Брошенка

Брошенка

Брошенка
В больнице время тянется долго. Сегодня отпустила врач на выходные всех, кроме меня и женщины, которая лежала после операции. Чтобы как - то скоротать время, мы чаёвничали и разговаривали. Работала она на шахте машинисткой подъёма.
- Нас в семье, - проговорила Вера, - три сестры: Галя, Тоня и я. Отец был строгим, гулять не пускал. Дома без дела не сидели. Трудилась после школы санитаркой в больнице, там же встретила Толика - отца Миши. Он мне казался очень красивым, умным. Влюбилась без памяти. Когда его выписали, по - прежнему встречались. Даже не заметила, как наступила осень. Мне казалось, что вот - вот быть свадьбе.
Хотела с родителями познакомить, отказался. Почувствовала: что - то не так. Когда ему повестка пришла из военкомата, сказал мне:
- Не верю, что честно ждать будешь.
Поплакала, погоревала, а делать нечего. Адрес, где служил Толик, дала Галя -сестра, работающая в военкомате. Писала ему письма - не отвечал. Вскоре поняла, что беременная. Как быть? Кому открыться? Так и жила, холодея от ужаса, что узнает отец. Но всё тайное становится, когда - то явным, и однажды отец зло спросил:
- Кто? - И избил меня.
На следующий день ушёл на работу, а мать проводила к тётке. Сунула в руки тридцать рублей. Но я всё решила по - своему: «Поеду к Толику, распишемся, паспорт с собой взяла».
Уже в вагоне стало страшно, но поезд мчал вперёд, навстречу неизвестному.
Военная часть была расположена в километрах двадцати от вокзала, в тайге. Накупила конфет, печенья, колбасы. В часть приехала поздно. Кое - как уговорила солдата в дежурке, позвал он Толика. Тот пришёл, похудевший, стриженый. Сразу на еду накинулся, на меня не смотрит, даже не обнял. Сказала о ребёнке, а он:
- Я тут при чём?
- Давай распишемся, что б отец не ругал, - попросила.
- А я откуда знаю, что ребёнок мой?
От таких слов потемнело в глазах; как слепая, вышла из каптёрки и побрела по дороге. Иду - зуб на зуб не попадает. Плачу, кричу, понимаю, что замерзаю. Смотрю: едет подвода. Увидел меня дед:
- Что с тобой, дочка? Садись, подвезу. Куда тебе?
- На станцию.
Укрыл старым тулупом. Довёз до места.
Зашла в здание, сижу голодная, без денег. Всё чужое и все чужие. И чем только думала, когда ехала сюда, до сих пор понять не могу. Да и не станция это была, а так, полустанок в тайге. Вдруг подходит ко мне парень, я его и не разглядела, спрашивает:
- Почему плачешь?
Иногда чужим легче открыться, чем своим, и рассказала ему, как родному брату, о своей беде.
- Брошенка я, никому не нужна.
- Ему нужна, - рукой показал на живот собеседник.
Он ушёл, потом принёс горячей картошки, хлеба, колбасы и зелёное яблоко. И откуда, только, оно взялось в этой глуши? Наелась. Спаситель мой постучал в кассу и попросил кассиршу меня впустить. Женщина лет пятидесяти постелила у печки, я и уснула. Утром будит:
- Ты, девка, извини, но смена моя закончилась, а Аня ругать будет, что чужую впустила в кассу.
Я спросонья ничего не поняла. Вышла, а в зале вчерашний парень ждёт меня. Приветливо улыбнулся:
- Ты выспалась?
Я кивнула.
- Ну, а теперь пошли домой. Скажи хоть, как зовут тебя?
- Вера.
- Верная значит, или уверенная? - зачем - то спросил Михаил и подал мне свою огромную руку. Опёрлась на неё.
Заходим в дом; его мать, увидев меня, онемела от неожиданности. Я поздоровалась, Миша говорит:
- Мама, Вера с дороги голодная и ей надо отдохнуть.
А сам помогает мне раздеться, платок на пол уронил. Застеснялся, покраснел. Позже рассказал:
- Как увидел тебя, красивую, сразу влюбился, подумал, если бы захотела, женился бы сразу, таких красивых, не бросают. Толику хотел рёбра переломать, но потом подумал, что не просто так тебя в эту глушь занесло. Это судьба.
Сидя за столом, стеснялся в мою сторону смотреть. Пока Ивановна баню топила, вижу, мнётся, что - то сказать хочет.
- Может, мешаю? Ты скажи, - говорю ему.
- Да нет, места всем хватит, здесь другое. Вера, мама думает, что ребёнок мой, но, если ты захочешь, он станет моим.
- Зачем тебе это?
Парень покраснел, замолчал. Тут Анна Ивановна заходит.
- Баня готова.
Дала мне чистое бельё и обратилась серьёзно к сыну:
- Миша, жене помоги, ей сейчас тяжело.
Идём, он, как полагается, поддерживает меня под руку.
- Мойся, не спеши, я тебя в предбаннике подожду, а придёшь домой, скажешь, что я париться остался.
В тёплой бане смывала грязь с тела, а горечь и обиду с души. Там за дверью сидел мой защитник. Заплакала от пережитого, но почему - то стало легко и хорошо.
А дома Анна Ивановна допрос устроила:
- Где с Мишей познакомились? Почему не расписались?
А что могла ей сказать? Познакомились ночью на станции. Обманывать, не хотелось, говорю:
- Очень устала.
