Болтливый попутчик

Болтливый попутчик

В своё купе, вернувшись из вагона-ресторана, вошёл ухоженный бритый мужчина с тёмно-русыми волосами. Лет сорока пяти, в голубой рубашке с вертикальными линиями, которая была заправлена в классические тёмно-синие джинсы. На левом запястье у него висели часы со стрелками, на вид довольно дорогие.

Он степенно занял своё нижнее место. Затем мимоходом глянул в окно, на проносящиеся деревья и проходящие сквозь них лучи, а после обратил внимание на соседа. Вот уже часа три они ехали вдвоём.

Сосед его, большеголовый седой мужчина предпожилого возраста, отложил книгу, оставив закладку, и теперь водил карандашом над журнальчиком с кроссвордами. Квадратный рекламный блок, обращённый к попутчику, сообщал об услугах по снятию порчи и налаживанию семейной жизни силами потомственной гадалки.

— Ехал как-то в Барыш. Ни кондиционера, ни биотуалета. Дрянной состав. Благо, розетка хоть работала. А тут, вроде, ничего! — произнёс недавно вошедший мужчина и слегка похлопал по матрасу, — Самолётом быстрее, но летать до ужаса боюсь: попал в грозу, называется. А СВ за космические цены совершенно не впечатлил.

Его визави кивнул, они встретились взглядами.

— Ох, не подумайте. С утра только квас пил. А ещё вот угостился их кофем. Крепкий, дрянной, но успел знатно отхлебнуть. После хорошего обеда и подремать не грех, да только теперь не смогу. Кофеин ударил в голову. Буду болтать, есть у меня такая слабость. Так что, позвольте вас немного потревожить. Мне самому назойливые болтушки не по нраву. Не останови — будут молотить без умолку. Но я обещаю сдерживать порывы.

— Говорите, прошу. А почему же нет?! — сосед отлип от кроссвордов и принялся моргать то быстро, то медленно, снимая усталость в глазах.

— Спасибо, Геннадий Михайлович, — сказал боящийся полётов пассажир. При этом он пристально смотрел на человека напротив, следя за его реакцией, видимо, из опасения, что мог неправильно назвать имя или отчество.

Но ошибки не случилось, и он указал на корешок чужой книги, лежащей на столике у окна:

— Прекрасный автор этот Марков. Неплохо пишет об эволюции, нашей мнимой человеческой уникальности в животном мире. И вот что я хочу сказать: животные счастливы хотя бы потому, что не гонятся за славой, признанием или известностью. Всё это вещи заманчивые, но амфотерные и относительные.

— Относительные, согласен, — хмыкнул Геннадий Михайлович. Кажется, беседа начала затягивать его.

— Знаете, когда был чуть моложе, я только о них мечтал. За хвост хотел поймать славу. Как у Высоцкого в песне про прыжки в высоту. По роду занятий — инженер. За спиной горы проектов, конкурсов, пояснительных записок, обоснований. Мои коллеги меня знают. А вот остальные…

Поезд следовал мимо домиков, границы их участков с огородами практически примыкали к щебню у рельсов. И инженер посмотрел на них.

— Известен я, примерно, как тот рыжий кот на поленнице, — продолжал он под стук колёс, — Резво проскочили. Вы, наверное, не заметили его.

— Не заметил, — будто с горечью ответил визави, — Но давайте проверим, вдруг всё же мне доводилось слышать о вас.

— Фамилия Молчанов вам знакома?

Седой мужчина поднял глаза на верхнюю полку и, покачав головой, выдал с улыбкой:

— Нет.

— Что и требовалось доказать! Вы, уверен, человек интеллигентный и образованный. И никогда не слышали обо мне, инженере Молчанове. Я, как говорят, известный в узких кругах. Но давайте поясню на примере, а не на абстракции мою трагедию. Несколько лет назад находился я в командировке в одном городе. Онсфия называется. Он тоже не на слуху, да и чёрт-те где находится.

— В Вологодской области, если не ошибаюсь.

— Именно! — подтвердил Молчанов, — Так вот, нашими питерскими силами и по моему проекту строился там мост. Нужный, прошу заметить. Взамен негодного старого. Тридцать лет никто не чесался, но вот нашли в бюджете средства и решили потратить на благое дело. Скажу прямо: делать там, в Онсфии этой, решительно нечего. Скука. Дрянной досуг. Даже музея нет нормального. Заселился я в гостиницу в центре, и одним вечерком пошёл в ресторан рядом. Там познакомился с привлекательной особой. Назовём её гражданкой Кабаковой. Случилось так, что мы с ней, можно сказать, сошлись. Как раз с женой лет пять лет как в разво…

В купе постучали. Молчанов прервался и открыл. К их двери тележку с морозильником прикатила продавщица мороженого и воды.

— Благодарю, ничего не нужно, — ответил Геннадий Михайлович.

Инженер теперь лёг и продолжил:

— Сошлись, но никакой умственной, ментальной связи не было. Не интересовал её я. Образ жизни у неё такой был: спать до часов пяти-шести, фотографировать еду и себя, выкладывать на радость подписчикам. А потом идти на променад или ехать на такси в злачные места. Она была падка на деньги и знала всех мало-мальски обеспеченных посетителей двух городских ночных клубов, куда мне заходить решительно неинтересно. Наряды на выход выбирала пошлые, откровенные. «Певица, модель, блогерша, актриса» — как только её не величали, дабы не называть прямо по основному роду деятельности. То есть, профурсеткой. И меня, как любителя театра, оскорбляло вот это «актриса». С роду не была она ни в каких театрах! Да что уж там, и голос у неё был дрянной. А петь её побудил прежний папик. Заплатил за ротацию на радио. Вы не сочтите меня женоненавистником. Но талантливее её вы найдёте с легкостью в любом уголке Руси. Но почему-то ей поголовно восхищалась там мужская публика, чему я был свидетелем. И рациональных причин тому я не находил. Возможно, из-за этого взыграла во мне какая-то человеческая зависть.

— Интересно, — искренне протянул сосед Молчанова по купе.

— Всё же стоит уточнить, с ней мы полноценной парой и не были. Вместе не жили. В её этих её историях в интернете я не светился. Зря, может. Да только кто из её аудитории бы мною заинтересовался?! Но вместе нас видели часто. Иду как-то, а подростки перешёптываются: «Вон — хахаль Кабаковой новый».