Будет хорошо!

Будет хорошо!

Декабрь 1998 года.

- Мама! Где мой противогаз?

- Что? Какой противогаз? И вообще, какого черта?

- Мама, ты меня не узнала? Это дочь твоя старшая и, надо полагать, забытая. Ты что, спишь?

- Знаешь, дорогуша, по-моему, все нормальные люди сейчас спят. Еще...

- Неважно, ты все равно проснулась. Говорю медленно: только что Клинтон заявил, что врежет Саддаму, а Саддам ему ответил, что сотрет в порошок Израиль.

Господи, опять! Видимо, пословица «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат» - про нас. С утра уже будет не подступиться к пунктам обмена противогазов. В покинутой отчизне давились в очереди за дефицитом, а на исторической родине – за противогазами. Это же как надо замкнуть нервную систему, чтобы за чашкой кофе обсуждать, куда НЕ долетела вчерашняя «катюша», а там, куда она все-таки попала, никого не оказалось дома. Воистину, велик Господь!

«Где вы были в момент взрыва?» – этот классический вопрос израильского журналиста никого не застанет врасплох.

«О! Я разговаривала с Ривкой по телефону. Вы знаете, Ривка – это моя соседка – вчера женила сына. Ну, мы вчера как раз обсуждали платье невесты, и тут – как грохнет! Я даже телефон уронила... Ах, какое несчастье! А что, там были дети?».

   Толпы народа съезжаются, чтобы посмотреть на развороченное кафе, сожженный автобус, горы битого стекла, окропленного кровью. Мирное время. Благословенная земля. Израильская ментальность.

«Все под Богом ходим. Будет хорошо» - звучит на каждом шагу, как пароль.

   Приятель из Австралии просто замучил нас письмами, каждое из которых начинается словами: «Что у вас ТАМ происходит?». Так и хочется ему крикнуть, уперев руки в бока: «А что у нас происходит?! Не был бы таким умником и приехал бы сюда, в Израиловку, на Землю Обетованную, а не в Австралию, тогда и знал бы, что у нас ТУТ происходит!»

                                               ***

   Я повернулась на другой бок и приказала себе спать. Тут же, в глубине глазного дна, замаячил изящный кукиш. Как же, уснешь теперь! Крутанувшись еще раз, я едва не свалилась с дивана. Пойти, и правда, противогазы поискать. Шутка ли, пять штук где-то валяется. Хоть бы их собирали между конфликтами. Только место занимают. Черт, вот же телевизор на них стоит. Так, Вероника свой завтра в казарму заберет, а Вадим... Ни фига! Вадиму отдам противогаз только в обмен на тумбочку. Забрал же он у меня машину в обмен на квартиру. Так ему завтра и скажу. А почему, собственно, завтра?! Я обрадую его сейчас, чтобы до утра было время подумать, а то он скучает, небось, в ожидании развода. Дрожащей от нетерпения рукой я набрала номер телефона мужниной зазнобы.

- Вадима к телефону, - сказала я суровым голосом.

   В трубке послышались возня и приглушенный шёпот. Я прямо ощущала, как она толкает Вадима в бок, трясет его, пытаясь пробиться сквозь туман сновидений...

- А кто его спрашивает? – прервала захватчица мои грезы, подозревая, что, может, нет смысла месить спящее тело моего бывшего мужа. Уж мне-то не знать, каково разбудить его в неурочный час.

- Из военкомата, - сочувственно произнесла я и чуть было не добавила вслух: «Дура ты беспросветная! Необъятным задом мужику забила мозги – вот и расхлебывай теперь!».

- Вадим... Из военкомата звонят... по-русски... – послышалось вновь.

- Кэн! – рявкнула трубка знакомым голосом.

- Доброе утро, бывший муж. Я тебя не разбудила?

- Ты что, совсем спятила?!

- Нет, не совсем. Даже напротив. С того дня, как я тебя отпустила на свободу, у меня второе дыхание открылось.

- Что-то с детьми? -  вдруг испугался Вадим.

- С какими? – хотела я поиздеваться дальше, но вдруг почувствовала – не могу. «Скучает», - подумало правое полушарие. «Так тебе и надо», - не сдавалось левое.

- Ладно, не волнуйся. Все пока здоровы. Вероника звонила из армии. У них там полный кавардак. Завтра противогазы начнут менять, так ты зашел бы, забрал свой. А то загнешься при газовой атаке, не с кого алименты будет получать.

 Я положила трубку и побрела на кухню варить кофе. Через пару часов разбужу сыновей, накормлю их и отправлю в школу. Увидимся опять мы уже вечером, хотя за день они позвонят мне на работу раз двадцать, по очереди закладывая друг друга. Вадиму они тоже звонят, хотя я и делаю вид, что не знаю. Мои смешные одиннадцатилетние мальчишки, Гошка и Антошка. Конечно, кто, как не отец, ответит на их первые мужские вопросы, подскажет, кому дать в морду, а кому нет. Глупо как-то получилось... Вадиму было почти столько же, когда он по уши втрескался в меня, всеми презираемую очкастую «жидовку». Он пришел в наш пятый «Б» в середине учебного года и сразу установил свою незыблемую волю. Этот отпетый хулиган и двоечник пожалел меня так искренне, так по-крестьянски сердечно, что я даже не успела обидеться или, скажем, зазнаться. Вадим, не стесняясь, носил мой портфель, приглашал на танцы и трепетал перед моей бабушкой Ентой. А я с восторгом делала за него контрольные, писала сочинения и играла сонаты Бетховена. В тайне от всех я посвящала Вадиму стихи.

   А потом я родила ему троих детей. И что же? Через двадцать лет, в Израиле, мы поменялись местами и уже Вадим превратился в изгоя, точнее, в «гоя». Мы, евреи, поднялись к Святому Иерусалиму, вернулись на историческую родину, а Вадим, оказывается, любил меня, но не весь еврейский народ. Он восхищался своими умными «обрезанными» сыновьями, названными в честь русских святых, гордился дочерью-солдаткой и чувствовал себя белой вороной среди такого количества чернявых, картавых и носатых. Русский муж еврейской жены – неизлечимое заболевание в Израиле. Неудивительно, что он, тоскуя семь долгих лет по березам, клюкве и сирени, нашел на соседней улице такую же тоскующую душу, молодую и одинокую. А я, идиотка, возгордилась и не пожелала бороться...

   За окном светлело. Дождь, зарядивший с вечера, и не думал прекращаться. Мы приехали в Израиль тоже в дождь...