Браслеты

Браслеты

Серый полумрак. В бледном луче кружатся пылинки. Боль. Тяжелые веки стремятся снова закрыться. Но нельзя. – Иначе…

Прохладный металл браслетов ощущается даже сквозь сон. В полутемной камере их огоньки мерцают зеленым. Пока зеленым. Если не подчиниться команде, зеленый быстро станет оранжевым, затем красным… Это нельзя. Это – боль…

Подняться. Встать.

Тело, словно ватное, налито усталостью. Дрожит каждая мышца. Заставляю себя. Сгибаю ноги – сначала одну, потом вторую, опускаю на ледяной пол.

Рядом и вокруг меня тяжело, со стонами, поднимаются остальные. Я почти не смотрю на них – серые тени – не более. Говорить все равно нельзя.

В полутьме нащупываю штаны и куртку, натягиваю на себя. Камера наполняется привычными утренними звуками: вздохами, кашлем, шуршанием жесткой одежды. Мы выстраиваемся в длинную цепочку вдоль холодной стены. Наш строй почти идеален, «под линейку» - вбитые намертво навыки.

Вспыхивает холодный белый свет, остро бьет по глазам, зажмуриваюсь. Слыша шаги, опускаю взгляд. Смотреть – нельзя. Но я и так знаю. Знаю, что на них зеленая форма, черные кованые сапоги (они так больно пинают по ребрам, если ты падаешь). В руке у каждого хлыст. И кое-что похуже хлыста: маленький черный пульт с яркой кнопкой - кнопкой от твоей жизни. И смерти.

Лучше не злить их. Делаешь, как они говорят – и все в порядке.

Замираю неподвижно, взгляд – в пол. Чувствую, как колотится каждый нерв, но не смею пошевелиться. Я все делаю правильно. Все в порядке. Все в порядке…

Нет. По тому, как сердито обрываются металлические шаги, понимаю: что-то произошло. Но головы не поднимаю: это запрещено. Утешает лишь мысль, что остановились далеко от меня. Значит, дело не во мне. В ком-то еще? Что происходит?

В уши гремит приказ: «Встать!» Вздрагиваю, как от удара. Но я ведь и так стою! Это мне? – Или не мне?

«Встать! Кому сказано?!» И тут я делаю то, что запрещено – осторожно поднимаю глаза. На одной из коек – той, что ближе к короткой стене, трепыхается, путаясь в одеяле, тонкая фигура. Я запоздало понимаю, что она пытается встать – но, очевидно, не может. Страж в зеленой форме завис над ней, словно каменное возмездие. По лицу видно: он в бешенстве.

«Что, работать не хочешь? Устала? Подъем, говорю!» Страж выпрямляет руку, в которой помаргивает красным глазом маленький пульт. Я понимаю, что сейчас произойдет, и вжимаю голову в плечи.

Движение пальца почти незаметно – но тонкую фигуру на койке сводят чудовищные судороги. Крик вырывается из перекошенного рта.

Я не хочу этого видеть, но следует команда: «Всем смотреть!» Теперь мы не должны отводить взгляд, пока нам не разрешат.

Маленький силуэт все бьется и бьется в конвульсиях, а крик – я почти перестаю его слышать, почти перестаю – ведь он нестерпим. Что-то просто «защелкивает» внутри, отключается, и я вижу перед собой какие-то нелепые кадры черно-белого немого кино. Все ненастоящее. И я ненастоящая тоже.

Ничто не имеет смысла, на самом деле. Ни зеленые силуэты, замершие в угрожающих позах, ни серые фигуры-привидения вокруг, ни темное тело на белом одеяле, уже почти прекратившее трепыхаться. Уже почти… Прекратившее… Наконец…

Страж брезгливо кривится, глядит на черную коробочку в своей руке: «Слишком слабый ток. Много возни. Надо сказать технику». Затем поворачивается к двум остальным: «Уберите падаль!»

Звучит приказ, адресованный нам, смирно стоящим вдоль шершавой стены: «В пол!» И мы опускаем глаза, почти с облегчением. Я скорее угадываю, чем ощущаю странное движение слева от меня. И вдруг понимаю: стоящую рядом со мной сотрясает дрожь. Ей надо успокоиться. Надо сказать, чтобы она успокоилась. Нельзя привлекать их внимание. Я не хочу быть следующей…

«Тихо», - шепчу я едва слышно, одними губами, надеясь, что она меня услышит. Но дрожь становится сильнее, и вдруг холодные пальцы хватаются за мою ладонь. «Ты что?! Нельзя!» - хочется крикнуть мне, но от ужаса из горла вырывается лишь слабое сипение. Сейчас заметят, и тогда…

Я гляжу на нее и с изумлением вижу изможденное лицо молодой девушки. Меня, как молнией, поражает мысль, что все это время я не видела человеческих лиц, я забыла, как они выглядят! В ее темных глазах застыл страх, и отчаяние, и много чего еще – море эмоций, для которых я не могу подобрать определение – слишком давно это было, когда я жила в мире людей, а не серых теней.

Странная вибрация охватывает кольцом мою левую руку и правую ногу чуть выше колена – там, где браслеты. О, нет! – Лампочки на них наливаются желто-янтарным, темнея с каждой секундой, и я ощущаю, как кожу под ними начинает жечь, пока не сильно – слегка.

Я в панике выдергиваю руку из тонких пальцев соседки и отворачиваюсь от нее. Нет! Меня здесь нет, и я ни при чем. Хочешь тонуть – тони одна.

Страж, проходя мимо строя, подозрительно замедляет шаги возле нас, но затем следует дальше. Мельком взглянув на браслеты, вижу, что цвет их бледнеет, возвращаясь к привычному изумрудному. Глубоко вздыхаю.