Будь моей Снегурочкой

3

Глава 3

     Главное, совершенно непонятный человек!

     То приходит, то уходит, сказки рассказывает страшные да всё ко мне приблизиться пытается. Обещал свободу и замок, а ведь не похож на богача! Собака эта ещё… Прямо как хозяин: ночью есть, а днём бегает где-то. Только хозяин наоборот: бегает по ночам. Охотится, что ли? Вроде как с собаками принято охотиться. Да и что ночью поймаешь-подстрелишь, не видно ж ни зги! Смен, одно слово.

     Одна радость – платье вконец высохло, и я облачилась поспешно, чтобы снова не быть захваченной врасплох. Вечерело уж, и я не знала, кого ждать. Аль Мороза, аль псину егошнюю. А ведь одеялко-то постирано, неужто снова завоняется собачьей шерстью мокрой?

     Жаркое пришлось вынести на мороз, поставить повыше, чтобы волки не сожрали. А заодно принесла в дом странные блюда Мороза, те, которые прозрачной тканью гладенькой облеплены. Ух и замёрзли они, до каменного состояния!

     Поставила в предпечье, чтоб отогрелись, да самовар сунула в печь. Чаи гонять – это я люблю! А в хижине Морозовой и травки есть, и чайный лист дорогой сушёный нашёлся в коробе. Только, значится, завела чай, только присела к столу, в блюдце налила из чашки, чтобы остывало, – и, конечно же, тут как тут явилась собаченция.

     Ворвалась в дом, спервоначалу на меня прыгнула лапами заснеженными, да у меня не забалуешь! Сбросила животину на пол и крикнула сурово:

– А ну! Шать отсюдова!

     Собака села, с удивлением глядя на меня выпуклыми умными глазищами, а потом к печке. Ах ты, вредитель! Глянь – зубами хватает заморские тарелки мягкие! И фырчит, головой трясёт, будто отплёвывается!

     Я к псу, тарелки отобрала. Ой, мамушки мои, что ж творится! Ткань вся на нет сошла, тарелка поплыла, словно снег на солнышке, совсем бесформенная стала… И вонь прямо в нос ударила. Как же так-то? И холод гадость не убил? Неужто испортилось?

     Глянула осторожно на собаку. А этот поганец на пол повалился и давай кататься с боку на бок, взрыкивая и фыркая. Ну чисто ржёт-хохочет!

– Вот я тебя! – пригрозила собаке и склонилась над останками диковинной еды. Эх, как же так вышло? Как греть эту пасту-шмасту с дарами морскими, ежели печкиного жара не выдержала?

     Провозилась я с блюдами незнакомыми чуть ли не до полуночи, выгребая нетронутую серединку. Попробовала, конечно. Вкусно, аль всё не то! Я лучше-то приготовлю, ежели мне дать такие продукты. Пасты-шмасты раньше не видала такой, но матушка говаривала, что женское дело такое – подсмотреть да научиться. Да так научиться, чтоб лучше выходило!

     Остатки бросила собаке, только та есть не стала, сидела и смотрела на меня с обидой в глазах. Вспомнились слова Мороза про помои и собаку. Глянула я на животину и рассмеялась сама себе. Стул отодвинула и жестом пригласила пса:

– Коли хочешь есть как человек, сядь за стол!

     Недоразумение это только хрюкнуло, а потом встало передними лапами на стул, подтянулось грациозно и взобралось целиком. Я упёрла руки в бока и покачала головой:

– Ла-адно, ты победил!

     Остаток вечера мы провели, поедая заморские кушанья и мило беседуя. Впрочем, тихо сама с собою я вела беседу-монолог, а пёс внимательно слушал обо всех моих женских бедах.

     И на мужа пожаловалась – что замок мой захватил, женился, даже пояс не снял и не собирался вообще, ведь ключ искать – это надо за тридевять земель топать не пойми куда, а у новоиспечённого короля колики и ревматизм.

     И на падчериц поплакалась – я к ним со всей любезностью, вечно угодить старалась, а эти две высокомерные фифы только носы воротили, всё им не так и не эдак. И прислугу обсудила во всех подробностях – совсем меня уважать перестали и слушаться, подлизы и прилипалы мужнины…

     А как ночь настала, грусть-тоска на меня навалилась такая, что реветь захотелось. Одна, совсем одна, даже Мороз сбежал – видно, не выдержал характера моего. Собака не в счёт – что со зверя взять? Ласковый и смышлёный пёс, но не человек. А Мороз, хоть и пристаёт постоянно с какими-то неясными намерениями, мужчина всё-таки! Да и обещал от мужа избавить. А как избавит, ежели нет его никогда?

     Ну и разрыдалась, повалившись на кровать, уткнувшись в одеяло лицом, да всё высказала в сердцах – что жить так больше нет мочи, что лучше б я в сугробе замёрзла насовсем, что не нужна никому, а кто притворяется, что нужна, хочет только лишь мои земли да золото в сундуках.

     Пришёл ко мне пёс, улёгся рядом и давай лицо облизывать, слёзы вытирать. Уснули мы снова в обнимку, и сон мне приснился странный-престранный. Будто сижу я на королевьем троне в своём замке, а рядом, на королевском, чёрная собака. И правим мы с псом дружно и справедливо.

     Кажется, все-таки было в этой пасте-шмасте что-то не то. Может быть, мухоморы?

– Василисушка… – и голос такой, главное, ласковый-ласковый. И в шейку так кто-то нежно-нежно целует. – Василисушка…

– Ммм? – томно протягиваю я, ощущая, как чужая рука мягко поглаживает мое… Ну, пусть будет платье.

– Василисушка, а что у нас на завтрак?

     Так испортить прекрасное утро может только мужчина. Нет, ну честное слово! Где романтика? Где завтрак в постель, в конце-то концов? Где подвиги там во имя моей красоты? Вот когда не завоевал еще наше королевство муженек мой, рыцари с моим именем на устах столько подвигов совершали! И дракона убивали, и разбойников ловили, а этот…