Я неслась по коридорам дворца, не разбирая дороги, а перед глазами до сих пор стояла сцена, невольным свидетелем которой я стала. Так и видела эту голую задницу своего благоверного, которая ритмично дергалась, и, по обе стороны, от которой вверх торчали голые ноги. Сама обладательница этих голых ног радостно стонала и закатывала глаза. Впрочем, ровно до тех пор, пока в их поле зрения не появилась я.
И хватило же ума! Во дворце, средь бела дня, да еще и в девичьих покоях, куда может вломиться каждый. Впрочем, этим каждым по иронии судьбы и стала я. Хорошо хоть мне хватило ума и выдержки не швырнуть в этих неудачливых любовничков каким-нибудь забористым проклятьем. Еще бы к ответственности призвали за такое самоуправство.
Нет, я поступила куда хитрее и изворотливее. Всего лишь сделала магснимок и, когда из-за яркой вспышки ко мне повернулось два испуганных и изумленных, но при этом потных и раскрасневшихся лица, выдала ехидненько: «Вы продолжайте-продолжайте, не буду отвлекать».
С Нейтаном фон Миллер мы были обручены с детства. Как же, внучка советника короля и внук верховного королевского мага были просто созданы друг для друга. Оба с высоким магическим потенциалом, из высших аристократических родов, приближенных к власти, да еще и, по счастливой удаче, ровесники. В общем, деды не могли не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств и не постараться породниться друг с другом.
Вот только я, едва увидев юного отпрыска семейства фон Миллер, сразу поставила на нем клеймо «олух обыкновенный». Мелкий, белобрысый, без передних зубов, с туповатым смехом и дурной привычкой ковыряться в носу не вызвал во мне ни капельки благородных чувств. Впрочем, одно желание все же имелось – пристукнуть женишка и прикопать в семейном саду, чтобы глаза мои его больше никогда не видели.
Время шло, мы взрослели, менялись. Даже фон Миллер с возрастом похорошел и больше не напоминал деревенского олуха, не обремененного зачатками разума. Вымахал в росте, почти доходя до своего отца. Вырос в плечах, и стал обладателем обворожительной белозубой улыбки. Эдакий покоритель женских сердец, который, впрочем, был больше похож на неотесанного мужлана, чем на аристократа с длинной родословной. Но он по-прежнему не вызывал во мне никаких чувств, кроме неприязни. И это было взаимно.
Правда, сначала фон Миллер делал нелепые попытки за мной ухаживать во время нечастных встреч обеих семей. Один раз обнаглел настолько, что полез ко мне со своими слюнявыми губами. За что тут же схлопотал по лицу и был награжден емкой характеристикой «олух». А вот после этого да, фон Миллер терпеть меня не мог даже больше, чем я его.
Но терпеть нам друг друга приходилось ежедневно. С тех самых пор, когда обоих отправили учиться в Высшую академию магии, едва нам стукнуло по восемнадцать лет. И по иронии судьбы, хотя, скорее, по очевидной закономерности, что я, что фон Миллер поступили на факультет королевских магов. А как же, самый престижный факультет, из которого выходят первоклассные специалисты. И берут туда тоже самых-самых, во всем.
Вот только как туда затесалась Вероника Лере, лично мне было непонятно. Никак, приемная комиссия испытала приступ жалости к юной деве. Ну, или здесь все было более чем прозаично, и в тот год был жесткий недобор на факультете, а страна нуждается в новых кадрах. Это мне дед по секрету шепнул.
В общем, эта юная леди, которая к леди, как выяснилось, имеет весьма посредственное отношение, происходила из низшей аристократии, талантами, как и магическим даром, особо не блистала. Да и во время учебы всегда плелась где-то в конце.
Лишь на последних экзаменах каким-то чудом смогла сдать все на высший балл и попала на двухмесячную стажировку во дворец. Не скажу, что мы с Вероникой были близкими подругами. Но я, к огромному стыду, иногда страдала приступами альтруизма и жалости к ближним. Вот и взяла эту девицу под свое крыло, позволяя ей периодически крутиться где-то рядом.
За что в конце концов и поплатилась. Как оказалось, умом юная леди Лере тоже не блистала. Раз решилась лечь под моего женишка, да и, судя по всему, с крайним восторгом. И ведь знала же, гадюка, что он мой жених. И даже сочувственно вздыхала, когда фон Миллер начинал строить глазки очередной юной адептке, которая млела от его похабных улыбок, родовитого происхождения и огромного кошелька.
Ну вот, вспомнила про эту гадюку подколодную и вновь перед глазами эта сцена. И ощущения до того мерзкие, что хочется отплеваться и никогда больше этих двоих не видеть.
Но, увы, уже завтра меня ждет возвращение в академию и ежедневное созерцание обоих любовничков, что предавались страсти прямо у меня на глазах. Да и не понимаю я восторгов всех этих девиц. Что они в фон Миллере находят? Судя по тому, что мне довелось увидеть, он и в постели чистый олух. Весь потный, с красной рожей, а эти его дерганья вызывают только омерзение вперемешку с нервным смехом и желанием пожалеть убогого.
Но если эти двое думают, что все им сойдет с рук, и я прощу такое оскорбление, то они сильно ошибаются. Нет, я не побегу прямо сейчас к деду с требованием немедленно разорвать помолвку. Знаю, что мне это не поможет.
Мужчинам же в нашем мире положено гораздо больше, чем женщинам. Это я до самой свадьбы должна оставаться чистой и невинной, не запятнанной следами порока. А фон Миллер этих юных дев может хоть пачками иметь прямо во дворце средь бела дня. И никто ему слова поперек не скажет (Ну, разве что гневные отцы этих юных дев и то, если посмеют). Только по головке погладят парня, да руками разведут. Мол, что ты хотела, он же мужчина, ему положено. Да мало ли, что ему положено! Мне, может, тоже много чего положено.