Бывшие. Прости меня

Глава 1. Жара

– Эта жара меня убивает! – жалуюсь коллеге напротив, обмахиваясь импровизированным веером из газеты. – Просто невыносимо.

– И не говори. Даже кондёр не спасает. Я уже сама как варёная колбаса. Не представляю, как ты ещё держишься. А ещё пять часов сидеть.

С тоской смотрю на электронные часы на мониторе. Цифры, словно заколдованные, сменяют друг друга очень медленно. Лучше бы они дома также медленно шли. А то пока придёшь домой в одиннадцать, пока поешь и уже двенадцать, надо спать ложиться, а утром опять на работу.

– Ох, вот на честном слове держусь, Наталья Михайловна. Жалко просто девчонок, отпуска у всех полетят, если я на больничный пойду. Да и чуть-чуть уже осталось, ещё недельку и в отпуск, а потом в декрет.

С тоской думаю о ещё целой недели жары и работы.

Как назло, последние дни перед отпуском всегда самые сложные тянуться дольше, чем обычно.

В области пупка чувствую лёгкий толчок. Глажу место, куда стукнула ножкой доченька. Это мы так с ней общаемся всегда. Она стучит, а я глажу через кожу её пяточки. Даже не верится, что во мне маленькое чудо. Так хочется её увидеть. Интересно, какая будет. Я уже и распашонок, и ползунков накупила, разных расцветок и размеров. Говорят, младенцы быстро растут. Моя девочка будет крепенькой. Вон в ней сколько силы, совсем как папа.

Мысль об отце малышки сгоняет улыбку моментально. Не хочу о нём думать и вообще вспоминать. Я ещё не придумала, что скажу доче, когда она подрастёт про то, где её папа. Но время ещё есть. Придумаю что-нибудь.

– Ань, имя-то придумала малышке? – спрашивает старший кассир, Наталья Михайловна.

– Пока нет. У меня два варианта: или Маша, или Кира.

Мы с Натальей Михайловной в хороших отношениях. Она хоть и старше меня почти на двадцать лет, а общаемся с ней на равных. Добрая женщина, иногда мне кажется, что она ко мне как к дочери относится. А я была бы не против такой мамы. Моя умерла, когда я ещё девочкой девятилетней была. Поэтому мне всегда не хватало женского тепла.

Своей доченьке я постараюсь дать максимальное количество нежности и ласки, то чего не было у меня.

– Машенька, – нараспев произносит Наталья Михайловна. – Очень красиво звучит. А фамилию свою давать будешь?

– Да, – немного резко отвечаю я, не люблю разговоры о бывшем.

– А отчество?

– Пока не знаю. Не хочу давать ей ни отчество, ни фамилию отца.

– Вроде так нельзя. Отчество обязательно отцовское должно быть.

Демьянова Мария Константиновна, – мысленно проговариваю про себя. Сочетание звуков звучит неплохо. Наверно, будет неправильно лишать малышку хоть какой-то причастности отца.

– Наверно, отчество всё-таки оставлю, – соглашаюсь с Натальей Михайловной.

А фамилию свою дам. Пусть Алексеев свою фамилию даёт своим детям. А Маша будет моя.

Затишье заканчивается, заходит новая волна покупателей и в магазине становится шумно. Писк сканеров сливается с жужжанием кондиционеров и голосами покупателей. К шести часам приходится открыть ещё одну кассу. Люди идут с работы, очереди становятся всё больше, хотя все кассиры работают максимально быстро. Я тоже игнорирую и урчащий живот, и как доченька стучит мне по мочевому. Если встану сейчас из-за кассы, то только вызову волну негодования. Приходится терпеть. Чувствую, как по виску стекает капля пота. Плотные рабочие рубашки не дают нормально проникать воздуху. Хорошо хоть свободные, не обтягивают.

Наклоняюсь немного вперёд, чтобы оценить длину очереди. Вроде уменьшается, насчитала человек десять. Ну это я ещё выдержу, но не больше. Иначе опозорюсь прям на кассе. В последнее время бегать по маленькому приходится очень часто.

Моё внимание привлекает блеснувшее на солнце стекло часов. Массивные ,с кожаным коричневым ремешком. Очень похожи на те, что носил Костя.

– Костя, давай возьмём этого мишку, – сквозь гул доносится до меня капризный голос девушки.

Меня будто кипятком обдаёт. Не может быть!

Боже, только не это!

Сердце подпрыгивает и оглушительно стучит в висках, когда я вижу до боли знакомый силуэт и руки. Их я не спутаю ни с чьими другими.

В очереди на кассе стоит мой самый дорогой человек и в то же время, тот, кого я больше никогда не хотела бы видеть.

И чем ближе он, тем сильнее мне хочется сбежать из-за кассы. А больше всего я боюсь, что он увидит мой живот.