жалки, но за ними попытка себя спрятать от совести. И сейчас Малка этими словами себя уговаривает: «слегка напугают, вместе потом посмеёмся».

–В жизнь пора выходить! – Лайош смеялся тогда вместе со всеми. Может от того и Малка поверила? Это же Лайош – им на другую осень уже наречена свадьба. Знает его Малка, знает его как человека доброго, сильного.

Успокаивается окончательно: «не обидят! Вместе посмеёмся!».

Но под светом луны нет Лайоша, а в ночном воздухе не звучит его смех.

–Слышишь? – Бажена вздрагивает и замирает.

–Нет, – лжёт Малка, сама цепенея. Она уже ругает ребят, отдельно Лайоша и даже Бажену ругает – и чего согласилась? Вот божедурье! Сидела бы дома, спокойнее бы было!

Себя только не ругает Малка – жертва она. Тем отказать не сумела, сама у полянки застряла! И с кем?! Напасть!

–Плачет кто-то! – шепчет Бажена. Прислушивается к темноте, вглядывается в неё, словно может разглядеть что-то в тенях мелкого кустарника. – Плачет!

–Птица! – решает Малка.

Но обе не двигаются с места. Есть что-то страшное в тихом плаче, который разрезает…нет, ночь совсем не глуха, она полна звуков – и ночные птицы, и далёкое поскуливание пса, и чья-то полупьяная брань, и чей-то храп. Но все эти звуки ничто. Они не перекрывают плача, который слышится со стороны мелких кустарников, тянется откуда-то из лесочка.

–Идём, – Малка пытается справиться с собой и пихает под руку Бажену. Бажена не смотрит на неё, Малка заходит с другой стороны и цепенеет – лунный свет выбелил лицо Бажены, и что-то сделал с её глазами, вот только Малка не может понять что.

Не бывает таких глаз у людей! Бессмысленные, остекленевшие, они наполнены чем-то большим, чем лунный отблеск.

–Бажена…– Малка отшатывается, и этот испуг вдруг возвращает глаза Бажены в прежний вид. Она смотрит на Малку:

–А?

–Пойдём до-о…– голос Малки срывается. Плач – надрывный, но всё такой же тихий плач перекрывает её слова, да и все звуки, что были в этой глухой ночи, перекрывает.

–Там! – вдруг спохватывается Бажена и резким движением, которое прежде ей было и незнакомо, отталкивает с пути Малку. – Туда!

–Стой! Стой, баламошка! Ну куда ты? – Малка хоть и напугана, а всё понимает – пускать Бажену нельзя. Сердцем чует – нельзя! Вот и цепляется за рукав платья, тянет на себя.

Но ткань трещит и поддаётся, Малка падает, не удержавшись, с куском платья, а Бажена вырывается и бежит прочь.

***

–Малка! Малка! Что за шум? – ребята показываются быстрее, чем Малка ожидает.

Она металась недолго. Сначала вскочила на ночи, не заботясь уже о своём платье и об ударе о сырую землю, заметалась: что делать? бежать за Баженой? Бежать домой? В ноги родителям пасть? Бежать домой к Бажене? Всё это страшно, все это не нравилось Малке, но не оставлять же Малку на произвол судьбы?

Сообразила Малка: рванула к ребятам. Побежала, молясь, чтобы ждали те в условном месте, где должны были напугать Бажену, где должна была произойти шутка, где должно было быть смешно. Подбегая, начала кричать: