Большой и страшный серый волк

Большой и страшный серый волк

— Алана! Алана, просыпайся! — Обеспокоенно кричит мама, и мне не остается ничего, кроме как отлепить свою тушку от кровати и поспешить на зов.

Мама редко будит меня столь… пугающим способом. Да вообще никогда!

Влетев в гостиную, застаю перепуганную матушку на диване с телефоном, зажатым в трясущейся ладони, и медленно оседаю в кресло напротив. Сердце пускается в галоп.

— Что случилось?

— Милая, звонила бабушка…

— Что с ней? Она в порядке?

— Перелом бедра.

— Что?!

Нет, я всегда знала, что бабуля, которая просит называть ее исключительно Джаннет и никак иначе, потому что «не так уж она и стара», тот еще энерджайзер. Несмотря на преклонный возраст она любит, например, сама возиться с ремонтом, что включает в себя такие увлекательные занятия как: экстремальное скалолазание по стремянке, игры с острыми предметами (гвоздями) и, конечно же, бесконечные подъемы и спуски по старой, до дикого крутой лестнице на чердак. Это я еще молчу про страсть к поиску приключений на мягкое место. Как-то раз она решила сходить в местный байк-клуб и случайно снесла один из мотоциклов, после чего все без исключения железные кони оказались… Впрочем, не важно.

Но перелом бедра? Что она учудила на этот раз?

Нервно усмехнувшись от пронёсшихся в памяти «приключений» Джаннет, замечаю, наконец, большую корзину на столе рядом с диваном и подозрительно прищуриваюсь. Только не говорите, что…

— Это всего на пару дней, Алана, — виновато проговаривает мама и следом тяжело вздыхает. — Милая, я знаю, у вас с Фредом были большие планы на выходные, но сама понимаешь, Мартин вряд ли отпустит меня больше, чем на один день.

— Все в порядке.

Черт, как все это невовремя!

— Я люблю бабушку Джаннет и не оставлю ее одну. Все в порядке, — повторяю скорее для себя, параллельно обдумывая, как преподнести новость своему бойфренду. Он жуткий ревнивец, а еще собственник и эгоист. Неудивительно, ведь Фред — альфа.

Глубоко вздыхаю и натягиваю улыбку.

— Что в корзине?

— Лекарства, коллекция дисков с любимым бабушкиными фильмами, а еще, — мать снова тушуется, а у меня начинает дёргаться левый глаз, — кое-что из еды.

— Я в состоянии приготовить сама! — Праведно возмущаюсь.

Сколько бы лет мне ни было, мама всегда остается мамой. И все бы ничего, но она искренне считает, что повар из меня никакой. Ну да, пару раз я пересолила суп, а в оладьях остались комки соды, которые впоследствии противно скрипели на зубах. Не спорю, до Гордона Рамзи мне никогда не дорасти, но уж что-то обыденное я вполне в состоянии приготовить!

— Знаю, милая, — вздыхает мама и ерзает на сидении. — Ничего сверхъестественного, пара пирожков.

Закатываю глаза, и только после ее слов действительно чувствую умопомрачительный аромат свежей выпечки — настолько новость о бабушке выбила меня из колеи.

— Хорошо, — киваю и поднимаюсь с кресла, чтобы собрать сумку с вещами.

А еще нужно позвонить Фреду.

***

Вот за что не люблю альф, так это за их упертость и святую уверенность в том, что все должны плясать под их дудку. Фред, естественно, не исключение. Чего только я не услышала в свой адрес, пока пыталась донести до благоверного, что здоровье бабушки важнее каких-то там планов. Я и обломщица, и кайфоломщица, и вообще душнила. Я его, понимаете ли, не ценю. И с какой стороны не посмотри, я плохая, один он — хороший.

И не будь я Аланой Морис, возможно разревелась бы и начала вымаливать прощения, как любая другая «нормальная омега», а может, и вовсе бросила бы пожилую родственницу на произвол судьбы. Ведь мой альфа так расстроен! Но, к счастью, я Алана, поэтому вместо того, чтобы покорно выполнять прихоти самовлюбленного засранца, высказала все, что о нем думаю, сообщила о нашем расставании, а потом и вовсе бросила трубку. Да будь он хоть трижды прав, такого отношения я к себе не потерплю!

На сборы ушло совсем немного времени, однако когда я прощалась с мамой, попутно закидывая тяжеленный рюкзак за спину и поправляя капюшон любимой красной толстовки, на улице успело стемнеть. И не то чтобы я боялась темноты, или у меня приближалась течка — переться одной через лес ночью не особо хотелось.

— Будь осторожнее, дорогая. Не разговаривай с незнакомцами, — напутствовала мама, — и позвони, как доберешься.

Дабы прервать поток нравоучений, ибо мне уже давно не пятнадцать, я быстро чмокнула мать в щеку, подхватила корзинку с пирожками, — коих оказалось не парочка, а целая груда, которой можно накормить с десяток бабушек, — накинула капюшон на голову и выскочила за дверь.

Как и ожидалось, на улице было темно хоть глаз выколи. Вздохнув, я поправила лямки рюкзака, перехватила ручки корзинки поудобнее, воткнула в ухо наушник и бодро пошагала по знакомой тропинке — самой короткой, по которой удобнее и быстрее всего добираться из нашего дома до дома бабушки Джаннет, проживающей в соседнем городе.

Подпевая любимому исполнителю, я вполне себе спокойно шла, пока вдруг не услышала странный шорох позади себя. По спине пробежало стадо мурашек. Я остановилась, втянула воздух, но ничего — и никого — подозрительного не почуяла и поэтому возобновила движение. Все было в порядке, однако липкий страх уже успел поселиться в груди. Черт бы побрал этот дурацкий лес!