- Отдохни, дочечка. Что я к тебе пристала? С Мишки спрошу, вот шельмец, девку обрюхатил и не женился, - ворчала она, но не зло, а как - то растерянно. - А за баб не переживай: кто слово скажет плохое, сама им рот закрою, - грозилась Ивановна.
Мы очень быстро с ней подружились. Не пропали родительские труды даром. Я без дела не сидела, распустила старые свитера, кофту. Маленькому связала тёпленькие носочки, шапочку, штанишки. Из старых простыней сшила пелёнки, хотя бы на первое время. И через месяц для малыша уже всё было готово. В завершение Миша съездил в город, привёз детское одеяло тёплое, пелёнки, красивые погремушки и ленты - синюю и красную.
Рассказывает увлечённо:
- Кого ждете - мальчика или девочку? - Спрашивают меня в магазине. - А я и двойне был бы рад. Вот, ленточки купил. Лишь бы роды нормально прошли, и ребёнок родился здоровым, правда? - Спрашивает у меня.
- Миша, чем же тебя благодарить буду?
Он обнял, бормочет:
- Да я для тебя! Да ты для меня!
Договорить не успел, мать, услышав эти слова, обрушилась на Мишу с обвинениями:
- Что девчонку - то позоришь, а посвататься, как все добрые люди, нельзя было? Подумал, что о ней люди скажут?
Обвинения женщины были несправедливы. Забыв об обещании, Вера возразила:
- Миша не виноват. Брошенка я, брошенка, - и заплакала.
Тут глаза Ивановны подобрели, подошла, обняла меня.
- Пусть плачет тот, кто бросил, а мы нашли, нам хорошо, правда, Мишенька? Радуюсь, что сын, которого в муках рожала, не подлец, а молодец, который в трудное время плечо свое в беде подставил. Помни, сынок: не тот родитель, кто жизнь дал, а тот, кто воспитал.
- Вот какая она, моя вторая мама, - с гордостью сказала Вера.
Однажды приходит Миша с работы, жалуется:
- Все мне говорят, что свадьбу зажал.
Потом смотрит на меня и спрашивает:
- А когда мы поженимся? Скажи честно, ты могла бы меня полюбить?
- Конечно, - говорю.
Он с облегчением вздохнул:
- Ничего они не понимают, у меня у самого голова кругом. Я такой счастливый, что нашёл тебя, никогда не пожалеешь, что со мной.
И подумала я тогда: «Выбор - то у меня невелик: дома отец прибьёт и все пальцем показывать будут, у тётки в няньках замаюсь, у неё пятеро детей».
С каждым днём Миша и его мама становились мне родней и ближе.
Март выдался снежным. Пришло время рожать. Миша сбегал на станцию. Машину дали сразу, но та забуксовала, дорогу ведь замело. Посадил меня на санки, повёз на станцию. Диспетчер связалась с узловой, дали разрешение остановить скорый. Выделили нам купе, нашли фельдшера, которая постоянно курила, даже во время родов папироска дымилась во рту. Миша сидел и держал мою голову, всё время шептал:
- Моя любимая девочка, я знаю, как тебе больно, но наш малыш уже хочет родиться, помоги ему. Ты сильная.
Искренне звучали слова Михаила, я полюбила его именно в эту минуту.
В промежутках между схватками просил:
- Отдохни, наберись сил.
Родился сын. Парень взял на руки ребёнка, и светился от счастья. Меня поздравляли, малыша тут же окрестили «сыном поезда». По прибытии на станцию уже ждала скорая помощь. Малыша сразу завернули в казённое одеяло, забрали в кабину. Миша со мной, в скорой - холодина. Он снял тулуп, укрыл меня, чтобы было теплее, обнял.
Приехали в больницу быстро, у входа уже стояла санитарка с одеялом.
Через неделю выписали домой. Когда первый раз собирались купать малыша под иконами, мама развернула маленького, помолилась:
- Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Пусть в этой голове мысли будут светлые. Пусть глазки будут зоркими, руки умелыми, сердце доброе, а ноги ходят путями праведными. Господи, на всё воля Твоя!
И правда, Мишенька у нас таким и рос. В школе хорошо учился, а подрос - и косить, и стоговать, и корову подоить мог.
Армию отслужил, с отцом в проходке стал работать, заочно в институте отучился и с сестрами, девочками Надеждой и Любовью, когда родила, помогал, и в детсад их отводил, и забирал, в школе с уроками помогал.
- А как вы в наши края попали?
- Я ведь здесь родилась. Когда сыну исполнился год, приехали в отпуск. Муж никогда в городе не жил, понравилось, шахта только открылась. Заработки хорошие, отец в проходке работал, нас взяли сразу. Я выучилась на машинистку подъёма, он - в проходку. Дали малосемейку, а потом свекровь стариков похоронила, приехала к нам. Пошла работать на шахту в баню, осталась в малосемейке, нам дали квартиру двухкомнатную, когда родились девочки - четырёхкомнатную.
- Молодцы! Как всё у вас здорово! А Толика вы видели? - спросила я.
- Да, он тоже на шахте мастером работает. На остановке как - то подошел ко мне и издевается:
- Прогуляемся, старое вспомним.
Я ни слова не произнесла. Дома свекрови пожаловалась, а она:
- Толик - отец ребёнка, пусть ни одна мысль плохая не произнесётся о нём, не обижайся, а то мальчик наш пострадает. Миша с ним по - мужски разберётся.
Муж прямо на наряде сказал:
- К жене моей ещё раз приблизишься - пожалеешь.
И всё, больше никогда не подходил, как бабка пошептала, увидит - десятой дорогой обходит.